Русскоязычная Вселенная выпуск № 15

Русскоязычная Россия

 

Алексей Фёдоров - Москва

 

Алексей Фёдоров, родился и живёт в Москве. Закончил Московскую Медицинскую Академию им. И.М. Сеченова, работает врачом-кардиохирургом, кандидат медицинских наук. Обозреватель и колумнист журналов «Здоровье» и «Сноб». Финалист международных литературных конкурсов «Русский Гофман», «Витебский листопад», лауреат Московского областного конкурса «Звёздное перо» имени Г. Кольцова в номинации «Поэзия». Публиковался в журнале «Зинзивер», участник ЛитО «Пиитер».

Материал подготовлен редактором раздела «Поэты и прозаики Санкт-Петербурга»

Феликсом Лукницким

Ночной трамвай маршрута номер три,

ты знаешь этот город изнутри,

скользишь колёсами по двум тупым ножам

и подбираешь сонных горожан.

 

Включу воспоминаний патефон

и пусть летит, качается вагон,

пусть за окном мерцают фонари

ночной маршрут трамвая номер три.

 

Греми доспехами, ныряй в густой туман,

звени, как полный мелочи карман,

притормози у тусклого огня

и в темноту высаживай меня.

бог

 

Написала бог с маленькой —
модно, и подружки так пишут тоже,
но душевный внезапно пропал покой,
неприятное чувство гложет.

Нервно курит, и надо в чат,
надо выстроить вечер,
а слова почему-то горчат, горчат.
Раздавила бычок — не лечит.

Ходили, гуляли, пили немного,
у забора нашли птенца
отпустили, а он упал на дорогу,
и на душе нехорошая такая тревога
словно обидела зря отца.

***

 

Иероглиф улиц меня от центра
вывел к дому, не удержав процента.
Дождь утих. Лишь большая воронья стая
шелестела в листве, её листая.

День прошел, как финал непростого матча,
возвышался фонарь корабельной мачтой.
Ненасытно прожектор по небу шарил,
находя и теряя воздушный шарик.

Я поднялся к себе, и, не раздеваясь,
лёг, всем телом тебя касаясь.
И тянулся из форточки приоткрытой
воздух, свежий и ядовитый.

 

***

 

Уедем с тобой в плохие места,
в хороших нас не поймут.
Я буду охранником у моста,
за это меня убьют.

Ты будешь играть вечерами в дартс,
пить виски и тёплый ром.
Всё то, что хорошего было в нас,
ты разглядишь в другом.

Вы будете вместе ходить на пляж
и под большой луной,
ты руку и сердце ему отдашь
закрепленные за мной.

Безжалостно время течёт в песок,
а там, под ним, пустота.
Я выброшусь вверх и наискосок
последним прыжком кита.

***

 

Ты удивишься, что Балчуг — остров,
и не подходит под пункты ГОСТа
за близость от крепостного рва.
Арбат — арба и орда — Ордынка,
и что славянского дно суглинка
меряне, вятичи, татарва.
Что первый — Минин, второй — Пожарский,
и в том киоске на Пролетарской
по-прежнему жироточит гриль.
Года идут, тяжело смириться,
что впереди их примерно тридцать
и нас, наверно, сдадут в утиль.

 

***

 

Достав коробку с антресоли,
мужчина средних лет ничем
не примечательного вида
присел немного отдохнуть.
Смотрел на порванные тапки
и слушал, как над головой,
уже почти касаясь кожи
свистели пули бытия.
Вздохнул, и медленно поднялся,
и начал молча собирать
надёжно спрятанные раньше
игрушки детства своего.
Вот самодельная рогатка
под папкой в ящике стола
и старая приставка Денди
и жёлтых картриджей набор.
Отнёс всё это на помойку,
ещё немного постоял,
махнул рукой, и быстрым шагом
вернулся в опустевший дом.
Открыв подаренный друзьями
с зелёной крышечкой кефир,
мужчина с детством попрощался
ему сегодня сорок лет.

***

 

Ничего не происходит
человек к стеклу приник,
перекрёсток переходит
одинокий дождевик.

Перепад высоток пьяных  —
шпиль царапает глаза,
в зоопарке обезьяны
и метро всем этим за.

Выпьем няня, где же кружка,
где фамильное вино?
Гром шарахнет, словно пушка
или рыба в домино.

Вечер душу раскурочит,
ветер тучи гонит прочь
и косой, неровный почерк
перемалывает ночь.

Лось

 

Когда тебе навстречу вышел лось
ты вспоминаешь всё, что не сбылось
и признаёшься в мелком и неважном.
И страшно хоть на миг вообразить,
как будешь перед богом егозить
если медведь появится однажды.
Лось, между тем, показывает бок
и медленно уходит на восток,
степенно, как чужой авианосец.
И ты, поняв, что снова жизнь легка,
косишься на него издалека
и шепчешь: испугался, рогоносец.

 

***

 

Молчи. Если угодно свой кулак
засунь поглубже, сковывая зубы.
Наш век — разговорившийся дурак,
себя перегружающий в ютубы.

Как много расплодилось воробьёв —
огромные клокочущие стаи,
и прилетают из других краёв
играющие словом попугаи.

Молчание, тем временем, лежит
в глубинах мирового океана,
и одинокий стражник сторожит
покой титана.