29 марта 2024  02:27 Добро пожаловать к нам на сайт!

Литературно-исторический альманах

Русскоязычная Вселенная. Выпуск № 21

от 15 января 2023 года

 Россия

 

Андрей Расторгуев

 

Андрей Расторгуев— поэт. родился в 1964 году в Магнитогорске. Окончил Уральский госуниверситет в Свердловске и Российскую Академию государственной службы при Президенте РФ в Москве. Кандидат исторических наук. Автор нескольких книг стихов, переводов и литературно-критических статей, многих публикаций в литературных журналах, участник ряда антологий.

 

СТИХИ

 

Зерна в жерновах

(из стихотворений 2022 года)

 

 

Оклеивают окна киевляне,

взамен бумаги нарезая скотч –

познание физических явлений

с умением ушедших поколений

в крови соединяется точь-в-точь.

 

Но от гражданской нынешней войны

прилёта ждут с обратной стороны,

где на востоке призрачной страны

в районе северодонецкой поймы

бетонной пылью позанесены

оконные расстрелянные проймы.

 

И посреди ленивой канонады

на свежем ветерке и матерке

по ту и эту сторону команды

разносятся на русском языке…

 

*    *    *

 

Разлом идёт на глубину, круша

былые дружбы призрачные в чате,

и говорит смятенная душа:

ни другу, ни врагу не отвечайте...

 

Чья сторона крива или права,

теперь не здесь решается, и даже

все правильные русские слова

сегодня тоже ходят в камуфляже.

 

И оттого сердешной тяжело

ступать босой по мысленному краю,

что понимаю, до чего дошло.

И что случится, если… – понимаю.

 

*    *    *

 

От красного вина

хмельна, недалеко

качается война,

как маятник Фуко.

Пойдёт налево – ах!

Пойдёт направо – бах!

И оседает страх

на сестриных губах.

 

От шевеленья льда

на тихие дворы

лавиною вода

срывается с горы,

а оглянись назад –

навряд ли на авось

поймёшь, кто виноват,

что это началось…

 

Во временнόй петле

раздвоились часы,

не стало на земле

ничейной полосы.

И не переменить,

коль маятник не врёт…

И как разъединить,

никто не разберёт.

 

*    *    *

 

Что было наперёд намечено,

оставь холодной головой

на мировой экономической

и на ещё не мировой.

 

На ошарашенное – на чертá? –

не враз находится ответ.

Одно понятно, что не начерно –

уж если решено и начато,

обхода и возврата нет.

 

Но всякое воспоминание

про довоенное житьё

ожесточает понимание

неотвратимости её.

 

*    *    *

 

Только душа сподобится

свыкнуться с межевой –

русская межусобица

снова на ножевой.

 

Родина начинается где,

без больших затей

заново сочиняется

для следующих детей,

чтобы могли упрочиться

Родины той же для

видеть в ином не родича –

кацапа да москаля…

 

Сами, с чужой подачи ли

между живой земли

белые, красные начали,

жовто-блакитные ли –

сколько опять укроется

степью, пока устроится

наземь кровавая взвесь…

Русская межусобица –

двое, другой не лезь…

 

Чёрточкою неброскою

в будущие умы:

если они малорусские –

много ли русские мы?

 

*    *    *

 

Из мира, где, сверкая и разя,

металл летает молнией мгновенной,

мне с вами вместе, добрые друзья,

хотелось бы вернуться в довоенный,

где А и Б сидели на трубе,

где на домах – не снайпера, а птицы…

 

Но если поезд вышел в точку Б,

он в точку А не может возвратится.

И в довоенном времени кому

бывало горем полниться до края,

где в точке Д недальней «Точка У»

взрывается, людей не разбирая.

 

*     *    *

 

В апреле на стенах моего дома

кто-то оставил две надписи:

«Нет войне!» и «За мир!»

 

Ходит кто-то при луне

по весенней тишине –

«Нет войне!» по штукатурке

мелом пишет на стене.

Восклицает, как по мне,

совершенно искренне.

Все мы, если не придурки –

люди мирные вполне.

 

Все по нынешнему дню

украинскую родню

видеть вовсе не желаем

обрекаемой огню.

И отречься от родни –

не по-русски, извини,

хоть седьмой воды родная

да на киселе – ни-ни.

 

Но, бывает, и родня

подпаляет среди дня,

и единое доныне

разделяет городня.

Вот и думай на раздвой

воспалённой головой,

кто теперь на Украине

свой да памятью живой.

 

Или все до глубины

корни выкорчеваны –

русских перелицевали

на манер Галичины,

чтобы снова шли холопы

нараспашку на копьё

не частинами Европы,

а подручными её?

 

Не по-русски свою мать –

город Киев – отдавать

тем, что с тёплого, жилого

окопались воевать.

Канули в степи навек

половец да печенег.

Невеликая обнова –

европейский человек…

 

Места в небе грозовом

мыслям нет о розовом,

коль нашла коса на камень

в этом ритме плясовом.

Потому и не спешу,

лозунг давний не пишу –

торопливыми руками

штукатурки не крушу.

 

И обратного ему

я руки не подыму

написать, поскольку вправду

мира надо каждому.

За него зовёт другая

надпись поверху стены –

в быстроте не уверяя,

горечи не умеряя,

только разум примиряя

с продолжением войны.

 

*    *    *

 

Хоть ещё Россия велика,

некуда опять нам на попятную.

Были войны после сорок пятого –

а подобной не было пока.

 

Жизнь моя в запасе прожита,

а не под зелёными погонами

потому, что жизней миллионами

наперёд оплачены счета.

 

Долгий мир не всякому вредит,

но, похоже, кончился кредит –

те, что не пошли на мировую,

новых повели на мировую.

 

*    *    *

 

«Я знаю, никакой моей вины…»

А. Твардовский

 

Сказали мне, что истина в вине

на этой необъявленной войне –

не том вине, что Бахусом божится,

но той вине, что на душу ложится

и до конца останется во мне.

Вина, мол, и отлична от вина

тем, что неисчерпаема до дна.

Мол, выбирая сторону, гляди –

как вывернется время впереди?..

 

Но тем вина опаснее вина,

что глубже мутит головы она,

и, думая, в чём точно виноват,

я вглядываюсь пристально назад,

где времени гремучая лоза

ещё соединяла голоса

единокровных и единомовных,

и не мешала правых и виновных

с землёй артиллерийская гроза.

 

Родичи

 

- За братьев их держать – напрасный труд,

каким бы ни случился общий предок.

Они тебя кастрируют, распнут –

и даже не пристрелят напоследок…

 

Так маленькая женщина одна,

чей китель предыдущая война

крестовым серебром отяжелила,

о нынешней со мною говорила.

Натаскивая молодых, она

за ленточку ещё не уходила,

но много можно, если захотеть,

в оптическом прицеле разглядеть.

 

Вернувшийся от харьковских околиц

из третьего похода доброволец

рассказывал, как вывезло ему,

когда из мрака выступили близко

фигуры, перемолвясь по-английски –

и по-английски канули во тьму.

Пролистывая памятные фотки

живых друзей, отныне, как подлодки,

погруженных в земную глубину,

он повторял былые позывные…

Места двоим достались именные,

а третий сгинул без вести в плену.

 

И за рулём полковник отставной,

седой с одною Красною Звездой,

что молодой был на войне иной –

тогда за речку горную ходили,

досадовал, что с ходу не срослось –

мол, вряд ли без измены обошлось,

когда войска к Осколу отводили.

А что до родичей – с той стороны

племянники мобилизованы…

 

Сошлись три человека, три войны,

вплетённые в историю страны

по-прежнему своей кому за сорок.

Глаза и фары вглядывались в ночь,

надеждою стараясь превозмочь

сгустившийся в неё осенний морок.

И Родина в ответ который раз,

какая есть, разглядывала нас.

 

***

 

На границе ветрено и скверно –

днями толпы очереди ждут.

Мальчики эпохи постмодерна

от мобилизации бегут.

Помолчи о долге – многа букоф.

В рюкзаках за каждою спиной

скоростные складни ноутбуков –

собственные окна в мир иной.

 

Не судить бегущего дай Боже –

всё, что об Отечестве напел,

сам я в девяностые, похоже,

детям передать не преуспел.

Сыщут ли пристанище подённо?

Поглядят в глаза ли без вины

мальчикам эпохи постмодерна,

что вернутся с нынешней войны?

 

****

 

- Если ты поэт –

что скажешь тем,

кто сегодня идёт в бой?..

Из недавнего разговора

 

Патриот был записной,

а теперь – засада…

 

Что ты скажешь, запасной

третьего разряда,

на стремительном пути

в третью мировую

тем, кому теперь идти

на передовую?

Не заученным «ура» –

побойчее мастера

топят за отвагу,

не изысканным стишком,

что врезается стежком

в кроткую бумагу –

а чтоб назад ни шагу…

 

Были мирные поля –

стали минные поля.

Снова их отяжеля

ношей урожая,

эта чёрная земля –

тоже русская земля,

вовсе не чужая,

не отрезанный ломоть,

если память не полоть.

У кого прополота –

свастика наколота.

 

И мы руками не белы

и душой не все целы –

нас годами с противня

не снимает Родина.

Вот и ропщем в глубине

о родимой стороне,

да считаться с ней обидами

зазорно на войне.

 

Скажем без обиняка:

и среди молодняка –

что хотели, получите –

нынче нет наивняка.

Жизнь в России дорога

и без внешнего врага,

и сама собою тоже

непременно дорога.

 

А посередине дня

европейская броня

снова прёт, как в сорок первом,

под завесой артогня,

и за этою бронёй –

те, что более роднёй

не желают называться,

почитая болтовнёй...

 

Настоящая родня

не чурается меня,

да захлопнута пока что

с того края западня.

От заката стервотá,

аппетитом налита,

русской плоти налетела

наклеваться досыта –

говорят, из Польши

всё больше и больше.

 

Поровну на свете

им и те, и эти –

пусть по обе стороны,

мол, нажрутся вороны,

как не ели отродясь,

а Россия зажилась –

тесаком медвежьим

на куски порежем,

выдерем с корнем

да свиньям скормим…

 

Короче, для ясности:

Родина в опасности –

остальное, стало быть,

частности…

 

Те, что вышли из огня,

скажут более меня,

мать, жена, отец солдата

скажут более меня.

А коль снова да ладом

про Отечество и дом –

если дома не утратил,

добирается с трудом.

 

Слово прежнее давно,

если не истреблено –

в шуточку обращено,

языком истреплено...

В свой останется черёд

отвечать, когда дойдёт

дело и до третьего.

Rado Laukar OÜ Solutions