Литературно-исторический альманах
Русскоязычная Вселенная. Выпуск № 21
от 15 января 2023 года
Россия
Андрей Расторгуев
Андрей Расторгуев— поэт. родился в 1964 году в Магнитогорске. Окончил Уральский госуниверситет в Свердловске и Российскую Академию государственной службы при Президенте РФ в Москве. Кандидат исторических наук. Автор нескольких книг стихов, переводов и литературно-критических статей, многих публикаций в литературных журналах, участник ряда антологий.
СТИХИ
Зерна в жерновах
(из стихотворений 2022 года)
Оклеивают окна киевляне,
взамен бумаги нарезая скотч –
познание физических явлений
с умением ушедших поколений
в крови соединяется точь-в-точь.
Но от гражданской нынешней войны
прилёта ждут с обратной стороны,
где на востоке призрачной страны
в районе северодонецкой поймы
бетонной пылью позанесены
оконные расстрелянные проймы.
И посреди ленивой канонады
на свежем ветерке и матерке
по ту и эту сторону команды
разносятся на русском языке…
* * *
Разлом идёт на глубину, круша
былые дружбы призрачные в чате,
и говорит смятенная душа:
ни другу, ни врагу не отвечайте...
Чья сторона крива или права,
теперь не здесь решается, и даже
все правильные русские слова
сегодня тоже ходят в камуфляже.
И оттого сердешной тяжело
ступать босой по мысленному краю,
что понимаю, до чего дошло.
И что случится, если… – понимаю.
* * *
От красного вина
хмельна, недалеко
качается война,
как маятник Фуко.
Пойдёт налево – ах!
Пойдёт направо – бах!
И оседает страх
на сестриных губах.
От шевеленья льда
на тихие дворы
лавиною вода
срывается с горы,
а оглянись назад –
навряд ли на авось
поймёшь, кто виноват,
что это началось…
Во временнόй петле
раздвоились часы,
не стало на земле
ничейной полосы.
И не переменить,
коль маятник не врёт…
И как разъединить,
никто не разберёт.
* * *
Что было наперёд намечено,
оставь холодной головой
на мировой экономической
и на ещё не мировой.
На ошарашенное – на чертá? –
не враз находится ответ.
Одно понятно, что не начерно –
уж если решено и начато,
обхода и возврата нет.
Но всякое воспоминание
про довоенное житьё
ожесточает понимание
неотвратимости её.
* * *
Только душа сподобится
свыкнуться с межевой –
русская межусобица
снова на ножевой.
Родина начинается где,
без больших затей
заново сочиняется
для следующих детей,
чтобы могли упрочиться
Родины той же для
видеть в ином не родича –
кацапа да москаля…
Сами, с чужой подачи ли
между живой земли
белые, красные начали,
жовто-блакитные ли –
сколько опять укроется
степью, пока устроится
наземь кровавая взвесь…
Русская межусобица –
двое, другой не лезь…
Чёрточкою неброскою
в будущие умы:
если они малорусские –
много ли русские мы?
* * *
Из мира, где, сверкая и разя,
металл летает молнией мгновенной,
мне с вами вместе, добрые друзья,
хотелось бы вернуться в довоенный,
где А и Б сидели на трубе,
где на домах – не снайпера, а птицы…
Но если поезд вышел в точку Б,
он в точку А не может возвратится.
И в довоенном времени кому
бывало горем полниться до края,
где в точке Д недальней «Точка У»
взрывается, людей не разбирая.
* * *
В апреле на стенах моего дома
кто-то оставил две надписи:
«Нет войне!» и «За мир!»
Ходит кто-то при луне
по весенней тишине –
«Нет войне!» по штукатурке
мелом пишет на стене.
Восклицает, как по мне,
совершенно искренне.
Все мы, если не придурки –
люди мирные вполне.
Все по нынешнему дню
украинскую родню
видеть вовсе не желаем
обрекаемой огню.
И отречься от родни –
не по-русски, извини,
хоть седьмой воды родная
да на киселе – ни-ни.
Но, бывает, и родня
подпаляет среди дня,
и единое доныне
разделяет городня.
Вот и думай на раздвой
воспалённой головой,
кто теперь на Украине
свой да памятью живой.
Или все до глубины
корни выкорчеваны –
русских перелицевали
на манер Галичины,
чтобы снова шли холопы
нараспашку на копьё
не частинами Европы,
а подручными её?
Не по-русски свою мать –
город Киев – отдавать
тем, что с тёплого, жилого
окопались воевать.
Канули в степи навек
половец да печенег.
Невеликая обнова –
европейский человек…
Места в небе грозовом
мыслям нет о розовом,
коль нашла коса на камень
в этом ритме плясовом.
Потому и не спешу,
лозунг давний не пишу –
торопливыми руками
штукатурки не крушу.
И обратного ему
я руки не подыму
написать, поскольку вправду
мира надо каждому.
За него зовёт другая
надпись поверху стены –
в быстроте не уверяя,
горечи не умеряя,
только разум примиряя
с продолжением войны.
* * *
Хоть ещё Россия велика,
некуда опять нам на попятную.
Были войны после сорок пятого –
а подобной не было пока.
Жизнь моя в запасе прожита,
а не под зелёными погонами
потому, что жизней миллионами
наперёд оплачены счета.
Долгий мир не всякому вредит,
но, похоже, кончился кредит –
те, что не пошли на мировую,
новых повели на мировую.
* * *
«Я знаю, никакой моей вины…»
А. Твардовский
Сказали мне, что истина в вине
на этой необъявленной войне –
не том вине, что Бахусом божится,
но той вине, что на душу ложится
и до конца останется во мне.
Вина, мол, и отлична от вина
тем, что неисчерпаема до дна.
Мол, выбирая сторону, гляди –
как вывернется время впереди?..
Но тем вина опаснее вина,
что глубже мутит головы она,
и, думая, в чём точно виноват,
я вглядываюсь пристально назад,
где времени гремучая лоза
ещё соединяла голоса
единокровных и единомовных,
и не мешала правых и виновных
с землёй артиллерийская гроза.
Родичи
- За братьев их держать – напрасный труд,
каким бы ни случился общий предок.
Они тебя кастрируют, распнут –
и даже не пристрелят напоследок…
Так маленькая женщина одна,
чей китель предыдущая война
крестовым серебром отяжелила,
о нынешней со мною говорила.
Натаскивая молодых, она
за ленточку ещё не уходила,
но много можно, если захотеть,
в оптическом прицеле разглядеть.
Вернувшийся от харьковских околиц
из третьего похода доброволец
рассказывал, как вывезло ему,
когда из мрака выступили близко
фигуры, перемолвясь по-английски –
и по-английски канули во тьму.
Пролистывая памятные фотки
живых друзей, отныне, как подлодки,
погруженных в земную глубину,
он повторял былые позывные…
Места двоим достались именные,
а третий сгинул без вести в плену.
И за рулём полковник отставной,
седой с одною Красною Звездой,
что молодой был на войне иной –
тогда за речку горную ходили,
досадовал, что с ходу не срослось –
мол, вряд ли без измены обошлось,
когда войска к Осколу отводили.
А что до родичей – с той стороны
племянники мобилизованы…
Сошлись три человека, три войны,
вплетённые в историю страны
по-прежнему своей кому за сорок.
Глаза и фары вглядывались в ночь,
надеждою стараясь превозмочь
сгустившийся в неё осенний морок.
И Родина в ответ который раз,
какая есть, разглядывала нас.
***
На границе ветрено и скверно –
днями толпы очереди ждут.
Мальчики эпохи постмодерна
от мобилизации бегут.
Помолчи о долге – многа букоф.
В рюкзаках за каждою спиной
скоростные складни ноутбуков –
собственные окна в мир иной.
Не судить бегущего дай Боже –
всё, что об Отечестве напел,
сам я в девяностые, похоже,
детям передать не преуспел.
Сыщут ли пристанище подённо?
Поглядят в глаза ли без вины
мальчикам эпохи постмодерна,
что вернутся с нынешней войны?
****
- Если ты поэт –
что скажешь тем,
кто сегодня идёт в бой?..
Из недавнего разговора
Патриот был записной,
а теперь – засада…
Что ты скажешь, запасной
третьего разряда,
на стремительном пути
в третью мировую
тем, кому теперь идти
на передовую?
Не заученным «ура» –
побойчее мастера
топят за отвагу,
не изысканным стишком,
что врезается стежком
в кроткую бумагу –
а чтоб назад ни шагу…
Были мирные поля –
стали минные поля.
Снова их отяжеля
ношей урожая,
эта чёрная земля –
тоже русская земля,
вовсе не чужая,
не отрезанный ломоть,
если память не полоть.
У кого прополота –
свастика наколота.
И мы руками не белы
и душой не все целы –
нас годами с противня
не снимает Родина.
Вот и ропщем в глубине
о родимой стороне,
да считаться с ней обидами
зазорно на войне.
Скажем без обиняка:
и среди молодняка –
что хотели, получите –
нынче нет наивняка.
Жизнь в России дорога
и без внешнего врага,
и сама собою тоже
непременно дорога.
А посередине дня
европейская броня
снова прёт, как в сорок первом,
под завесой артогня,
и за этою бронёй –
те, что более роднёй
не желают называться,
почитая болтовнёй...
Настоящая родня
не чурается меня,
да захлопнута пока что
с того края западня.
От заката стервотá,
аппетитом налита,
русской плоти налетела
наклеваться досыта –
говорят, из Польши
всё больше и больше.
Поровну на свете
им и те, и эти –
пусть по обе стороны,
мол, нажрутся вороны,
как не ели отродясь,
а Россия зажилась –
тесаком медвежьим
на куски порежем,
выдерем с корнем
да свиньям скормим…
Короче, для ясности:
Родина в опасности –
остальное, стало быть,
частности…
Те, что вышли из огня,
скажут более меня,
мать, жена, отец солдата
скажут более меня.
А коль снова да ладом
про Отечество и дом –
если дома не утратил,
добирается с трудом.
Слово прежнее давно,
если не истреблено –
в шуточку обращено,
языком истреплено...
В свой останется черёд
отвечать, когда дойдёт
дело и до третьего.