Русскоязычная Вселенная № 14

Литературный альманах "Глаголъ" (Франция)

Елена Кондратьева-Сальгеро (Франция)

Родилась в Москве. Окончила МГПИИЯ им. Мориса Тореза.С 1989 г. живёт во Франции. Публикуется во многих изданиях России, составляет и редактирует парижский литературный альманах «Глаголъ».

Матильда и петушок

Солнечно всё — день, дом, мир...
Вся дюськина жизнь сегодня — сплошные лучи, лучики и лучата. Дюська выходит в плескающийся под солнцем сад, задирает нос к небесам и смотрит в будущее через мутноватую сладость карамельного
петушка на деревянной палочке.
Петушка привезли и подарили гости из России. Петушок похрустывает в прозрачной обёртке, искрится и утверждает, что всё всегда будет хорошо.
B этом Дюська пока ещё и сама уверена.
Вслед за серым котом, хвост которого, как перископ, поднимается над волнами нестриженной травы, Дюська пробирается в дальний угол сада, где между камнями рассыпчатого известняка, густо покрытыми цепким плющом, живёт в стене настоящая тайная брешь.
В брешь свободно проходит серый кот или средней величины собака.
Или протискивается маленький ребёнок. Лет до девяти.
За брешью — чужой соседский сад. Соседский дом так долго стоял пустым и сад так долго был ничьим, потому что никто всё это не покупал, что и серый кот, и Дюська давно и преспокойно обследовали каждый закоулок в густом лабиринте нестриженных кустарников сразу за брешью. Там, где кончаются кустарники, начинаeтся холёная лужайка, с которой хорошо просматриваeтся терраса. Кот по лужайке выхаживал
спокойно, как англичанин на поле для гольфа. А Дюська боялась и обычно ограничивала свои скромные тайные визиты на соседнюю территорию закустовыми похождениями.
В этих «закустах», где она обустроила несколько «комнат», вымела пол старой одёжной щёткой и иногда оставляла спать куклу Светку,
Дюська и намереваeтся сегодня вкусить настоящую сладость жизни, лета, запретa, тайного визита и петушка.
Дюська на четвереньках протискивается между камнями в щедрую тень зелёного лабиринта. Отряхивает известняковую крошку с плеч, землю с колен, согнувшись пополам, пробирается в следующий за входом
кустовый закоулок и оказывается нос к носу с маленькой пухлой девочкой лет пяти, сидящей на корточках в чисто выметенной самой Дюськой «спальне», рядом с «гнездом» из жухлых листьев, в коем почивает плюшевый пингвин.
Девочка и Дюська замирают и молча смотрят друг на друга. Обе даже не вздрагивают, когда прямо между ними пулей проносится серый кот и ныряет обратно в брешь.
Со стороны лужайки слышен женский голос. Не спуская с девочки глаз, Дюська присаживается на корточки рядом с ней. Oбе поворачивают головы и вглядываются сквозь густые ветви. B сторону шезлонга, распластавшегося в паре метров от их укрытия, идёт молодая женщина в купальнике, соломенной шляпе, тёмных очках. У женщины красиво уложенные тёмные волосы и свежий маникюр: это видно по изящно оттопыренным пальцам, которыми она держит мобильный телефон, не прикасаясь ни к уху, ни к причёске. Женщина смеётся, опускается в шезлонг и с удовольствием растягивается, продолжая говорить.
«...с этим переездом! Да ещё в такую жару!.. Шарлотта обещала помочь с домработницей, oна же совсем рядом… Pекомендует свою, но та сейчас в отпуске. Вообще все в отпусках, какой-то кошмар: няню тоже
пока не нашли... Да я на любую согласилась бы! Я уже не выношу её совсем! Элиот целый день в офисе, а я, как проклятая, с ней вожусь! Вечером сил нет совсем... Совсем нет сил! Она всё время под ногами! Молчит и смотрит своими телячьими глазками. Ругаешь её — плачет и смотрит.
Говоришь, пойди, займись чем-нибудь — смотрит и не уходит! Вечером
Элиоту жалуется: мама со мной совсем не играет! Он говорит, ну, Матильда, ну ты ты же видишь, мама занята, маме тяжело. Знаешь, что отвечает?! Говорит, мама не занята! Мама не хочет, чтобы я с ней играла!
Представляешь?.. И вот так — каждый день. И духота эта страшная…
A она ещё вся такая толстая и всё время потная — бр-р-р!.. Я, честное слово, не в состоянии это терпеть! Скорей бы уж садик или хоть няня...»
У Дюськи внезапно начинает звенеть в ушах, и она больше не слышит, что говорит женщина в шляпе из шезлонга, потряхивая ногой в элегантной сандалии и разглядывая маникюр на свободной от телефона руке. Дюська испуганно взглядывает на девочку. Девочка, не отрываясь,
смотрит в пространство и не поворачивает головы.
Дюське становится страшно. Почему-то хочется заткнуть уши, закрыть глаза, покричать и потопать ногами. А потом проснуться под чьими-то тёплыми ладонями, которые будут гладить по голoве и кто-то тихо-тихо скажет: «Ш-ш-ш... Всё, всё... Всё прошло... Перевернись на другой бок... Это просто сон... Страшный сон... Он больше не вернётся... Перевернись скорее!..»
Дюська крепко зажмуривается и пятится к бреши в стене, куда всего за несколько секунд до крушения старого мира благоразумно ушмыгнул серый кот.
У самой бреши она открывает глаза и видит, что девочка всё так же
сидит на корточках, всё в той же позе, глядя прямо перед собой.
Глаза у девочки огромные и сухие.
Что-то сильно щёлкает и больно отдаётся внутри у Дюськи. Или это с хрустом ломается заблудшая ветка под дюськиными сандалиями.
Девочка поворачивает голову и теперь смотрит сквозь Дюську на брешь в глухой стене из белого известняка за её спиной.
Совсем ничего не соображая, Дюська, всё так же полусогнувшись, на четвереньках, быстро перебирается к девочке, хватает её за руку и кладёт ей в ладонь карамельного солнечного петушка.
Потом бросается к бреши и вырывается на свободу в родные лопухи, поцарапав плечо о каменную кладку стены.
В ничего не подозревающем саду, где-то за кипарисами, у мангала, слышны смех и голоса гостей. В полосатом гамаке беззаботно и бездумно спит любимая кукла Светка. На самом большом из солнечных пятен в шёлковой траве лениво лижется серый кот.
Здесь никто ничего не знает. Здесь карамельный мир в прозрачной обёртке и жизнь состоит сплошь из света — лучей, лучиков и лучат.
От того душно-страшного сна, где остались девочка и петушок, этот добрый и лучистый сон отделяет только непрочная каменная кладка, крошащаяся белым известняком.
И брешь. Которую можно расширить или заделать.
На неприятно тяжёлых, ватных и дрожащих ногах Дюська подходит к серому коту, садится рядом в мягкую траву и привычным маминым жестом чешет ему подбородок.
Мы никогда, никому, ничего не расскажем, думает Дюська. Никогда. Ничего. Никому.
Кот зевает и искоса бросает на неё снисходительный зелёный-презелёный, сочащийся хитрой мудростью взгляд.