Если б ведала только, как холодно мне без тебя.

Даже северный ветер не кажется злым и суровым,

Незаметною осенью, первым листком сентября

Начался листопад жёлтым, серым и ярко-багровым.

Оглянись на меня, это я поднимаю листок –

Черновик этой осени, словно пустую страницу.

И увидишь во мне неуклюжую чёрную птицу –

Занесённую стаей на Ближний, но дальний восток.

сводим концы с концами

сводим друг с другом счёты

пьём коньяк с леденцами в сердце черно и глухо

словно торт юбилея премии делим почёты

пролито сколько елея а на душе сухо

нету подсказок readme света пьяна арена

жизнь прогорает в гаме пальцы ломают перстни

и в бесконечном ритме волком поёт сирена

и у нас под ногами торф выгорает в бездне

Знаки препинания жизни

Этот – жил? –

знак вопросительный.

А этот – жил! –

знак восклицательный.

А этот – просто жил –

а был человек замечательный...

У врача

Что наше сердце, друг – беспомощная мышца,

Сам чёрт не разберёт, как лечится она.

Не разорвать ей круг, чем издавна томишься,

И не нащупать брод там, где не видно дна…

Приподнимает жизнь таинственный свой полог,

Сердечко-то она вручила напрокат.

И смотрит на меня печально кардиолог,

А я гляжу в окно, где плавится закат.

* * *

Всё живу –

и трачу,

трачу,

трачу…

Не коплю на день последний свой.

Даже не надеясь на удачу,

знаю – всё окупится с лихвой.

Где ни спишь –

в постели,

на скамейке,

как живёшь – достойно ли,

греша,

если в жизнь не вложишь ни копейки,

то она не стоит ни гроша!

Вожди

Все вожди – подлецы,

все – дерьмо.

Руки тянут за властью и славой

В роковое тиранье ярмо,

И дорогой ведут нас кровавой.

Если пикнешь, то сразу – под дых,

Тот, кто против – подлец и мятежник.

И хрустят под ногами у них

Наши судьбы, как зимний валежник.

Варяг

Не езди в автобусе, мне говорят,

А я на советы плюю.

«Врагу не сдается наш гордый Варяг…»

На заднем сиденье пою.

Мотив выбирать не прикажешь устам,

Сто раз повторяю подряд:

«Наверх вы, товарищи, все по местам...»,

Мол, вот он, последний парад.

Не думал, клянусь вам, что будет теперь

Так моден о крейсере хит.

Смотрю на входящих в автобуса дверь,

И чудится в каждом шахид.

Цена

В мире много вещей не имеют цены,

От громадных строений

до хрупких идей.

Нет цены у Великой китайской стены,

Нет цены и у дружбы великих людей.

А с другой стороны – на глазах пелена,

Одного не понять уголками души:

Какова у работы любимой цена,

Если платят за эту работу гроши?

Конец февраля

Конец февраля.

На прилавках клубника,

Да как не попробовать сладких щедрот.

Мне сок «ассорти» наливают: «Хлебни-ка!»

Нектар, да и только, но градус не тот!

Я щурюсь от счастья,

весны

и азарта,

Как спринтер, который выходит на старт.

Мне много не надо – дожить бы до завтра,

В котором февраль превращается в март.

Пташка

Поэт не должен говорить на «ты»

Ни с ласточкой, ни с камнем, ни с судьбою.

Тамара Габбе

Дни стали светлей и длиннее,

деревья цветут не спеша.

Вот пташка на ветке,

под нею

сижу я, неслышно дыша.

Расплакалась звонко пичуга,

прощаясь с ушедшей зимой

её приютившего юга,

но время – на север, домой.

И в дивных сиреневых звуках,

в которых и горечь, и боль,

о прошлых потерях-разлуках

грустит бесконечный бемоль.

И каждое треньканье в душу,

как тонкой иглы остриё...

И кто я такой, чтобы слушать

печальные тайны её.

Вечер в Иерусалиме

Обычный вечер в Иерусалиме.

Заката бесподобна перспектива.

И, отшумев проблемами своими,

Темнеет белокожий день лениво.

Затягиваю шторою оконце,

Ложусь в постель – ночной предаться лени.

А там за горизонт садится солнце,

Садится солнце Богу на колени…

* * *

Не устраиваю торг:

Что прошло – прошло и баста.

И не взять взаймы чуток –

Смерть сурова и зубаста.

Но сгораю от стыда –

Что советовать потомку,

Если в жизни не всегда

Успевал стелить соломку.

Я в душу заглянул…

Я в душу заглянул –

Чего там только нет:

От пианино стул,

Коллекция монет,

Домашнее зверьё,

Я – лет пяти-шести,

Такое все старьё,

А глаз не отвести…

Когда не хватит сердцу букв...

Когда не хватит сердцу букв,
шепча слова ли,

стих кроя ли,

и пальцев трепетный бамбук
бездумно ринется к роялю,
и хлынет звуков круговерть,
и снова лад в душевном гаме.
Лишь только музыке пропеть
то, что не выразить словами.

Дуэт

Этой музыке тысячи лет,

Бесконечной,

волшебной

и зыбкой.

Мы играем всё тот же дуэт,

Ты, конечно же, первая скрипка!

Не у рампы, где плещут огни,

И не в платье, слепящем атласом,

А в квартире, где вечно в тени,

Я всё время ворчу контрабасом.

Он был – поэт…

Он был поэт,

писал по мере сил.

Реальность – очень горькое лекарство:

Пришла любовь, он отдал ей полцарства,

Трёх сыновей за это получил.

Растить детей – вот радости предел,

Растить детей – нелёгкая наука.

А для него была такая мука –

Поэзия осталась не у дел.

Поэтом меньше – это ли беда!

Поэтом меньше – это ли потеря?

Но ни одна из тысяч бухгалтерий

Урон не подсчитает никогда.

Я тебя завоюю…

Я тебя завоюю.

Готов арсенал

Для внезапной атаки десанта.

Я под вечер сонеты Шекспира читал

И горящие строки из Данта.

Напоследок присяду

и залпом – сто грамм,

Так заведено перед атакой.

И – вперёд!

За любовь!

За прекраснейших дам!

С белым флагом под мышкой.

На всякий...

Жасмин

Ах, как пахнет жасмин в середине марта,

Растворяя в себе голубой озон,

Ах, жасмин, – ты весны козырная карта,

Открываешь любви прерванный сезон.

Снова тянет силком к женской половине,

Сколько мыслей дурных голову мутят,

Ах, какой у любви аромат жасминий,

Сам не знаю, чего только раз женат!

Остроумие

Конечно, остроумие – талант,

Которым нужно пользоваться гибко,

Не уколоть, как шпагой дуэлянт,

А просто осветить лицо улыбкой.

Мы всех не помним, павших от острот,

Хранит секрет история немая…

А всё же по таланту выше тот,

Кто хохотать умеет,

понимая...

Боль

Она не весит ни карата,

её не снимет акамол.

Она –

предательство,

утрата,

невидимой иглы укол.

Нас многому не учат в школе,

но объясняет бытиё,

что есть такая степень боли,

когда не чувствуешь её.

Шахматист

Конец.

Дела обычные – инфаркт.

Он отдал жизнь дебютам да гамбитам,

Вверх не взлетел, и быть ему забытым,

В семействе шахматистов – это факт.

И всё-таки на шахматном пиру

Его помянут – только по-другому,

Назавтра, за неявку на игру,

Судья поставит нолик –

как живому!

Доброта

Подобрали собаку на улице,

а кота принесли с помойки,

Мы сделали им прививки,

и кормим неплохо, кстати.

А по ночам эта парочка

дрыхнет на нашей койке,

А мы с женою на коврике,

который возле кровати.

Non c'e pace tra gli ulivi

Сижу под густой и зелёной оливой,

Не ждите, товарищи, рифму «счастливый»,

Нет счастья пока что от этих олив

Для тех, кто воинственен и тороплив.

Оливки не ем в маринованном виде,

Хотя на оливу совсем не в обиде,

И воет над нею в полёте фугас,

Поскольку нет мира давненько у нас.

Сижу под густой и зелёной оливой,

Жду рифму, товарищи…

Я – терпеливый…

Поэт next

В эти дни, в минуты эти,

средь людских несметных орд,

он живёт на белом свете

человетер-пчеловорд.
Ни кредитки, ни визитки,
ковшик на электроплитке,

ковшик там, где Млечный путь.

И висит на интернитке
вся его земная суть…

Что там во Франции!

Чадит над планетой от озера Чад
до парка, где спят вигеландовы грации.

Везде льётся кровь, а газеты кричат:
А что там во Франции!

А что там во Франции?

Там лопнул нарыв, расползается гной,
и нынче не видно опасней субстанции…
Не поздно ль газеты исходят слюной:
Два дня – и забудут

Про что там во Франции…

Говорильня

Толстяки говорят о модных диетах.

Курильщики говорят о вреде курения.
Пьяницы говорят о вреде алкоголя.
Воры говорят о борьбе с коррупцией.

Генералы говорят о мире, готовясь к войне.

Убийцы говорят о негуманном отношении к ним,
Политики говорят, что думают о народе, набивая свой карман,
Врачи говорят о побочных действиях таблеток,
которые сами прописывают,
И лишь в доме повешенного не говорят о верёвке…