,,А орешки непростые.

Все – скорлупки золотые.

Ядра – чистый измуруд,,

 

 

 

Лететь выпало через Цюрих.

Два часа в аэропорту растянулись на десять, самолет на Прагу задерживали по неизвестной причине.

За окнами, от пола до потолка, с черного неба падал снег.

То и дело кто-то невидимый объявлял очередную посадку на трех языках.

Названия городов завораживали.

Блестящие нити, шары и гирлянды вокруг напоминали о скором Рождестве.

Так отчего же так грустно, господи?

Инга расположилась рядом с кофейней.

Во-первых – запах.

Во-вторых – острое чувство одиночества, его надо было срочно лечить – люди, лица, жесты, незнакомые слова — никогда не знаешь, что пригодится.

А самое главное – ей необходимо придумать, как избавиться от своего сумасшедшего мужа, который к тому же недавно умер.

Хотя муж и дал насчёт этого точные указания.

Пятница тринадцатого Карлов мост …

- Бывший муж, - поправила себя Инга, - и бывший сумасшедший. Потому что нельзя считать сумасшедшим покойного.

- Бес-покойного, - произнес кто-то рядом, Инга подскочила, обернулась. Никого.

И как, спрашивается, с этим жить?

- Голоса. Я слышу голоса. Вернее, его голос. Но это невозможно, значит, я теперь тоже сумасшедшая. А как все хорошо начиналось когда-то…

Когда-то Инга работала переводчиком.

Двадцать лет назад, на международной астрономической конференции, она познакомилась с Пабло, в тот раз ей несказанно повезло, с русской группой должен был ехать один неприятный тип, по имени Вовчик, которого всегда и везде посылали первым по причине тесных контактов с ,,органами,, но Бог шельму метит – именно накануне этой поездки Вовчик сломал ногу, вместо него — по статусу, опыту и связям — могла отправиться Лялька Чайкина, но Лялька оказалась сильно беременной, так случай нашел Ингу, а Инга нашла Пабло.

— Что вы делаете сегодня вечером?

— То же, что и вы.

Не любовь, но страсть, так бывает, между ними заискрило, после конференции Инга вернулась в Москву и объявила родным, что уезжает.

Родных у Инги не было.

Родители—геологи погибли, когда девочке было семь, бабушка умерла два года назад, а дедушка, которого никто и никогда кроме бабушки не видел, сгинул давным-давно в лагере.

Родных у Инги не было, но были могилы, вот к ним она и отправилась в первые выходные после приезда.

С маленьких овальных портретов смотрели любимые лица.

- А орешки непростые. Все скорлупки золотые… - прошептала Инга заветное, провела ладонью по бабушкиному застывшему лицу.

В детстве бабушка читала ей Пушкина.

Книг в доме было так много, что кроме них ничего другого и не было.

- Я буду читать тебе Пушкина, - говорила бабушка, - Остальное прочтешь сама. Пушкина надо читать вслух. Как заклинание. Как заговор на счастье. Как охранную грамоту. Слушай:

- Ядра – чистый изумруд.

- Пассажиров рейса …. Цюрих – Прага просим подойти к выходу номер….

Инга подхватила сумку, перекинула через плечо, принялась вертеть головой в поисках правильного направления.

- Нам сюда, пошли, - кто-то потянул ее за рукав.

Оглянулась – никого. Вздохнула, пошла на голос.

 

….

 

— Почему Прага? — это первое, что смогла произнести Инга.

Адвокат замялся.

— Ваш муж… Ваш бывший муж… Мы оба знаем, что он был человек со странностями. Гм-мм.

— И все-таки. Мне кажется, я имею право хотя бы понять мотивы… Если хотите, логику происходящего.

— Логика… Вы никогда не задумывались, что логика — понятие растяжимое? И то, что кажется логичным вам, может оказаться совершенно неприемлемым, и даже диким, кому-то другому?

Оказалось, что Пабло завещал все своё немалое состояние их внучке Амалии, при условии, что его прах будет развеян с Карлова моста, обязательно в пятницу тринадцатого и обязательно его бывшей женой — Ингой Апплмахер, в девичестве Меншиковой.

Да, она оставила его фамилию.

Да, она не переставала его любить и после развода тоже.

— Какая диковинная у тебя фамилия, Апплмахер. Продавец яблок.

— Немецкая. Это фамилия отца. Мамина была Феллучи. Мама из Италии.

- Но ты говорил, что родился в Аргенитине.

- Родиться можно - где угодно. А по крови я немного немец, немного итальянец. Мой дед, тот самый, который Апплмахер, был э-э-э… фашистом. Он убежал в Аргентину. Перед самым концом войны.

- И как тебе с этим?

- С чем именно?

Инга посмотрела на Пабло внимательно, пытаясь разглядеть неуловимые обычному глазу ,,фашисткие,, черты лица.

- Ну с тем, что твой дед… И все такое…

- А, вот ты про что, - Пабло пожал плечами, - Это было долгое … осознание… или привыкание, не знаю, как правильно сказать. Но я сумел, у меня получилось справиться. Кстати, именно размышления на эту тему помогли мне придумать мою теорию.

- Что за теорию?

Тогда Инга и услышала в первый раз про теорию Блуждающих смыслов.

И сразу после этого ей стало спокойно и хорошо. Она перестала вглядываться в его лицо, потянулась к вазочке с малиной, пошутила:

— Я буду звать тебя Апплштрудель. Яблочный Пирог. Можно?

— Тебе можно все.

— Так уж и все?

— Пока — да.

— Почему пока? Ты собираешься меня бросить?

— Я — нет. Но со временем меня бросишь ты.

— Ты всегда все знаешь по своих женщин?

— Пожалуй, да.

Она швыряет в него подушкой, смеясь и негодуя одновременно.

А потом они поженились.

И она стала частью Яблочного Пирога.

В те странные года из России уезжали все подряд.

Лица на могильных медальонах благословили ее, и Инга тоже уехала.

Пабло встречал ее в аэропорту Трюдо.

— Отчего Монреаль? Ты разве канадец?

— Я — гражданин мира, — важно ответил он, — Но с канадским паспортом. Пойдём скорее. Надо оформить документы. Через две недели мы уезжаем.

Инга хотела спросить — Куда?

Но вдруг поняла, что ей все равно.

Это было двадцать лет назад.

Десять лет спустя они разошлись.

А сейчас Пабло умер.

ГЛАВА ВТОРАЯ Пабло

Пабло точно знает, почему на той конференции он обратил на неё внимание. Скулы слишком острые. Можно порезаться. Чёрные длинные волосы. Глаза цвета осенней травы. Про глаза - это он уже потом придумал. От восторга. Когда наклонялся над ней и шептал губами в шею:

— У тебя глаза - как у ведьмы. И вся ты ведьма. За это я тебя и люблю. Впрочем, тебе все равно, я знаю.

— Ну как же все равно? - смеялась Инга, - Женщине такие слова - что нектар. Скажи ещё.

— Ни за что. И так уже ты меня совершенно приручила. Одомашнила.

— Выходит ты дикий раньше был?

— Не больше, чем ты, моя красавица. Не больше, чем ты.

Их отношения развивались по нарастающей целых десять лет, но однажды зашли в тупик и нашли выход – развод.

Впрочем, у них остался сын. А потом появилась внучка.

- Амалия, - шепчет Пабло, - Есть такой цветок.

Амалии четыре, а она еще не говорит.

Но не это волнует Пабло.

- Ребенка нужно любить, - бормочет он, - А не вот это все.

Родители Амалии – Грег и Стейси - были похожи на многих родителей в мире, а еще – на Пабло и Ингу в молодости.

Это только сейчас, годы спустя, Пабло понял, что ребенка надо просто любить. А психологи и развивающие занятия хороши, но лучше, если этим будут заниматься не чужие люди, а родители.

Но Стейси честолюбива и упряма. У нее узкие, будто вырезанные лезвием, губы, и Грег, конечно, во всем ее слушает.

— Следующий!

Пабло вздрогнул, оглянулся.

Он и сам не помнил, как оказался в аэропорту. И что он здесь делал — тоже не помнил.

— Ты, да. В желтой куртке.

К нему приближалась тележка, на таких развозят инвалидов, чтоб на рейс не опоздали. Тележкой управлял паренёк в полосатой вязаной шапке.

— Нравится? - спросил парень, остановился, стащил шапку с головы, потянул, — Давай меняться. Я тебе шапку, а ты мне куртку. Ну а если куртку жалко, так бери. Я же вижу, что нравится.

Пабло ничего не ответил. В непонятных ситуациях политика наблюдения и выжидания даёт наилучшие результаты. Вот так точно и со звёздами…

— Молчишь? Ты новенький, что ли? На сорокодневке еще? Который день по счету?

Пабло подумал, что для аэропорта здесь слишком пусто. Ни пассажиров вокруг, ни служащих. Мальчишка этот непонятный. В добавок ко всему, Пабло не помнит, как здесь оказался. Может — сон?

— Все ясно, — вздохнул паренёк, — Небось, недавно поступил. Ну давай знакомиться.

Я — Марио. А как твоё имя?

— Пабло.

— Пабло? Тот самый, который с астролябией? Ну ты даёшь, мужик. У тебя же первый день сегодня. Это надо отметить.

— С какой ещё астролябией?

— Э-э. Долго объяснять. Пошли со мной. Нас ждут.

И они пошли.

И был день, и была ночь…, хотя, если по правде, то было здесь светло круглосуточно.

Пабло взобрался на тележку, и Марио повез его по длинным переходам, через светящиеся залы, мимо неоновых вывесок скучающих магазинов, мимо безлюдных кафе с шумящими кофемашинами, запахом ванили и горячего шоколада, мимо ювелирного ларька с искристыми стеклами и комнаты отдыха с хлопающей дверью. Ни души.

Пабло вертел головой, рассматривал безлюдный аэропорт, все больше убеждаясь, что это не аэропорт вовсе.

- Хорошо тут у вас, - сказал нерешительно, - Только не понятно, где все? Ну… Все остальные?

Марио обернулся, усмехнулся, оказалось, у него не хватает одного верхнего зуба.

- Времени нет, чтобы заняться зубами, - посетовал он в ответ на незаданный вопрос, а на заданный отвечать не стал, - Скоро приедем. Пристегнись.

Пабло увидел, что действительно, в тележке этой есть ремни безопасности, пристегнулся.

Отчего-то не было страшно. Ведь раньше он думал, что если непонятно, то обязательно страшно. А тут. Может потому, что только сейчас и начинается ,,понятное,,

А все, что было с ним раньше, было и страшно, и непонятно?

Хотя, не все так страшно. Ведь однажды с ним случилась Инга. И научная работа. И звезды. Те самые, которые были, есть и будут. Как славно, что он выбрал себе такую работу. Правильная работа и правильная женщина. Что еще в жизни нужно?

- А после?

- Что, простите?

Паренек посмотрел на него насмешливо, повторил вопрос:

- А после жизни? Что, по-твоему, нужно после жизни?

- Не знаю. Не задумывался, - пожал Пабло плечами.

- А пора бы, - ухмыльнулся Марио и добавил уж совсем непонятное, - Самое время, как говорится. Впрочем, времени-то как раз у нас здесь и нет.

Они как раз подъехали к высоким, на сей раз деревянным, дверям, которые распахнулись и впустили их в некую аудиторию, похожую на ту самую, в которой Пабло обычно читал свои лекции по астрономии перед первокурсниками университета.

- Итак, - Марио нахлобучил поглубже свою полосатую шапочку, - Прошу любить и жаловать. Наша Комната Науки. Здесь есть еще Комната Времени, Комната Веры и Комната Начала. Но мы начнем с легкого, хорошо?

- Хорошо, - Пабло с интересом оглядывался по сторонам. Ряды аудитории поднимались высоко, так высоко, что верхнего ряда снизу видно не было. Кафедра пустовала. Пахло библиотечной пылью и детством.

- Хорошо тут у вас, - закончил Пабло фразу.

- И мне нравится, - кивнул Марио, слез с тележки, подошел к кафедре, взобрался на нее, оглянулся, махнул рукой.

- Ну что же вы, милейший? Прошу вас, выбирайте место, усаживайтесь. Начинаем лекцию.

И тут Пабло окончательно умер.

- Асистолия, - дежурный врач опустил пластины электрошока, вытер лоб от пота, посмотрел на часы, - Сорок минут оживляем. Всем стоп. Время смерти 2 часа 47 минут.

 

***

 

Продолжение следует