20 апреля 2024  03:55 Добро пожаловать к нам на сайт!

Русскоязычная Вселенная выпуск № 16 октябрь. 2021г

Русскоязычный Вьетнам

 

Май Ван Фан

 

Май Ван Фан - вьетнамский поэт, литературный критик. Май Ван Пхон родился в 1955 году в Ниньбинь , дельте Красной реки в Северном Вьетнаме. Лауреат многочисленных премий в области поэзии во Вьетнаме: Лауреат престижной премии «Ассоциации писателей Вьетнама» в 2010 году, литературной премии Швеции Cikada в 2017 году, премии Сербской академии наук и искусств в 2019 году и литературной премии Ассоциации литературных переводчиков Черногории. Трижды выиграл литературную премию Российской Федерации «Золотое перо», 2019, 2020 и 2021 годах, Премию Ако Караманова из Северной Македонии в 2020 году, I премию Международного творческого собрания и фестиваля « Вместе в XXI веке »в Болгарии в 2020 году, медаль Союза писателей и историков Центральной Азии имени Алишера Навои в 2021 году, лауреат международной премии Сахитто (Бангладеш) в области литературы 2021 года; Премия газеты Kitob Dunyosi (Узбекистан) в 2021 году. Он опубликовал 16 сборников стихов и одну книгу « Критические анализы - очерки во Вьетнаме». 26 его сборников стихов издаются и выпускаются в зарубежных странах. Стихи Май Ван Фана переведены на 40 языков.

 

 

 
“Время утиля” - Поэма в прозе
 
Глава: I ВИДЕНИЕ
 
Когда я в движении, я прикасаюсь к вашему миру. Пожалуйста, не упрекайте меня в дерзости и беспечности! Те, о которых что-то известно, или еще не успели обрести освобождение или продвигаются по этому пути ощупью. Или же все они по-прежнему остаются здесь? С каждым вздохом я поднимаюсь всё выше. Кровь, сочащаяся из уголков моего рта, орошает мать-землю.
*
Я вырос в смешении правильного и неправильного, поисков пути и заблуждений, безумия и вожделения, современности и посконного сельского уклада, щедрости и мелочности, целостности и одиночества, благородства и низости, цивилизации и отсталости. Поутру мне встречались рыба, плывущая вверх по течению, и звезда, не смыкающая глаз в ожидании утренней зари. В тревоге я заходил в класс, и садился рядом со своими одноклассниками, большинство из которых уже умерли. Я слушал учителя, страстно ведущего урок. Учитель, подняв палец, говорил классу перелистнуть страницы тетрадей. Он окидывал долгим взглядом каждого из нас, и, подходя ко мне, строго заявлял, что если я понял урок, то пора бы знать, как сдерживать свои эмоции.
*
Учитель показывал классу много моделей: войны, волны эмиграции, чистки, реформы. Горы человеческих костей, ценой которых был открыта дорога к строительству нового мира, дома, прибежища - временного и хрупкого. Они претворились в стены, ставшие преградой на пути отравленных стрел, летящих со стороны сопредельных государств. Муляжи рек крови и слез были изготовлены из свечного воска. Учитель чиркнул спичкой, модели вспыхнули ярким пламенем. Впервые мы убедились, что души и мысли, окутанные клубами дыма, пахнут гарью. В то мгновение я сильнее всего жаждал непоколебимого мира для моего беспредельного моря, неба и бескрайней земли. Чувствуя, что мой рот полон едкого дыма, чёрного и густого, я бежал из класса.
*
Я терпеливо счищал слои чёрной копоти, покрывающей тропу, траву на её обочине, мосты и верстовые столбы. Отскребал дочиста черную коросту с замерзшей поверхности воды, возвращал должный вид располосованным чёрным повязкам, чёрным вывескам, чёрным воздушным змеям, зависшим в воздухе. Я подошёл к маленькому ребёнку, шепча, как молитву: дай мне снять эту черную корку, покрывшую твою одежду и твой лоб! Ребёнок окинул меня злобным взглядом, словно увидел перед собой дикого зверя, после чего молча ушёл. Я потихоньку последовал за ним, притворившись, что мы никогда не встречались, и затем, своим усталым взглядом, нежно снял весь налёт чёрной копоти с детского тела. В своём воображении, я оттирал его кожу до тех пор, пока силуэт ребёнка не затерялся вдали.
*
Каждое утро я просыпаюсь и сразу оказываюсь опутанным сетью информации - с ощущением, что я попался в хаотическое переплетение паутины гигантского паука.
Бывают дни, когда, замороченный новостями, я забываю позавтракать. Мне кажется, что эта земля заперта в загоне, как пугливая лошадь. Пыль заволокла всё, и непонятно, где выход из тупика. Бодрствую я или пребываю в грезах, и где я нахожусь? У меня появилась нелепая мысль: а сколько ног могло бы быть у земли? Не может быть, что родина - это просто холмы, скалы, сады, береговые линии, каналы. Или солёный рыбный соус, угольная зола, соломинки. Иногда мир представлялся мне безногим, влекомым толпой идиотов. Но все их усилия безрезультатны, они лишь вопят и загрязняют землю.
*
Трое сидели в чайной, молчали, не отрываясь смотрели на заплесневелую дыру в дальнем углу. Вот оттуда выползла оса и полетела по своим делам. Один из сидевших здесь когда-то был заключённым, который много раз безуспешно пытался совершить побег из тюрьмы.
Второму удалось изменить свою судьбу после того случая подлога на экзаменах. Третий смог излечить свои раны, когда познал истину. Они продолжали потягивать воду из своих чашек, и каждый был погружен в свои собственные беспорядочные мысли. Каждый из них представлял себе, как другой пытается пролезть сквозь это осиное гнездо и остаться невредимым.
*
От кусков сырого мяса отделили кожу и дочиста вымыли их. Повар постарался нарезать их квадратиками, но в итоге большинство кусков получились бесформенными. Они мариновались со специями, перемешанные с добавленными туда же в равных долях сушеным чесноком, сахаром, красным и чёрным перцем; приправленные рыбным соусом и горьким карамельным сиропом. Осклизлой грудой шипели они на огне. Съеживались от жара. Корчились. Шкворчали. Все они грезили о новом рождении в другом воплощении, но сейчас должны были истекать жиром, раздавленные и перемолотые. И это - в ожидании того, чтобы отправиться в зловонные жадные пасти.
*
Души обретают имена вещей, в которые вселяются. Вокруг нас - души мыла, помойных вёдер, женских прокладок, канцтоваров, вентиляторов, полотенец, подносов, закусок, посуды. Вот душа роддома. Душа районной администрации. Душа школы. Душа музея. Душа суда. Душа зоопарка. Душа офиса. Душа офиса продаж. Душа мотеля. Душа Ассоциации пчеловодов. Душа конезавода. Душа казармы. Я шёл куда-то, и мне повстречались вооружённые люди, которые остановили меня и спросили документы. Я обшарил свои карманы, перерыв кучу каких-то просроченных лицензий. Дверь захлопнулась, и я оказался в ловушке. Онемел. Почувствовал, что я на грани. Упал, и некому было подхватить меня. Я был в таком отчаянии, что проснулся. Снаружи шёл дождь, прохладное дыхание тумана струилось в открытое окно. Я снова лёг в ожидании нового сна.
*
@ Май Ван Фан
Перевод Ли А. В. (Anna Ly)
Редакторы Г. М. Умывакина, А. И. Стрелецкая
 
* * *
 
(“Era of Junk” – Epic)
Chapter I: POINT OF VIEW
*
I have touched upon your world, just as I move on. Please don’t be too quick to criticize me as being disrespectful and ignorant. Some souls among you are known to be unable to transcend, or are still groping your way to nowhere. Or are you all still there? I rise higher with each breath. Blood flowing from the corners of my mouth streams down to mother earth.
*
I grew up in a mélange of right and wrong, wakefulness and confusion, seeking out a path and getting lost in modernity and subsistence farming, stupidity and aspiration, generosity and pettiness, wholeness and loneliness, nobleness and meanness, civilization and backwardness…Early one morning I saw a fish swimming against the current, and a star refusing to close its eyes while awaiting the dawn. I nervously went to class, sat next to my classmates, most of who were dead at the time. We listened to our teacher’s impassioned lecture. With a gesture of a finger, he told us to turn our notebook pages. He stared for a while at each of us, then stood next to me and said something that sounded like an order, that if I understood the lesson, I ought to know how to control my emotions.
*
The teacher showed the class many models — wars, phases of migration, purges, reforms… Bones were arranged into mountains, built into roads and made into temporary shelters; some into castle walls to block poisonous arrows from foreign invaders. Rivers of blood and tears were simulated using candle wax. The teacher lighted a match, and the models quickly caught on fire. For the first time, we were witness to souls and ideas having the same burnt smell, both emitting copious dark smoke. At that moment, I wished even more for my boundaries to be limitless, a vast land with stability and peace. Holding a mouthful of thick black smoke, I slipped away out of class.
*
I patiently peeled back the layer of black soot that was blanketing pathways, and covering strips of sidewalk grass, bridges, and kilometer markers. I scraped back the layer of black residue clotting over water, brought back the black armbands, black signs, and black kites glued to the sky. I came upon a child and whispered to him in a voice like in a prayer: Let me peel off this blackening outer layer covering your clothes. Let me peel off the black smudge on your forehead! The child threw me an angry look as if he was looking at a wild animal then silently walked away. I followed him discretely, pretending that we had never met, then lovingly peeled off a layer of black soot on his body, with tired eyes. I kept cleansing his body in my imagination until he was so pure, I could see him no more.
*
Every morning I woke up in a net of information, feeling like I was getting stuck in a mess, the nest of a giant spider. Some days, I read news upon news and forgot my breakfast. I imagined the land leaping up like a scared horse. When dust rises and engulfs the land, you can no longer distinguish a pasture from a road. Was I awake or dreaming and where was I? I did not believe my homeland consisted of only stones, hills, gardens, fields, coasts and canals. Or of inanimate things — salt and sauces, charcoal and ashes, or blades of straw. I even asked myself how many paws this land might have. If the land was devoid of feet, then idiots could drag it anywhere. Still, idiots were incompetent, they only screamed and dirtied the soil.
*
Three people in a café were silent, staring for a while at a musty hole in the wall. A wasp emerged and flew away. The first person had been a prisoner who tried to escape numerous times without success. The second person had changed his fate after scamming an exam. The third person had healed his wounds after realizing the entire truth. They continued to sip their tea, each pursuing their own jumbled thoughts. Each imagining the other trying to sneak through the wasp hole.
*
A piece of raw meat was scraped from its skin and washed clean. The chef tried to cut it into neat squares, but most of it turned out shapeless. Each piece was soaked in spices, marinated with dried onions, garlic, pepper, sugar, hot chili, fish sauce, and caramel. The slimy pieces sizzled together in the fire. Thrashing and shrinking, they shared the same dream of reincarnating in different bodies, but before then, they had to twitch in the heat and let their fat melt away, while waiting to go into stinky, ravenous maws.
*
Souls were named after objects. These were souls of soap, trash bins, tampons, office supplies, electric fans, pans and pots, bath towels, dishes and bowls, food to go with alcoholic beverages. Souls occupied landmarks… that was the soul of a maternity hospital. This was the Soul of the Communal Administrative Office. Soul of a school. Soul of a museum. Soul of a courthouse. Soul of a zoo. Soul of public offices. Soul of semi-public offices. Soul of an inn. Soul of the Association of Bee Breeders. Soul of a stud farm. Soul of a soldier camp… Everywhere I went, I was stopped by armed personnel asking for papers. I searched my pockets, rifling through my bundle of expired licenses. I was barred outside a locked door, a dead end. Banned from speaking up. Pushed to the brink. I was freefalling with nobody there to catch me… Too much of an impasse, so I woke up. It was raining outside, blowing cool mist through the open window. I lay down to wait for another passing dream.
*
@ Mai Văn Phấn
Translated by Nhat-Lang Le.
Edited by Susan Blanshard
 
 
ИЗ НАШЕГО ДОМА
 
Вы подбираете вещи по сезонам,
букет цветов грейпфрута к осени
сливы к весне
Мы же, пульс воздуха, глубокая бездна на груди почвы
выбираем теплые места для установки мебели
скромные места для наших столов и стульев
Мы оставляем свои заботы за обеденным столом
палочками собираем овощи с поля когда вдали
рыба клюет на приманку внутри нашего глиняного горшка
Мы любим следы вдоль рисовой стерни
глубокие колодцы, ручьи и реки, пруды и лужи
Не сиди в комнате слишком долго
выйти в поле, на берег реки
где зеленые листья извиваются как рыбы
Попробуй живой ананас или сладкий апельсин
позволь соку упасть на коричневую почву.
@ Май Ван Фан
Перевод с английского Дмитрия Бураго
 
* * *
 
FROM OUR HOME
You gather things according to their seasons
a bunch of grapefruit flowers for autumn
plums for spring
We are the pulse of air, deep abyss, breasts of soil
we choose warm places to set our furniture
uncluttered places to put our tables and chairs
We drop our worries at the dinner table
with chopsticks we pick vegetables from the field afar
the fish bites on the bait inside our clay pot
We love the footprints near the rice stubble
deep wells, streams and rivers, ponds and puddles
Don't sit in the room too long
go out into the field, out to the riverbank
where leaves grow green and fish wriggle
Bite on fresh pineapple or sweet orange
and let juice drop on brown soil.
 
Translated from Vietnamese by Nhat-Lang Le.
Edited by Susan Blanshard
(Photo by Vu Dung)
Возможно, это изображение (1 человек и цветок)
 
ВАРИАЦИИ О ВОРОНЕ
 
Дыхание смерти тянет фитиль к зениту.
Ярко сияет ворона.
*
Рождение
После крика вороны
Уход, которому нельзя сопротивляться.
Сверток открыт.
Нескрываемая деградация.
Лекарь сжигает свои книги в конце сада,
Срок годности всех новых лекарств на складе уже истек.
Колдуньи несут наказание.
Их рты стянуты железными крюками.
Рождение
Когда колокол внезапно падает
Накрыв с головой старого слугу в храме,
Рыба лишает себя жизни, прыгнув в облака,
Там поперек неба натянута сеть с сотнями тысяч крючков.
Рождение
Чернила и кровь под ногами,
В горле и бронхах застыла сгустками,
Росчерк один на первой странице
Просочился на целую тысячу страниц книги.
Ворона бросается с высоты
На двух своих острых крыльях
Нацелившись на мертвую добычу
Разрывая воздух свистом крыл,
И ветры не успевают
Его остановить.
*
Взгляды вынимает из глазниц
Разрезает язык и вытаскивает,
Сушит под солнцем уроки устной речи,
Отрывает плоть кусок за куском,
Четыре конечности отделяет,
Обнажает все внутренности,
Остается только череп,
Чтоб покрыться мхом
Невозможно написать эпитафию.
*
Вороне снится,
что все смерти распланированы,
после крика вороны
все добровольно легли вниз.
*
Ворона влетела в комнату
палец бессильно поднимается наверх
как дуло ружья,
как лезвие секиры
и может быть,
даже как мотыга,
а может, просто твердый палец,
скорее замерзший,
затем покрытый льдом,
затем полностью растаявший.
*
Не приближайся к тени,
это ворона,
распускающая крылья на закате, на рассвете,
когтями цепляется за ветер,
перемалывая, измельчая сухие листья,
ломая выступающие ветви.
Поэт укрылся в тени.
Каждая буква выдолблена из глаз
*
Надо смотреть
на вещи
пристально,
потому что в мгновение ока
может обрушиться
воронья тень
Моя же тень
не подает голос,
боясь превратиться в цыпленка.
*
Несколько людей поднимаются из толпы, в черных одеждах и черных масках. Они бегут и хлопают руками по бокам. Они пытаются поднять голову вверх. Черная тень стелется над землей.
*
Сидя на дереве после сытной трапезы, объевшаяся ворона дремлет, и снится ей, что каждый кусок пищи, которой набит ее зоб, превращается в яйцо. Воронята гурьбой выбираются из пяти органов чувств и тут же устремляются вниз на охоту за добычей, повинуясь инстинкту хищников.
*
Страдания оглядываются назад на жизнь, которую считают уже почти умершей. Пальто кричит до хрипоты, когда идешь мимо стола и шкафа. Телефон безмолвствует, погрузившись в сон. Скрепка открыла рот, стараясь спрятать свои клыки и когти. Ручка метлы цепляется за руку чернорабочей и тянет ее к мусорной яме. Поля шляпы на голове кричат в ужасе, затем склоняются вниз и объедают все лицо охранника. Никто не открывает ворота. Многие, тем не менее, находят вход.
*
Души, освободившиеся от тел, ищут путь назад, чтобы вернуться и вступить в бой против злобных ворон. После града пуль, не принесших смерть и не нанесших ран, благовонный дым от ароматных палочек стелется и растягивается, превращаясь в доску, на которой написано первое слово нового урока.
*
Это последняя строка завещания:
«Начинайте церемонию небесного погребения в момент, когда появится тень вороны».
*
Ночная тень постепенно проникает в утробу вороны.
И нас подводит утроба вместе с голодной рекой. Капли мутной воды пытаются проникнуть сквозь щели между волокнами ткани. Гладь воды сдерживает колебания, желая сохранить тени людей. Уже зажегши спичку, вспоминаешь, что фитиль далеко. Вскинь руки вверх, возвысь свой одинокий голос в темноте.
Недомогание мучает ворону всю ночь.
От ужаса кричит.
Впервые звук улетает без эха.
 
(Подстрочный перевод : Светлана Глазунова.
Поэтический перевод : Наталья Харлампьева)
 
СОХРАНЯЯ СПОКОЙСТВИЕ, ПРОВОЖАЮ ГОСТЯ В ПЕРЕУЛОК
 
Наполнил чаю в пиалу
И сел к столу
А гость уже из дома вон
Я набираю телефон
А мне в ответ: его уж нет
Семь лет покинул этот свет
Забыт и след
В моём дому переполох
Во всём подвох
Портрет со стенки кто-то снял
Часы пружинные убрал
И кто вдруг старый наш сервиз
Сменил, устроив нам сюрприз?
Я позвонил к соседям в дверь
Что стало с ценами теперь?
Одни взросли с теченьем лет
Другие – нет
В моём дому не слышен плач
И чай мой в чайнике горяч
Бери мой друг, пей по глотку
… Но пар взметнётся к потолку
Тебя напомнив – строен, прям…
И вновь слетит к ногам.
 
(Подстрочный перевод - Светлана Глазунова.
Поэтический перевод - Николай Переяслов)
Photo by Vu Dung
 
Возможно, это изображение (один или несколько человек и на открытом воздухе)
 
* * *
 
ДВЕРЬ МАТЕРИ
 
I
 
В темноте ночи
Мать бережно держит на руках дитя.
Лунный свет.
С веки на ветку перелетает ауканьем мой зов
Ночь выстраивает лабиринты горных
дождевых облаков.
Ветви деревьев склоняются к воде.
Только что на ветку присела птица.
Ту маленькую птичку вдалеке от дороги,
вдали от садов и птичьих стай
вижу только я.
Бесшумно я продвигаюсь
по световому диску водного дна.
Верхушка дерева, глядя в небо,
раскрывшее оба крыла,
Вытянулась клювом птицы.
С каждым порывом ветра
Она наклоняется, вкладывая
мне в рот пишу
Звоном капели у меня в груди
звучат пробуждающиеся семена.
Пустой пляж и зелёные плоды.
В лесной чаще среди густой кроны листьев
раз навсегда появился я
новорожденным на земле.
Тренируюсь хлопать крыльями,
чтобы загонять ветер в гнездо.
Проклюнувшийся росток, я
свободно улетаю на простор.
Пар у речной пристани.
Пространство и время
полностью смешались.
Вверх поднимается столб дыма.
И я плыву по морю росы.
Это не роса-дождь.
Высокая светлая башня.
Упругие мышцы, шумит листва,
слышно дыхание.
Распустившимся ярким цветком
возвращается на землю умерший.
Я подплываю к берегу.
Где волны не разбиваются о берег,
вода сникла и задыхается.
Сделав глоток прохладной воды…
я вспомнил, как в сезон прилива
вода затопила пещеру сверчков.
По звуку лопающихся пузырьков на воде
Определяли, где ход в пещеру.
 
II
 
Мать положила меня, своё чадо, на землю
Душа реки страдает от боли ночного тела.
Вся природа напиталась глянцевым отблеском влаги.
Коленчатыми деталями вырисовываются
стволы деревьев.
Вода, бурля, бежит всё быстрее.
Спелёнутый паутиной, я заплакал.
Хриплые крики ночной цапли.
Последней вспышкой осветилась
затухающая зола.
Дрожит луна.
Подберу камушек и нарисую на земле
Поле и несмышленого телёнка.
Жирными мазками обведу,
как телёнок, нагнув голову, щиплет траву.
С другой стороны нарисую глаз –
Глаз зверя или глаз человека
И в свободном углу напишу пару слов....
 
III
 
Звук голоса совсем рядом.
На рассвете я сброшу старую кожу!
Фрукты
Огонь лампы.
Чашка чая – инь и ян.
Как будто пробираясь сквозь завесу сумерек,
Вытаскиваю свой организм из оболочки.
Пью капли росы.
Моя свинцово-серая оболочка
свалена в кучу.
Вне досягаемости моих рук.
К наступлению рассвета
В компании ослабевших людей
каждый поддерживал друг друга.
 
IV
 
Тень от дерева распадалась под ногами.
Истлевшая карта?
Или труп то ли полукрысы,
то ли полу-летучей мыши?
В панике плету железную сеть,
Окружая себя западнёй.
Оттачиваю нож.
Отыскиваю припасенные спички.
Всё ближе горизонт.
Всё глубже сгущается тьма.
Усиливается волнение,
наполненное чувством тревоги и обиды.
Ночная тень все начисто стерла на земле.
 
V
 
Я, ребёнок,гонюсь за мальком.
Бросаясь в волны,теряю направление.
Ввода отступает.
Под утро во сне
Болят все кости.
Онемели хвост и спиной плавник.
Чья-то рука, продев веревки,
Тащит меня, лежащего пластом в изнеможжении.
Остановясь, чтобы спрятаться от дождя,
Они выпустили меня
У самой кромки волны.
Я благодарен дождю,
грохочущему грому
и холодному ветру!
 
VI
 
После тяжёлой болезни отец с трудом встал, тихонько подошёл к двери и вошёл в квадрат света.
Подняв палец кверху, он сказал, что впервые видит синего жука, такого, как тот, что сидит в листьях кустарника.
Он вспомнил, как в тот момент, когда он целовал маму, я рассказвал им всяческие истории. О том, как медленно проплывают. над нашим домом облака. О колодце, со дна которого до окон поднимался пар, И о том, как крики черной лесной сороки обращали взоры всех на пиалу с лекарством.
Истаявшая фигура отца была, как высохшая река, как сухие дрова, как пустые зёрна. Сильный ветер раскачивал тяжёлую гроздь плодов.
Отец вдруг пробормотал тихонько: “Мне нужно отдохнуть, проводи меня”. Под слабый шорох диствы по крыше дома наши глаза – отца и сына – непроизвольно наполнились слезами.
 
VII
 
Космос набросил на меня, ребёнка,
Свои одежды.
Приоткройте глаза и молитесь.
Монотонно кружатся мысли:
… белые руки, чёрная кровь, белый язык, чёрные слёзы, белая спина, черная ушная раковина, белые волосы, чёрный пот…
Если чёрный цвет восторжествует,
заполнив собой всё вокруг, всё кончится.
Давайте же молиться о нашем
человечьем мире людей!
Вершина маяка...
Светлая кухня...
Смотрите в любом направлении
Тренируясь, вглядывайтесь в поверхность
школьной доски.
Учимся различать цвета,
Складывать буквы в слово:
Вот белый перекрёсток,
Белые земля и море,
Белые старик, стул,
молодая женщина.
Инспектор, крестьянин
тоже белого цвета.
Рот произносит громко то,
что в смятении бормочет душа:
… язык белый, слёзы чёрные, спина белая, ушные раковины чёрные, волосы белые...
 
VIII
 
Съёжившись, я, ребёнок,
сплю на холодном ветру.
И снится мне, что превратился я в зародыш.
Связанный с солнцем незримой пуповиной,
лечу над кроной деревьев.
Вижу зелень и слышу прерывистый звук.
Каждая почка и любой отросток рук и ног
Выпрямляются в моём теле.
Я просыпаюсь.
Начало пути здесь.
Пошатываясь, встаёт жеребёнок.
Из ствола деоева выползают насекомые.
Из корзины прямо в воду выпрыгивают креветки.
 
IX
 
Всё есть для культовых церемоний:
барабаны, гонги и весь комплект из восьми инструментов.
Праздник открывается выносом императорского паланкина.
Песни и пляски в честь Всевышнего.
Поклонением четырем Матерям открывают четвёртый день
Великодушие во взглядах
ласковый дождь и тихий ветерок
благосклонен поланник императора
из искренних сердец идут молитвы
Четырём Небеным Матушкам
Праздничные одежды
Да будет удача во всех делах!
На щеках-румяна, на губах-помада
Бамбуковые кастаньеты и шень с монетами
парит священный дракон
повсюду поют и пляшут,
приветствуя пятерых Небесных Императоров
Талантливые высоконравственные люди
сверкающий огонь
трогательно защищет пчелу каменщицу, жалея её.
Шелковичный червь прядёт шёлковую нить.
Ветер поднимает полы одежд и развевающиеся платки
напитываются плодородием почвы.
Воздух наполнен ароматами дынь, лотоса и ареки.
Девушки и юноши, радуясь,бросают в землю
ароматные зёрна, обрабатывают циновки и одеяла.
Пусть всё украшают цветы и бабочки!
Пусть всё будет прекрасно и на земле и на небе!
Свежую траву орошает сильный дождь.
Лето 2010
(От сборника “Два крыла” - Сборник стихотворений. Нонпарелъ, Москва, 2016)
 
Возможно, это изображение (3 человека)
 
Подстрочный перевод – Светлана Глазунова
Поэтический перевод – Елизавета Коздоба
 
 
 
 
 
 
Rado Laukar OÜ Solutions