Русскоязычная Вселенная выпуск № 2 от 15 октября 2014 г

Русскоязычная Португалия

 

 

Виктор Шарлаимов

 

САГА О НЕСОСТОЯВШЕМСЯ АВТОМАТЧИКЕ.

 

1. Шатун.

 

В узком провале кривой средневековой улочки правил серый призрачный полумрак, и стояла тревожная обманчивая тишина. Лишь редкие уличные фонари тускло освещали отдельные островки мокрого неровного тротуара. Казалось, вот-вот из-за угла переулка появятся мрачные, угрюмые личности в длинных плащах, черных масках и старомодных широкополых шляпах. Грозя острыми шпагами и кривыми кинжалами, они хриплыми голосами потребуют у запоздалых прохожих увесистые кошельки в обмен на их жалкую и никчемную жизнь. Но ни шорох плащей, ни крадущиеся шаги жестоких грабителей не тревожили безмятежный покой старого тихого квартала. Похоже, их лихие, авантюрные времена навеки канули в бездонную Лету забвения. Актёры и публика былых веков безвозвратно сгинули в утробе алчного, ненасытного и всё поглощающего Небытия. Осталась лишь только древняя сцена и ветхие декорации уже давно прошедших эпох и столетий.

Всепроникающая влага, казалось, насквозь пропитала нашу одежду. А поднявшийся свежий ветерок только усиливал ощущение холода, «голубящего» наши озябшие и продрогшие тела. Спешить нам было решительно некуда. Но мы настойчиво шли вперёд, чтоб животворное движение не позволило окончательно закоченеть нашим одеревеневшим мышцам и суставам.

Изредка, то справа, то слева, возникали щедро освещённые окна мелких лавок и магазинчиков. Гирлянды бегущих разноцветных огней, выложенные затейливыми арабесками, приветливо мигали нам из-за чисто вымытых стёкол опрятных витрин. Рождественские символы и украшения многозначительно напоминали о веской причине столь красочной праздничной иллюминации. Но входные двери коммерческих заведений были уже наглухо заперты и поставлены на надежную современную сигнализацию. И продавцы, и покупатели давно разъехались, чтоб у домашнего очага, в кругу семьи, встретить долгожданное празднество - Рождество Христово.

Туман не рассеялся, а, словно живой, бурлящий занавес феерического театра, клубясь, приподнялся над опустевшим и притихшим средневековым городом. Гонимый свежим морским ветром, он отчаянно цеплялся своим эфемерным саваном за остроконечные крыши и каминные трубы домов, не желая покидать кварталы Старого Порто.

Неожиданно мы вышли к величественному трёхэтажному зданию, фасад которого был украшен чудесными барельефами, а так же статуями нимф и атлантов. Дивная ажурная резьба по камню, искусно обрамляла оконные и дверные проемы этого монументального сооружения. Такое впечатляющее строение могло бы вполне природно и гармонично вписаться в ансамбль шедевров, горделиво возвышающихся на набережных Невы-реки. И только голубая керамическая плитка azulejo, заполняющая всё свободное пространство на стенах здания, наглядно свидетельствовала, что мы находимся на благословенной земле древней Лузитании. Через огромные окна здания ослепительно сияли роскошные позолоченные люстры с изумительными по красоте хрустальными подвесками.

Парадная дверь дворца с шумом распахнулась и из неё со смехом выпорхнула стайка жизнерадостных юношей и девушек в студенческих мантиях и потешных квадратных шапочках со свисающими на шнурках пушистыми кисточками. Студенты резво сбежали вниз по широкой лестнице и с криками и шутками, копошась, начали садиться в микроавтобус, поджидавший их у бордюра.

- Вот так удача! – ликуя, подпрыгнул я. – Да там же Берто и его namorada (Прим. возлюбленная, порт.), студенты нашего Фафского университета! Мы с Берто снимаем соседние комнаты у одного и того же хозяина.

- Как?!! В вашем захолустье ещё и университет есть?!! - брови Степана изумлённо выгнулись дугой на подобии двух зеркально отражённых вопросительных знаков.

- Да, представь себе! - горделиво заявил я. – Конечно, Фафе не Куимбра, но и не какая-нибудь забытая Богом деревня! Бежим!!! Они подбросят нас домой!

Клешня Степана мёртвой хваткой сжала моё запястье.

- Постой! А давай не будем портить людям наступающий Рождественский праздник. Я думаю, что у молодёжи на сегодняшний вечер совершенно иные планы. И навряд ли они вернутся домой раньше чем к завтрашнему ужину. Ты ведь сам был студентом.

Я с тоской глядел, как микроавтобус завелся, мигнул габаритными огнями и мягко тронулся с места. Проехав по прямой метров пятьдесят, водитель заложил крутой вираж и бусик скрылся за поворотом пустынной улицы.

- Да-а-а... - грустно протянул я и двинулся вдоль фасада впечатлившего меня здания. - Студенческие годы... Самые прекрасные, светлые и счастливые годы нашей скоротечной жизни.

- И какой ужас, что эту истину начинаешь осознавать только сейчас, когда столько воды схлынуло и безвозвратно утекло в беспредельный океан минувшего, - догоняя меня, философски добавил Степан.

- Ты-то что понимаешь! - злобно огрызнулся я. - Можно подумать, что ты был как минимум студентом университета имени Патриса Лумумбы!

- Ну, конечно, я не имел чести состоять в таком экзотическом учебном заведении, но всё-таки какое-то время числился студентом Киевского политехнического института, - спокойно оповестил меня мой попутчик.

На какую-то минуту я потерял дар речи. Степан в очередной раз умудрился перетряхнуть мою довольно-таки крепкую нервную систему. Во всяком случае, так мне раньше казалось.

- Что-о-о-о?!! - наконец возопил я. - Врёшь!!!

- Вот те Крест Святой! - трижды перекрестился мой набожный друг. - Я учился по специальности автоматизация и механизация производственных процессов.

- Но ведь ты же сам мне не раз говорил, что никогда не горел особым желанием учиться, - простонал я.

- Да. И нисколечко не лукавил, - согласился Степан. – Но совершенно иного мнения придерживался мой суровый батяня. Я ведь с детства грезил стать великим путешественником и фотографом. Странствовать по непроходимым джунглям, сельвам, прериям и пампасам. И привозить домой снимки редчайших экзотических животных, растений и ландшафтов. А с тех пор, как отец купил «Зенит», я всё свободное время бродил по колымским сопкам, запечатлевая яркие моменты из жизни насекомых, птичек и разных там зверюшек. И мой снимок «Шатун атакует» стал победителем на конкурсе лучшей любительской фотографии в журнале «Юный натуралист».

- Насколько я знаю, редко кто умудряется пережить встречу с разъяренным медведем-шатуном, - засомневался я в хвастливом заявлении товарища.

- И тут ты совершенно прав, - снисходительно кивнул Степан, увлекая меня за собой вниз по улице. - В ту далёкую зиму, уже под самую весну, какой-то горе-охотник невзначай провалился в берлогу к мохнатому зверю. Это Потапычу не очень-то понравилось, и он в мгновения ока задрал несчастного дилетанта с двустволкой, а так же двоих его не слишком трезвых товарищей. В течение двух недель шатун наводил ужас на посёлок, прииск и его окрестности. Погибли инженер и рабочий прииска, проводившие осмотр золотоносных участков. Охотничьи облавы на медведя успеха не имели. Да и погода этому совершенно не способствовала. Свирепая пурга замела все следы. Но как только немного распогодилось, я всё-таки изловчился найти логово косолапого зверя. Видно интуиция мне подсобила. И успел сделать три снимка, прежде чем топтыгин распахнул свои когтистые лапы перед самым объективом «Зенита».

Ни до, ни после того случая я никогда в жизни так быстро и проворно не бегал. Шатун гнался за мной до самого посёлка и, наверно, пополнил бы мною свою коллекцию, если б не директор школы Виктор Андреевич Сергиенко, дай Бог ему крепкого здоровья и многих лет жизни! Услышав мои вопли и увидев из окна своего дома финальную стадию захватывающей гонки с преследованием, он в одних подштанниках выскочил с карабином на улочку и с первого же выстрела уложил косолапого наповал. Мне тогда здорово подфартило! Ведь я практически находился на линии выстрела! Я отчетливо видел чёрное жерло ствола карабина, направленное мне прямо в лицо, и услышал громоподобный глас директора:

- Ложись!!!

Уже падая, я отчетливо ощутил, как пуля со свистом взъерошила волосы на моём затылке, и услышал сухой звук выстрела. Я проскользил на брюхе по раскатанной детьми ледяной дорожке и въехал головой по самый пояс в высокий и рыхлый сугроб. Меня потом оттуда всем миром за ноги доставали. Ведь я совершенно выбился из сил и был уже не в состоянии самостоятельно выбраться из снежной западни. А наш директор - стрелок от Бога! С сорока метров попал бегущему медведю точно в глаз и мгновенно вышиб взбешенному топтыгину мозги. И это несмотря на то, что во дворе было минус 32 градуса по Цельсию!

Ох, и разукрасил же батя мою задницу под Хохлому тяжёлым армейским ремнём! На моей нежной и розовой попочке в нескольких местах отчётливым негативом проявилась прямоугольная пряжка с советской пятиконечной звездой. Две недели потом не мог на булочки сесть! А фотоаппарат папаня запер в сундук и строго настрого запретил его трогать. Но разве мог меня остановить простенький замок на старом сибирском кованом сундуке?! Плёнку я тайком достал, напечатал фотки и отослал их в редакцию. А уж когда я занял первое место на конкурсе на лучший любительский снимок, то мой батяня быстро оттаял и снова разрешил мне пользоваться «Зенитом». Вот только обещанный победителю конкурса фотоаппарат, я почему-то так и не получил. То ли не туда отправили, то ли затерялся где-то в дороге.

- Ты мне зубы не заговаривай, целитель народный! - погрозил я пальцем Степану. - Рассказывай, как ты попал в КПИ.

- Ни я, ни мои родители никогда и не думали о высшем образовании, - нехотя продолжил свою историю исполин. - В нашем роду никогда дураков не было, но и в интеллигенты никто отродясь не рвался. Но мой учитель, Аристарх Поликратович Завадский, убедил моего предка, что у его отпрыска, то бишь у меня, незаурядные дарования и способности. Надо лишь немного, самую малость, чуть-чуть подтолкнуть меня в нужном направлении. Мой батяня, человек прямолинейно-радикальный, снял со штанов свой широкий ремень и стал, так не навязчиво, вгонять мой учебный процесс в нужное, по его мнению, русло.

Я попытался объяснить родителю, что у меня постоянные, угнетающие дух и сознания колики в животе, запущенная мигрень, слабость во всём теле, а так же часто повторяющиеся приступы тошноты и головокружение. И, вообще, нет у меня никаких талантов и способностей. Тем более, что детей бить не гуманно и не педагогично. Но изменить консерваторские взгляды моего папаши было практически невозможно.

- Консерваторские! Ударение на третий, а не на четвертый слог ... - вмешался было я, но Степан раздраженно пресёк мои лингвистические изыскания:

- Если б ты знал, какая у моего папули тяжёлая рука, то не придирался бы к моим словам по пустякам! Но, как это ни странно, старые дедовские, допотопные методы воспитания всё-таки возымели своё действие. Мои успехи и достижения в учёбе резко возросли. Собственно говоря, я никогда не имел проблем с точными науками. Физика и математика давались мне без особого напряжения. Теорию я запоминал легко, достаточно было лишь краешком уха послушать преподавателя на уроке. А задачки и примеры я щелкал как лесные орешки! И даже удовольствие от этого получал. А вот гуманитарные науки давались мне с превеликим трудом! Особенно язык и литература. Вскоре мои родители вернулись из Восточной Сибири в Украину, и старшие классы школы я оканчивал уже в Тернополе.

- Но почему ты решил поступать именно в КПИ? - не унимался я.

- А біс його знає! - пожал плечами Степан. – Наверно хотелось сбежать подальше от навязчивой родительской опеки. В Киеве в Октябрьском районе жила моя тётка. И первая остановка на линии метро от вокзала в сторону её дома называлась «Политехнический институт». Недолго думая, я и сдал документы в КПИ на первую специальность, что подвернулась под руку.

- Эх! Какая жалость, что твоя тётка не жила на противоположной стороне, - посочувствовал я гиганту. - Там первая остановка на линии метро от вокзала называется «Университет».

- Тебе только палец в рот положи, так ты не по локоть, а по шею руку откусишь! - с горьким упрёком заметил Степан. - Вот так и делись с тобой самым сокровенным и наболевшим! Никакого сочувствия от тебя не дождёшься. Одни только придирки, шпильки и подковырки. Не буду больше ничего тебе рассказывать!

- Прости, дружище! - от всего сердца попросил я прощения у приятеля. - Это была лишь невинная шутка. Если человек обижается на кого-то, то в результате, в первую очередь, он обижается сам на себя. Зачем искать обиду там, где её нет? Непрощенная обида разъедает человека изнутри, словно раковая опухоль. Научись прощать и жизнь твоя потечёт совсем по-иному. Клянусь, я вовсе не собирался тебя оскорбить.

С минуту мы, молча, ковыляли по тротуару, а затем Степан тихо заговорил:

- Чего и говорить. Ты абсолютно прав. Скорей всего, я просто обижаюсь на самого себя. С тех пор, как я перестал быть студентом, мне приходилось вращаться среди людей, у которых словарный запас не превышал даже двух тысяч слов. Да и то половина из них - ругательства и маты, а вторая - забористый базарный сленг. Сам чувствую, что за последние годы я весьма основательно огрубел, очерствел и отупел. А тот багаж знаний и навыков, которым я когда-то владел, был просто-напросто растрынькан и разбазарен. С кем поведёшься - так тебе и надо! А я ведь сам выбрал себе такую долю!

- Не вини себя, - попытался я успокоить моего товарища. - Я близко знаю человека с двумя красными дипломами, у которого пальцы веером и каждое второе слово из ненормативной лексики. Ради жены и детей он бросил науку, занявшись торговлей и бизнесом. И я ни в чём его не виню. «Сведи к необходимости всю жизнь, и человек сравняется с животным». Среда затянула его, упростила и сделала себе подобной. А он так и не нашел в себе силы противиться ей.

- А я не хочу так, - не громко, но твёрдо сказал Степан. - Надоело выглядеть глупым, неотёсанным болваном. Ты уж, будь добр, поправляй меня, если чего не так скажу. Надо хоть как-то исправлять ошибки молодости и возрождать утерянные знания.

- Вот и замечательно! - добродушно улыбнулся я. – В данном случае мы мыслим с тобой аналогично!

- Постой, постой! – мановением руки остановил меня исполин и задумчиво произнес: - Ананас… Анал… Анальный… Анальное отверстие… Аналогично… Какое удивительное созвучие!

Глядя рассеянным взором мимо меня вдаль, мой друг неожиданно горько посетовал:

- Знаешь, Василий! До меня только сейчас начало доходить, что эти заумные научные термины, вполне вероятно, однокоренные! У нас в КПИ на кафедре материаловедения плодотворно работали два аспиранта: Петр Николаевич Борисенко и Николай Петрович Хоменко. Наши студентки ласково, за глаза, называли этих молодых ученых братьями-гомеопатами за их полное безразличие к прекрасному женскому полу. Такие себе маленькие, невзрачные, белобрысые толстячки в очочках а-ля Джон Леннон и со смешными матрешкообразными фигурами. Они были похожи как братья-близнецы, и мы различали их только по инициалам на лабораторных халатах. Эти парни вели на нашем потоке лабораторные работы по материаловедению, а попутно трудились над очень перспективной научной диссертацией. Они собирались при помощи высокой температуры и давления превращать какой-то промышленный кал не то в алмазы, не то в рубины, не то в изумруды. Причем не в технические, а в самые что ни на есть высококачественные ювелирные!

И пока студенты старательно выполняли свои работы, эти «алхимики» до хрипоты спорили о способах достижения своей призрачной цели. И когда научный спор заходил в полный тупик, один из них раздраженно провозглашал:

- Пошел ты, знаешь куда?

- Аналогично! – свирепо отвечал другой.

Только теперь я понял, куда они посылали друг друга на поиски выхода из творческого тупика! А я ведь раньше даже не представлял, какая это интересная наука - языковедение!

В юности мне как-то подвернулся под руку старый журнал «Вокруг света». Мой покойный отец обожал это издание и собрал его подшивки за три с гаком прошедших десятилетий. Там я случайно нашел отрывки из записок португальского авантюриста, Педро Гомеша Кумагуарте, жившего в начале ХVII века. Он был удачливым торговцем золотым песком, слоновой костью, черным деревом и красным сандалом, а заодно и пронырливым исследователем дебрей Африки и Бразилии. Португалец рассказывал об ужасающей пытке, которой дикари подвергали пленённых ими цивилизованных европейцев. Я никак не мог понять, каким образом обыкновенный ананас аборигены использовали как страшное орудие пытки! А нынче мне стало абсолютно понятно, куда и каким концом заталкивали индейцы ненавистным поработителям этот фрукт, чтобы тем неповадно было соваться в сельву. Кстати, почетное прозвище и дворянский титул разбогатевший Педро Гомеш получил от короля уже потом, по возвращению из ограбленных им Африки и Америки. (Прим. Cu – задница, magoarte – ушибленный, огорченный, опечаленный. порт.)

- Степа! – попытался я осадить новоиспеченного филолога.

- Нет! Не прерывай меня, друг! – предупредительно пророкотал голос гиганта. – Иначе тонкая нить моих изыскательских размышлений может невзначай оборваться и ускользнуть! Я чувствую себя слепцом, который неожиданно прозрел и изведал, насколько в этом мире все взаимосвязано и гармонично. Анал… Анальное… Аналогично…. А ведь само слово «анализ» красноречиво и без кривотолков говорит, откуда медики берут материал для своих научных исследований. Отныне я догадываюсь, от боли в какой части тела был изобретен препарат анальгин и аналгезин! Мне стало наконец-то понятно, кто такие аналитики и чем они конкретно занимаются. Теперь предельно ясно, через что считает аналогово-цифровая счетная машина. Я отчетливо сознаю, чем мыслили ученые мужи, создавая и развивая Аналитическую философию, Аналитическую геометрию и Аналитическую химию.

- Степа! Заткнись! – не снёс я такого безбожного кощунства. – Да ты так всю современную науку к заднице сведешь! И станешь отцом нового ответвления науки – аналитического словоблудия! Лучше поведай мне, как же тебе удалось поступить в КПИ?

Гигант разочарованно вздохнул и продолжил историю своей молодости:

- На вступительных экзаменах у меня сначала никаких проблем не было. Математику и физику я сдал на «отлично». Но вот последний экзамен, сочинение, навис надо мной, как разящий Дамасков меч!

- Как Дамоклов меч, - мягко поправил я Степана.

- Если не хуже! - отчаянно махнул рукою рассказчик. - Я осознавал четко и ясно, что больше чем на два с минусом сочинение не напишу. Сижу в аудитории на консультации перед экзаменом. Лицо осунулось, глаза слезятся, уши обвисли от горьких и печальных мыслей. Если б ты только знал, как не хотелось возвращаться домой не солоно хлебавши! Вела консультацию симпатичная дама в роговых очках с толстыми претолстыми стёклами. И всё как-то странно поглядывала на меня. А когда все абитуриенты начали было уже расходиться, то неожиданно подошла ко мне и с тревогой в голосе спросила:

- Молодой человек! Что с Вами? Вы не больны?

А я ей так честно и ответил:

- Да. Смертельно болен неизлечимым врожденным недугом - хронической профанацией родного языка и литературы.

Дама так искренне и звонко расхохоталась, что обильные слёзы потекли из её больших серых глаз. Она сняла свои огромные очки, достала из сумочки изящный кружевной платочек и аккуратно вытерла уголки своих красивых, беззащитных очей.

- Не отчаивайтесь, юноша! - ласково похлопала дама меня ладонью по груди. - Всё в наших силах! Было бы истинное желание, а остальное всё приложиться.

И ушла. Больше я её никогда не видел. Ни на экзаменах, ни в институте, ни просто в городе. Теперь мне кажется, что это сама Фортуна явилась мне в образе доброго преподавателя-консультанта.

Вечером, уже раздеваясь перед сном, я обнаружил в нагрудном кармане рубахи крохотный листок, где мелким каллиграфичным почерком были написаны названия трёх тем сочинений. Именно эти темы впоследствии и были предложены нам на последнем экзамене. Среди них и была «Образ Тараса Бульбы в одноимённом произведении Н.В.Гоголя».

В последний год учёбы в школе я сидел за одной партой с гордостью нашей школы, квадратной отличницей Галей Мельничук.

- Ты хотел сказать, с круглой отличницей, - перебил я великана.

- Нет-нет! – плутовски ухмыльнулся Степан. - Это дурой она была круглой! Считала, что можно поступить в Киевский Государственный Университет без взятки или протекции. Однако не помогли ей ни сплошные пятерки в аттестате, ни заслуженная золотая медаль. Её благополучно «завалили» на первом же экзамене, и она так и уехала домой действительно не солоно хлебавши. А звали Галю «квадратной отличницей» её за необычную фигуру. Если взять её голову, грудную клетку и бёдра, то в анфас она напоминала снеговика, только собранного не из трёх шаров, а из кубиков. Но сочинения Мельничук писала как богиня. Есть ей не давай! Дай только что-нибудь сочинить на вольные и невольные темы! Ко мне она «дышала не ровно» и всегда с охотой подсказывала на уроках, и давала списывать домашние задания. А по окончанию школы, подарила мне толстенную тетрадь с копиями своих избранных сочинений.

- Тебе они должны помочь при поступлении в вуз, - кокетливо сказала Галя. - Вот будет здорово, если мы будем вместе учиться в Киеве!

На счёт первого предсказания - она как в воду глядела! А вот во второй части пророчества оказалась ужасно плохой провидицей.

В Галиной тетради как раз и был досконально проанализирован образ Тараса Бульбы.

- И ты списал это сочинение на экзамене, - логично предположил я.

- Боже упаси! - возвёл руки к небу Степан. - Да разве там спишешь?! Сразу же с треском, взашей выставят из аудитории, как только заметят такое злостное нарушение! Не мог я так бесшабашно рисковать. Да и зачем? У меня, как ты знаешь, недурственная зрительная память. Я вызубрил это сочинение наизусть, и к утру оно как бы стояло у меня перед глазами со всеми точками, запятыми, тире и двоеточиями. На экзамене я только перенёс всё это на бумагу. Впоследствии и сам безумно изумился, ведь даже само сочинение умудрился написать почерком Галины Мельничук.

- И большое было сочинение? - полюбопытствовал я.

- Нет, не очень, - почесал за ухом Степан. - Пятнадцать тетрадных листов почерком Мельничук. Моим бы я и в десять листов уложился. Вот так я и стал студентом КПИ.

- И ты потянул учёбу в институте? - недоверчиво спросил я.

- А как же! - без тени самодовольства ответил гигант. - После первой сессии я уже получал повышенную стипендию. Мне пришлась по вкусу весёлая студенческая жизнь, благожелательная атмосфера, и дух дружбы, взаимопомощи и товарищества в нашем институте. Мне безумно нравилось, что студентов, учившихся по специальности «автоматизация и механизация производственных процессов» для краткости называли «автоматчиками». Это весьма льстило самолюбию юноши, который пока ещё не служил в армии. И всё было бы так прекрасно и замечательно, если б...

Глаза Степана затуманились, лицо осунулось и окаменело.

- Если б на моё горе, или на моё счастье я не повстречал ЕЁ.

Не то тяжелый вздох, не то порыв ветра всколыхнул сырой воздух покрученной, плохо освещенной улочки. Гигант охватил ладонями свою голову, ссутулился и затих под свинцовым грузом нахлынувших воспоминаний.

 

2. Дюймовочка.

Я бережно положил мою ладонь на могучее плечо гиганта:

- Стёпа! Мы ведь не в силах пересмотреть и изменить наше глупое и бестолковое прошлое. Да и стоит ли делать это?! Как говорил мой друг, Омар Хайям:

- Что было, то прошло, что будет - неизвестно.

Так не тужи о том, чего сегодня нет.

Степан медленно выпрямился, украдкой смахнул со щеки слезу и мягко улыбнулся:

- Да чего жалеть? Ведь она подарила мне двух прекрасных дочерей.

Осторожно ступая по гранитной брусчатке, отполированной в течение веков бесчисленными подошвами прихожан, мы осторожно подошли к парадному входу ухоженной средневековой церквушки.

Неожиданно неприятная и тревожная мысль проявилась в моем свыше меры утомлённом сознании:

- Странно. До Рождества Христова осталось всего лишь несколько часов, а у церкви не видно никаких признаков начинающегося торжественного богослужения. Хотя, судя по стойкому запаху свежей краски, здесь совсем недавно были завершены наружные ремонтные работы. Однако вполне вероятно, что внутри старого храма реставрационные работы всё еще продолжаются. А, случайно, не бой ли часов этой церквушки мы и приняли по ошибке за звуки курантов на Башне Клериков? В Порто множество различных церквей и соборов, и почти что каждый храм имеет свои музыкальные башенные часы. Но в таком случае, мы не приближаемся к центру города, а идем в абсолютно другом направлении.

Я уже было открыл рот, чтобы озвучить мои подозрения, однако против воли задал товарищу совершенно неуместный вопрос:

- Стёпа. А почему ты бросил учебу в институте? Ведь, насколько я понял, ты затратил немало усилий, чтобы стать студентом КПИ. У тебя возник конфликт с администрацией этого довольно-таки популярного учебного заведения? Или тебе попросту не было где жить?

- Ни то, ни другое! С начальством я ладил, а жил в просторной комнате с тремя однокашниками в шумном студенческом общежитии, - задумчиво разглядывая верхушки колоколен, продолжал свою сагу Степан. - Жизнь привольная, развесёлая, без родительской опеки и надзора. Ребята в моей группе оказались, как на подбор: дерзкими, энергичными, неисправимыми оптимистами и жизнелюбами. Учиться с ними для меня была великая честь и, к тому же, сплошное удовольствие. Не учёба, а не прекращающиеся юморина и КВН с утра и до позднего вечера! Я удивляюсь, как у меня только хватало времени на сам процесс образования, ведь студенческим затеям, мероприятиям и увеселениям не было ни конца, ни края. На торжественном вечере, посвящённому Дню Студента, я познакомился с Любашей, студенткой четвёртого курса нашего института.

Мы бросили прощальный взгляд на церквушку и двинулись по неширокой улочке в приглянувшемся нам направлении.

- Постой! - встрепенулся я. - Так она на четыре года тебя старше?

- На пять, - густо покраснел Степан. - Я ведь всегда был крупным мальчиком. В школу пошёл с шести лет. И так смотрелся среди одноклассников, как второгодник с богатейшим стажем и с солидным опытом протирания штанов. Но разве в такие моменты думаешь о разнице в возрасте? После весёлых, энергичных танцев и выпивки в приятной компании, мы очутились в комнате Любаши в нашем институтском общежитии. Её подруги и соседки по комнате каким-то образом незаметно растворились, и мы неожиданно остались совершенно одни. В эту ночь я утратил невинность, а она после первой же нашей интимной близости понесла.

- Что и куда понесла? - не понял я.

- Ну, то есть забеременела, - терпеливо пояснил Степан. - Люба кинулась к гинекологу, что бы сделать аборт, но тот предупредил её, что она очень сильно рискует в будущем никогда не познать радости материнства. Люба всегда была женщиной твёрдой и волевой. Решила рожать, даже если я откажусь от ребёнка. На зимние каникулы я съездил домой и рассказал всё родителям. Отец сурово взглянул на меня, осуждающе покачал головой и ультимативно молвил:

- Ну, сынок! Сумел на девку вскочить, учись и отвечать за свои поступки. Ребёнок не должен расти без отца.

Да кто там вскочил?! Люба всегда в нашей семье во всём верховодила! Даже во время любовных утех неизменно предпочитала быть сверху!

Степан полез в сумку, вытащил оттуда помятую фотографию и протянул мне. Я подошёл к фонарному столбу, чтобы рассмотреть потертое изображение. На снимке рядом с гигантом стояла невысокая, пышногрудая, крутобёдрая девушка. Густые чёрные волосы блестящими потоками стекали на её покатые плечи. На красивом бледном лице застыла улыбка профессиональной манекенщицы, но цепкий взгляд миндалевидных карих глаз был на удивление холоден и насторожен. И хотя Люба стояла в туфлях на высоченной платформе, она даже макушкой не доставала до уровня плеча своего башнеподобного возлюбленного. На дальнем плане фотографии золотым сиянием переливались купола соборов Печерской Лавры.

- Господи! - не смог я сдержать нахлынувших эмоций. - Да она, по сравнению с тобой, просто Дюймовочка! Не удивительно, что она у вас верховодила в интимных отношениях! Ведь ты, копошась и ворочаясь, мог ненароком раздавить её в постели! И вы не комплексовали из-за такой разницы в росте?

- Ничуть! - отверг мои сомнения Степан. - Любаша как-то показала мне свою ладонь со словами:

- Видишь! Все пальцы по длине разные!

Потом согнула их в суставах и прижала друг к другу:

- А теперь? Все стали одинаковы! Так и люди, в жизни - все разные, а в постели - одинаковые! В любви и сексе все родствены и равноправны!

Да и разница в годах меня тогда тоже не очень-то и беспокоила. Как-то я случайно подслушал, как мать в смятении сетовала отцу на наше отличие в возрасте. Но мой батяня на всё это с хохотом ответил:

- Как говорят в народе: маленькая сучка – всегда щенок. Наша Любаша и в 65 лет будет обворожительной и привлекательной женщиной.

Летнюю сессию я сдал на «отлично», а Люба - с большим трудом. Но все входили её положение, ведь к тому времени она здорово округлилась. Беременность протекала очень тяжело, и Любаша приняла решение взять на год академический отпуск. Что б хоть как-то улучшить наше материальное положение, я устроился на лето грузчиком на товарную станцию. Спасибо друзья отца помогли. Работа была весьма тяжёлая, так что по утрам я иногда и разогнуться не мог. Однако вскоре втянулся, притерся и обвык. Был как раз самый разгар перестройки и в Советский Союз хлынули потоки товаров со всевозможных стран и континентов. Процветали кооперативы, совместные предприятия, а так же общества с ограниченной ответственностью. Станция была под завязку забита всевозможными грузами и товарами. И, естественно, предприимчивые бизнесмены стремились разгрузить свои поставки в первую очередь. Ведь время - деньги! Платили за быстроту наличными, причем сверх обычной платы. Скажу честно, что «левые» заработки грузчика были на порядок выше официальной зарплаты. Когда я принёс домой первые заработанные деньги, Любаша просто ахнула от удивления:

- И зачем пять лет мучиться в институте, когда и без напряжения мозгов можно зарабатывать такие сумасшедшие деньги!

Мы жили у моих родителей, но мечтали о своём укромном, уютном гнездышке. Свадьбу сыграли в конце июня в узком кругу ближайших родственников и друзей, без особой пышности и церемоний. А 17 августа у нас родилась маленькая чудесная дочурка, и назвали её в честь моей младшей сестренки Светланой. Любаша знала, как польстить золовке. Та, хоть и сама ещё только в школе училась, но души не чаяла в своей крошечной миловидной племяннице. Буквально с рук её не спускала.

Тогда Люба смело оставила дочь на попечение моей заботливой родни. Она начала регулярно ездить в соседние страны за ходким товаром и сбывать его на местном вещевом рынке. Вскоре она открыла свою торговую точку на многолюдном и бойком месте. И где только Любаша не побывала?! И в Польше, и в Венгрии, и в Чехии, и в Словакии, и в Турции, даже в Китай умудрилась три раза съездить!

Осенью я вернулся в институт, но сердце постоянно рвалось домой к жене и дочери. На выходные и праздники поскорей мчался в Тернополь, чтоб прижать к груди моих нежных и горячо любимых девочек. Но в эти дни Любаша обычно как раз торговала на рынке, так что наши встречи и без того были слишком краткие и сумбурные. Последующую зимнюю и летнюю сессию я сдал на «отлично», но когда узнал, что Люба опять забеременела, решил забрать документы и больше не возвращаться в КПИ.

- И как же отец пережил твой уход с института? - задал я не дающий мне покоя вопрос.

- А никак, - тихо прошептал Степан. - К тому времени его уже не стало. Если б он был жив, то никогда бы не позволил мне поступить так неосмотрительно.

- Как «не стало»? - искренне ужаснулся я. - Он что, погиб? Скоропостижно скончался? Умер?

- Даже не знаю, как тебе сказать, - скорбно ответил мой друг. - Возвращение в Тернополь не пошло моему отцу на пользу. Спокойная жизнь, легкая работа, пристрастие к пиву привели к тому, что он стал быстро расплываться и набирать лишний вес. Летом к отцу из Херсона приехал его друг и мой крёстный, дядя Толя. Они сидели за одной партой в школе, служили в одной воинской части, вместе «парубкували», женились на девушках-сёстрах. Жизнь развела их в разные города, но они постоянно поддерживали добрые отношения и постоянно ездили в гости друг к другу.

- Андрюша! Что с тобой? - изумился дядя Толя. - Да ты скоро в двери своего собственного дома не пролезешь! Что ты вытворяешь со своей жизнью? Тебе надо срочно встряхнуться! Едем с нами на Кавказ! У нас с ребятами намечается интереснейший горный маршрут. Природа там изумительная, первозданная! Кристально-прозрачная вода сбегающих с ледников бурных рек, пьянящие ароматы трав и цветов высотных долин, живительно чистый воздух нехоженых мглистых гор! Ночной привал в палатках, песнь под гитару у догорающего костра, дружеская беседа под безумно яркими звёздами высокогорья – что ещё нужно человеку для полноценного отдыха! Сбрось тяжкий груз повседневных забот и прожитых лет! Поехали с нами за рассветами и туманами! Великолепно проведём отпуск, да и жирок свой заодно там растрясёшь.

Крёстный был заядлым туристом, скалолазом и неисправимым романтиком. С группой таких же фанатиков-энтузиастов он буквально пол Союза исходил, исколесил и излазил. Долго дядя Толя убеждал моего отца встряхнуться, сменить «затхлую» городскую атмосферу на целительный горный воздух. И, в конце концов, всё-таки уговорил.

И отправились они любоваться горными пейзажами, вершинами и долинами. На Кавказе тогда ещё было тихо, только-только начинало бурлить. И где-то на границе Чечни и Грузии, переходя по мосту над быстрой горной речкой, отец и сорвался в глубокое, узкое ущелье. Вернее мост переломился пополам. Да и трудно было назвать мостом две старые колоды, переброшенные через расселину и сбитые грубыми прогнившими дощечками. Старики-аксакалы из ближнего аула даже не хотели поверить, что мост рухнул. Самый дряхлый из них только цокал языком и удивлёно качал головой. По словам старца и его отец, и дед, и прадед по этому мосту гоняли овец на верхнее летнее пастбище. И никогда никаких происшествий или недоразумений не случалось. А прадед был очевидцем, как сам Шамиль проскакал со своим отрядом по этому мосту, спасаясь от преследования наседавших царских солдат. И всегда всё было в порядке!

Отец упал в бурный поток горной реки, и его стремительно понесло вниз по течению. Он был отличным пловцом, но в русле реки было множество водоворотов и перекатов. Крёстный поднял на ноги всех окрестных жителей, милицию и спасателей. Тело отца искали две недели, но, несмотря на все старания, так и не обнаружили. Живым он тоже больше никем замечен не был, да и самолично уже нигде и никогда на людях не появлялся. Исчезнул, сгинул, словно испарился. Мать, узнав об этом, за одну ночь совершенно поседела, хотя ей не было ещё и сорока полных лет. И самое поразительное, что произошло это в тот самый день, когда родилась наша маленькая Светочка. Так что семнадцатое августа для меня и день величайшей радости, но так же дата небывалой горести и печали.

Минут десять мы, молча, плелись по тротуару, понурив наши отяжелевшие от утомления головы. Наконец я устало поднял глаза и неожиданно для себя узрел ту самую витрину магазинчика нижнего женского белья, где мы ещё совсем недавно любовались интимными аксессуарами дамского одеяния. Похоже, мы кружили по кварталам старого города, окончательно сбившись с означенного нами пути. Я уже набрал в легкие воздух, чтобы сообщить эту потрясающую новость попутчику, но Степан вдруг заговорил глухим и безжизненным голосом:

- Забрав документы из КПИ, я вернулся в бригаду грузчиков, где меня приняли как родного: с радостью и с распростёртыми объятьями. Через три месяца наш бригадир слёг в больницу. Врачи обнаружили у него быстро прогрессирующий цирроз печени. Считай, профессиональная болезнь! Мы, рядовые грузчики, «скинулись» и повезли его в столицу на консультацию к известному и маститому профессору. А тот, обследовав нашего бригадира, только беспомощно развёл руками. Мол, болезнь слишком запущенная и пациент, увы, долго уже не протянет. Впрочем, так оно и вышло.

Во время перестройки стало модно выбирать на предприятиях всем коллективом директоров, управляющих и разных начальников. И у нас были назначены выборы бригадира. И представь моё изумление, когда на эту ответственную должность почти единогласно выдвинули меня. А я ведь многим бывалым грузчикам в сыновья годился. Я чуть не одурел от такой неожиданности. Заикаясь, стал убеждать моих коллег, что я недостоин такой высокой чести. Но все меня успокаивали и уговаривали:

- Не робей, Стёпа! Ты сможешь! А мы, если что, всегда подскажем и поможем.

Хочешь - верь, хочешь - не верь, однако всё у меня получалось споро и ладно. Даже «старики» безропотно мне подчинялись, величая не иначе, как Степаном Андреевичем. С начальством я жил в мире и согласии. Бригада работала, как хорошо отлаженный механизм, как фирменные швейцарские часики! А «левые» погрузки-разгрузки приносили нам баснословные деньги. У Любаши успешно шла торговля в её хорошо обустроенном бутике. И зажили мы припеваючи, но деньги почему-то у нас не держались. Не умели мы их беречь и копить, жили, как говорят, на широкую ногу. Всё что зарабатывали, тратили на какую-то ерунду и мелочь. О будущем абсолютно не задумывались, а хорошая жизнь окончилась, ох, как быстро! Беда пришла, откуда её совершенно не ожидали.

Был у меня в бригаде старый грузчик дядя Лёня по кличке Дегустатор. Он слыл непревзойдённым специалистом по сливанию спиртных напитков из оригинальной стеклотары, да так, что в жизни не догадаешься, что бутылка утратила девственность. У нас в подсобке стояла электроплитка с чайником, где Дегустатор заваривал чай, которым заполнял опорожнённые бутылки из-под коньяка, бренди, джина и прочих горячительных напитков. Бутылки же из-под водки и других прозрачных алкогольных напитков он заполнял обычной водой из водопроводного крана. У Дегустатора был целый арсенал приспособлений для этого дела. После смены дядя Лёня устраивал для бригады показательную дегустацию добытых им экстрактов с профессиональными комментариями о качестве, выдержке и букете напитков. Любаше страшно не нравилось, когда я возвращался с работы после такой изысканной аристократической попойки. Она твердила, что от меня разит так, будто я выхлебал как минимум пять сортов дешёвого советского одеколона.

Я всегда предупреждал Дегустатора:

- Дядя Лёня! Не бери больше двух бутылок из одной партии!

Но как-то у нас на складе, по недоразумению, задержалась спецпоставка настоящего «Наполеона», «Камю» и «Арманьяка». Кто-то что-то перепутал с документами. То ли Дегустатору так понравился этот коньяк, то ли из-за прогрессирующего склероза он «наведывался» в одни и те же ящики, но в результате Первый секретарь обкома партии угостил высокопоставленную французскую делегацию первосортным краснодарским чаем. «Первый» был вне себя от необузданной ярости. Он поднял на ноги всю милицию и КГБ, чтоб изловить и покарать коварных злоумышленников. За нас взялись серьёзно и основательно. Я пытался объяснить, что товар прошёл чрез много сотен рук и мы - всего лишь маленькое передающее звено в чересчур длинной транспортной цепочке. Но куда там! Следователь мне так прямо и заявил, что был сигнал, или по-народному донос

Степан неожиданно умолк, остановившись перед небольшим цилиндрическим оранжево-зелённым предметом, так некстати возникшем на его жизненном пути.

- И что за люди! Ну, никакого тебе уважения к труду уличных метельщиков! - осуждающе изрёк он и с силой пнул ногой ни в чём не повинную жестяную упаковку.

- Так чем же закончилось твоё коньячное дело? – подзадорил я отвлёкшегося рассказчика.

- Мой начальник по секрету шепнул мне, кто «настучал» на нас в соответствующие органы, - на лбу гиганта собрались суровые складки. - Работал в нашей бригаде Серёга Сердюк по кличке Хорёк. Зрачки его глаз постоянно бегали туда-сюда, туда-сюда, не в состоянии сфокусироваться ни на одном каком-либо предмете. Ну, точно, как у затравленного хорька! В глаза собеседнику при разговоре Сергей никогда не смотрел и всегда был сам себе на уме. Как оказалось, уж очень он жаждал стать бригадиром грузчиков товарной станции. Не давала ему покоя двойная бригадирская пайка. Надеялся, змееныш, что после коньячного скандала меня с позором изгонят с работы, и он триумфально займёт моё почетное место. Но так и не суждено ему было стать наследником погрузочно-разгрузочного престола. На следующий же день после визита следователей он получил тяжёлую, но сладкую производственную травму.

- Как это, сладкую травму? - недоверчиво покосился я на Степана.

- Да разгружали мы вагон с мешками кускового сахара-рафинада. Я крикнул Хорьку: «Серёга, лови!», а он по какой-то неведомой мне причине то ли не понял, то ли не расслышал, - с не очень искренним сожалением пояснил мой друг. – Вообще-то, если признаться откровенно, я хотел лишь немного попугать не в меру зарвавшегося стукача. Однако и реакция, и слух у моего напарника оказались почему-то совершенно никудышными. Пока он лениво повернулся и вяло промямлил: «Ну, шо?», то что-либо расспрашивать было уже чересчур поздно. Его буквально снесло вместе с мешком с края платформы на не слишком уютные ржавые рельсы. В результате он заполучил сотрясение мозга и парочку-тройку незначительных переломчиков. Кости у Сердюка срослись быстро, а вот тяжёлую психологическую травму он залечивал два полных года. За это время в его жизни произошло несколько незаурядных и очень знаменательных событий: у него сгорела дача, из гаража угнали почти что новенький «Вольво», да ещё и совсем неожиданно к другому ушла его любвеобильная супруга.

Излечившись, Серёга не вернулся в бригаду, а устроился на продуктовом хранилище ночным сторожем. В свободное же время он начал усердно практиковать какую-то восточную эзохерическую технику.

- Может быть, эзотерическую технику? – непроизвольно сорвалось с моих уст.

- Вполне возможно, - охотно согласился Степан. – Я в этих тайных азиатских учениях разбираюсь как свинья в персиках. Ведь их же сейчас расплодилось, будто бы собак нерезаных. Хорёк пошёл в ученики к заезжему кавказскому гуру и развивал под его руководством реакцию и слух, которые так непростительно его подвели. И надо заметить, что он достиг блестящих успехов в этих сверхузких, специализированных направлениях. Я убедился в этом спустя четыре года, когда абсолютно случайно встретил Сергея на тернопольском городском рынке. Мы шли с супругой между рядами прилавков в толпе покупателей, и я узрел моего бывшего коллегу где-то метрах в пяти-шести впереди.

- Смотри, Хорёк! – дёрнул я Любашу за руку.

Сердюк стоял ко мне спиной, но по тому как он вздрогнул и втянул голову в плечи, я сразу же сообразил, что он меня услышал. А ведь в базарной суете, шуме и гаме распознать мой голос было не просто трудно, а почти что невозможно. По его первой реакции я понял, что он собрался рвануть вдоль прохода от нежданно нависшей над ним угрозы. По путь к свободе оказался наглухо закрыт толпой ленивых и неповоротливых обывателей. Тогда Хорёк с невероятной быстротой нырнул под ближайший прилавок в надежде прошмыгнуть под столами на ближайшую параллельную торговую линию.

Вот тут-то и выяснилось, что Серёге нужно было развивать не только реакцию и слух, но так же и остроту своего зрение. А ещё лучше, в идеале, - и прямое видение третьим оком. Проскакивая под столешницей, Хорёк со всего маху врезался лбом в тачку, на которой какая-то предприимчивая старушка привезла продавать свои нехитрые товары. Тачка оказалась на удивление прочной и добротной, так как была сварена из профилей из нержавеющей, легированной стали.

Нет-нет! Череп моего бывшего напарника всё-таки выдержал, но вот только на лбу бедолаги наложили почти что с дюжину безобразных хирургических швов. Да и повторного сотрясения мозга ему равным образом избежать так и не удалось.

Честно говоря, мне было очень неприятно, что Хорёк пострадал за своё предательство гораздо больше, чем он этого заслуживал. Мы с супругой отправились в больницу, чтоб проведать несчастного и побаловать его домашними лакомствами. Но он кричал как бешенный и пытался забиться под кровать, стоило мне только появиться в дверях палаты. Любаша долго ходила к Серёге в одиночку и настойчиво убеждала его примириться со мной. И, в конце концов, уговорила. Это важное событие должно было состояться в день выписки Сердюка из неврологического отделения. Но за час до выписки Хорёк малодушно ускользнул из больницы и бесследно скрылся в никому неизвестном направлении.

Уже в Португалии я узнал от Михайло Бранчука, что Серёга объявился в Львове, где его личные дела резко пошли в гору. Там же он близко познакомился с дочерью богатого польского предпринимателя украинского происхождения. Вскоре он женился на наследнице преуспевающего бизнесмена и, не раздумывая, взял себе её благозвучную фамилию. Теперь он не то Зайченко, не то Крольчук. Точно не помню. А его состоятельный тесть …

- Остановись, Стёпа! – не выдержав, взмолился я. – Ты ведь собирался поведать мне о самых трагических эпизодах своей нелёгкой жизни. Но как-то незаметно твоё повествование ушло в сторону натуралистического описания популяции сусликов, кроликов и каких-то других грызунов. Поверь, мне это совершенно неинтересно! Лучше расскажи мне, чем же лично для тебя вылилась непредвиденная утечка элитного французского коньяка.

Степан скорчил не очень довольную мину и без особой охоты вернулся к рассказу об испарившемся заморском алкоголе.

- Скандал разразился неимоверный! Мало того, что произошла катастрофическая утечка французского коньяка, так ещё и добавилось прискорбное трагическое происшествие! Ты ведь помнишь, что в советские времена производственные травмы расследовались тщательно и скрупулезно, а нарушения техники безопасности сурово карались законом. Полетели начальственные шапки, явственно запахло жаренным. Интуиция услужливо подсказывала, что и мне достанется на орехи, если срочно не «слинять» из эпицентра бурных событий.

- Ты знаешь, что такое эпицентр? – непритворно засомневался я.

- Не могу тебе сказать, что это значит дословно. Но достоверно знаю, что это место, от которого желательно держаться подальше! - с ухмылкой проинформировал меня Степан. - Как раз накануне этих событий мне пришла повестка из военкомата. По закону я, как отец двоих детей, мог увильнуть от воинской повинности. Но я не стал настаивать на соблюдении буквы закона, тем более, что отец всегда мне говорил:

- Ты сможешь считать себя настоящим мужчиной только тогда, когда пройдёшь горнило воинской службы.

Я быстренько написал на работе заявление «по собственному желанию», в администрации мне его немедля «подмахнули» и рассчитали практически за полчаса. Не поднимая шума и пыли, с чувством глубокого удовлетворения я отправился отдавать мой гражданский долг Советской Родине, которая, кстати, буквально доживала свои последние месяцы.

Коньячное дело никак не утихало. Домой приходили повестки из милиции и прокуратуры. Любаша недоумённо разводила руками, объясняя, что муж отправился на Кавказ поправлять минеральной водичкой пошатнувшуюся нервную систему и лечить так некстати обострившийся геморрой. Всхлипывая, она доверительно признавалась, что её благоверный не пишет и не звонит. Не иначе как у него там случился обычный курортный роман.

В громоздком бюрократическом аппарате так часто бывает: правая рука не знает, что делает левая. Когда же, наконец-то, разобрались, что же произошло, то я был уже очень и очень далеко. Да и «Первый» к тому времени уже основательно поостыл.

- Да Бог с ним! - махнул он рукой следователю. - Пусть его в армии «дедушки» Родину любить научат!

Лишь похлопотал вдогонку, чтоб меня отправили подальше и как можно на более длительный срок. По его любезной «протекции» я сначала попал на базу ядерных подводных лодок. Но командир базы, увидев меня, пришёл в неописуемую ярость и бешенство. Он орал как ненормальный, что это коварный заговор с целью подорвать боеспособность вверенного ему подразделения.

- Да этот бугай не в один люк на подлодке не пролезет! - брызгая слюной, визжал он. - А если и пропихнется, то соберёт в отсеках все «шишки» и «фонари», и покорежит своим дубовым лбом ценнейшую аппаратуру и оборудование.

Меня и ещё трёх доходяг отправили назад на распределительный пункт, и уже со второго захода я попал на сверхновый авианесущий крейсер.

- Слушай, Стёпа! А ты не сожалеешь, что после второго курса бросил институт? - сочувственно поинтересовался я.

- О-о-о! Ещё и как сожалею! И всю мою жизнь буду сожалеть! - с досадой прорычал Степан. – Когда-то я был уверен, что сделал правильный выбор. Но только через девять долгих лет, когда Любаша безжалостно бросила меня, я наконец-то понял, насколько глупо и опрометчиво поступил. В итоге я остался без семьи, без образования и очутился на самых дальних задворках старушки Европы.

Я шел за моим возбужденным другом и размышлял о кознях нашей обманчивой интуиции в минуту судьбоносного для нас выбора. Почему в важнейшие моменты нашей жизни мы умудряемся принимать самые несуразные и неприемлемые для нас решения? Почему из всех открывшихся перед нами дорог мы избираем самый извилистый, ухабистый и тернистый путь? Хотя…. Если мы всегда будем поступать логично, правильно и рассудительно, то наша жизнь незаметно для нас станет однообразной, скучной и безынтересной. Мы будем медленно и печально тащиться по накатанной, наезженной колее от детской колыбели до самого смертного одра. А останутся ли в памяти хоть какие-то яркие, светлые, красочные воспоминания у последней черты нашей благопристойной, но ужасающе тоскливой и монотонной жизни?

Я судорожно тряхнул головой, словно отбрасывая тревожные думы, и бросился догонять невесть откуда свалившегося на мою голову сотоварища.

 

 

Как казаки ЕВРО 2004 спасали.

 

1. Как развал предотвратил провал.

Конец ХХ – начало ХХI века. Португалия, искусственно притянутая за уши сначала в НАТО, потом в Евросоюз, а затем и в Еврозону, развивается невероятно бурными темпами. Экономика страны подогревается щедрыми подачками Евросоюза, а так же солидными инвестициями и кредитами индустриальных тяжеловесов Европы. Молодая демократия, выросшая на останках фашистской диктатуры Салазара, поощряется не только финансово, но и морально. Маленькой стране, находящейся на задворках континента, поручается проведение ответственных международных мероприятий: выставки ЭКСПО 98 и чемпионата ЕВРО 2004. Но для успешного выполнения этого почётного задания требовалось произвести грандиозные строительные работы: возвести новые современные аэропорты, вокзалы, стадионы, гостиницы и общественные сооружения; построить скоростные автомобильные и железнодорожные магистрали, а так же значительно расширить сеть линий метрополитена в Порто и Лиссабоне. Чтобы не ударить лицом в грязь, понадобилось реконструировать памятники архитектуры и старины, разбить новые парки и скверы, соорудить развлекательные центры и комплексы.

Но в стране, истощённой собственной трудовой эмиграцией, катастрофически не хватало строителей. Португальцы предпочитали работать на стройках развитых стран Европы, где заработки строителей были в несколько раз выше. Ко всему прочему, настоящий бум в жилищном строительстве Португалии привёл к значительному оттоку трудовых ресурсов в эту чрезвычайно прибыльную область деятельности.

Правительство попыталось решить проблему нехватки рабочей силы с помощью гастарбайтеров из своих бывших африканских колоний и Бразилии. Однако африканцы, очутившись в Европе, тут же сбегали со строек в негритянские трущобы, находившиеся на окраинах крупных индустриальных городов. Самые несознательные из них занимались сначала мелким воровством, затем более крупным и заканчивали свою карьеру грабежом и разбоем. Более законопослушные африканцы промышляли мелкой уличной торговлей и продажей галантереи на традиционных португальских базарах - фейрах. Но постепенно, попутно, они так же освоили и гораздо более прибыльную торговлю наркотиками. Однако тут их бизнес столкнулся с интересами цыганской диаспоры – обыденного регионального распространителя дурманящего зелья. Незлобивый юридический спор за рынки сбыта перерос в отдельные незначительные, но очень досадные недоразумения и конфликты. И в этих полемических столкновениях взглядов и мнений африканцы имели заметное преимущество, так как в их арсенале были такие милые нашему сердцу автоматы Калашникова.

Большинство же из не состоявшихся гастарбайтеров жили за счет гуманитарной помощи общественных организаций и довольно-таки скудных государственных субсидий.

Бразильские же рабочие исчезали со строительных площадок ещё раньше своих африканских коллег. Они устраивались певцами, танцорами, барменами, официантами в различных клубах, барах, ресторанах и прочих многочисленных развлекательных заведениях. Самые предприимчивые из бразильцев неофициально открывали так называемые «Дома Любви», где прилежно и рьяно работали их весьма привлекательные латиноамериканские соотечественницы. Эти дамы без комплексов и предрассудков въезжали в Португалию под видом кровных родственниц уже обосновавшихся в стране бразильских иммигрантов.

Это вызвало бурю негодования среди женского населения Португалии, начиная с почтенных матрон и заканчивая ещё не вышедшими в полный тираж путанами. Первые были возмущены тем, что их мужья стали приносить домой намного меньше денег, просаживая значительную часть прибыли с бразильскими кудесницами любовных игр, забав и развлечений. Последние же попросту не выдерживали конкуренции со своими искусными и любвеобильными заокеанскими соперницами. Консервативные португальские жрицы любви так и не научились учитывать современные тенденции в области разнообразия интимных услуг. Они даже понятия не имели, что кустарщину удовлетворения мужских потребностей можно возвести до уровня изысканного и возвышенного искусства. Само собой разумеется, мужчины не могли не заметить разницу в уровне профессионализма здешних аборигенок и заезжих заокеанских гастролёрш. Неудивительно, что некоторые политики правого толка, проповедующие лозунг «Португалия - для португальцев», значительно расширили свою социальную и электоральную базу….

Ой! Пардон! Кажется, не слишком возвышенные думы увели автора в сторону от его дотошных и скрупулёзных околонаучных исследований.

Как Вы уже поняли, вместо запланированной рабочей силы правительство получило дополнительную головную боль, незапланированные расходы, да ещё и переполненные иммигрантами тюрьмы.

От позорного провала ЕВРО 2004 Португалию спас … развал Советского Союза и обнищание трудового населения государств, образовавшихся на огромном постсоветском пространстве. Первыми в стране освоились иммигранты из Молдавии, говорившие на языке романской группы, который является родственным португальскому. Они быстро сообразили, что на нехватке рабочей силы можно неплохо заработать, наладили связи с турагентствами стран СНГ и … В Португалию сначала потёк ручеёк, затем речушка, а потом и бурный поток трудовых иммигрантов с Востока. Именно так (Os imigrantes de Leste) и называли португальцы гастарбайтеров из бывшего Советского Союза. В числе проникающих в страну нелегалов было немало граждан России и Белоруссии, но чаще всего среди них попадались потомки прикарпатских опрышек и запорожских казаков.

Туристические агентства (они же агентства по трудоустройству) обещали желающим поработать в Португалии баснословные заработки: от 800 до 1200 американских долларов. И это в то время, когда минимальная зарплата в стране в эквиваленте не превышала 350 долларов в месяц! А большие деньги можно было заработать либо работая по 14-15 часов в сутки (включая и субботы), либо имея очень высокую строительную квалификацию. Однако профессиональные строители среди прибывающих в Лузитанию гастарбайтеров практически не встречались. (Лузитанией в древности называли территорию нынешней Португалии).

Сюда приезжали бывшие военные, досрочно уволенные из рядов вооруженных сил; мелкие чиновники, не угодившие новым властям; учителя и преподаватели, нежелающие жить на нищенскую зарплату; студенты, не имеющие средств на своё дальнейшее образование; инженеры и квалифицированные рабочие с разорившихся крупных предприятий; обанкротившиеся и задолжавшие кому-то предприниматели; бывшие колхозники, так и не сумевшие стать фермерами; рэкетиры, вытесненные из родных мест более удачливыми конкурентами; жулики и мошенники, спасающиеся от неотвратимого правосудия или возмездия одураченных ими «солидных людей».

Чтобы не быть голословным, отмечу, что с 2000-го по 2001-й год мне выпала честь работать в бригаде штукатуров вместе с тремя инженерами, двумя учителями, недоучившимся студентом, двумя мелкими бизнесменами, тремя рэкетирами и махинатором, которого мечтали «порвать» паханы одного очень крупного русского города. Кстати, бывшие рэкетиры оказались на удивление чуткими и отзывчивыми товарищами и, в конце концов, стали отличными штукатурами.

Ведь все мы, прежние граждане СССР, воспитанные на романтике всесоюзных строек, где-то глубоко-глубоко в душе строители. Многие из нас своими руками делали ремонты в своих собственных квартирах и строили миниатюрные домики на крохотных дачных участках. Поэтому и не стоит удивляться, что за два-три месяца наши соотечественники осваивали строительные профессии и становились высококлассными бетонщиками, каменщиками, арматурщиками, штукатурами, кровельщиками, мостостроителями и дорожниками. Следует сразу оговориться, что соотечественниками автор считает всех тех, кто жил с ним на территории Великого и Могучего Советского Союза.

2 Сцилла и Харибда иммиграции.

Нельзя не отметить, что многие гастарбайтеры, потратившие 1200 – 1500 долларов на поездку и трудоустройство в Португалии, были крайне разочарованы низким уровнем оплаты своего нелёгкого труда. Поэтому они старались как можно быстрее отработать истраченные деньги и заработать хоть какие-то средства на возвращение домой или на переезд в более развитое европейское государство. Однако нередко нелегальные рабочие становились жертвами недобросовестных патронов (работодателей), которые выдавали им всего лишь часть зарплаты, а то и вовсе не платили за многие месяцы изнурительной работы.

Надо признаться, что изредка попадались и патологически честные патроны, особенно среди владельцев крупных фирм и предприятий. Они не только исправно выдавали жалование своим рабочим, но так же предоставляли им жильё и бесплатное трёхразовое питание. Злостные неплательщики заработной платы чаще всего встречались среди мелких патронов, субподрядчиков солидных строительных организаций. Эти жулики, развращённые свалившимся на них богатством и алчущие всё более и более высоких прибылей, обманывали не только гастарбайтеров, но и своих же собственных португальских рабочих. Так что кому-то из иммигрантов с Востока изрядно везло, кому-то не очень, а кое-кому и вовсе фатально не фартило. Вот и Вашему покорному слуге его первый работодатель недоплатил более двух тысяч евро.

Юридически гастарбайтеры с Востока не существовали, поэтому и жаловаться им было попросту некуда. Иммигранты прибывали в страну нелегально, под видом туристов. Но правительство закрывало на это глаза, понимая, что без дополнительных рабочих рук строительство объектов ЕВРО 2004 сразу же захлебнётся.

Как-то одному любознательному чиновнику взбрела в голову нелепая идея: а не подсчитать ли, хотя бы примерно, сколько же нелегалов находится в Лузитиании. Результаты даже самых приблизительных подсчетов просто-напросто ошеломили министров. Каждый одиннадцатый житель страны был иммигрантом!

- О, ужас! – буквально взвыл министр финансов. – Да если этих людей заставить платить все пошлины и налоги, то мы сможем заштопать немало дыр в нашем несбалансированном государственном бюджете!

В 2001-ом году, несмотря на протесты Евросоюза, правительство открыло кампанию по легализации незаконно проникших в страну гастарбайтеров. Но уже в 2002-м году её пришлось срочно прикрыть, так как поток «туристов» из стран СНГ превысил все мыслимые и немыслимые пределы. За полтора года было легализировано более 700 тысяч человек, подавляющее большинство из которых прибыло с территории бывшего Советского Союза. Иммигранты получили социальную и юридическую защищённость, а правительство - солидную добавку в доходную часть государственного бюджета.

Однако не менее 300 тысяч человек так и остались за чертою закона об иммиграции. Кто-то прибыл в страну уже после закрытия компании легализации, а кто-то просто не смог доказать, что очутился в Португалии раньше крайнего срока, оговоренного декретом правительства. Но были и такие, которые особо и не желали тратить деньги и время на довольно-таки сложную процедуру легализации. Эти гастарбайтеры мечтали как можно быстрей заработать побольше денег, тихо и мирно удалиться восвояси. Ради экономии они жили в нечеловеческих условиях: питались самыми дешевыми сосисками и макаронами, спали в заброшенных гаражах, сараях и даже свинарниках. Автор лично знал двух жителей Прикарпатья, которые ночевали в бесхозных собачьих будках. Благо, что эти бетонные конструкции в Португалии достаточно-таки высокие и просторные.

Попадались и настоящие рекордсмены, умудрявшиеся питаться всего лишь за 20, ну, в крайнем случае, за 30 долларов в месяц. При всём при том они прилежно трудились на тяжелых строительных работах по полторы, а иногда и по две смены в сутки. Когда я сличал домашние фотографии этих феноменов с нынешним португальским оригиналом, то различал лишь жалкую половину их былого величия и дородности. Жажда как можно быстрей заработать деньги и со славой вернуться домой творила невиданные чудеса! Ни одна сверхмодная диета и ни одна современная методика избавления от избыточного веса не давала такого быстрого и устойчивого результата.

Среди рачительных и экономных гастарбайтеров встречались уникумы, которые и вовсе не тратили средств на кормёжку…

А вот и не угадали! Эти ребята не были ни йогами, ни аскетами и из источников непознанных «тонких» сил тоже, увы, не подпитывались. В их повседневном рационе были просроченные пищевые продукты, выброшенные на свалку из крупных супермаркетов и гипермаркетов. Однако такая необычная диета давала незначительный побочный эффект, который проявлялся в виде урчания в животе, струйной диареи, а так же жестоких приступов благоприобретённого метеоризма.

Но когда эти бережливые наследники Мюнхгаузена возвращались домой, они безбожно сорили деньгами и рассказывали небылицы о мифических заработках на территории Португалии. Именно из-за этих фантазёров доверчивые простофили продолжали рваться за шальными деньгами в далёкую Лузитанию даже после окончания ЕВРО 2004. Запоздавшие гастарбайтеры попадали в ужасающую ситуацию, так как на работу их уже никто не брал, а правительство расходов на репатриацию нелегалов в бюджет не включало.

Но особо болит сердце за наших соотечественников, спившихся на дешёвом местном вине и пополнивших ряды португальских бомжей и нищих. И пусть климат в Португалии в основном субтропический, однако жить без крыши над головой здесь всё-таки не очень-то и приятно. Зимой тут зачастую идут продолжительные проливные дожди, температура ночью снижается до нуля градусов, а влажность устойчиво держится на критическом уровне в 100%.

Тем не менее, именно благодаря тяжкому и упорному труду иммигрантов с Востока, работавших по 12-15 часов в сутки, строительство инфраструктуры ЕВРО 2004 было завершено вовремя. И пусть стимулом для этого труда была жажда заработать приличные деньги, но это ни на йоту не умоляет заслуг бывших советских граждан.

Во время коротких перерывов и редких выходных гастарбайтеры не раз с юмором и иронией рассказывали умопомрачительные, потрясающие истории о своей жизни на Родине, а так же об удивительных и невероятных приключениях в Португалии. Дома мои сотоварищи зачастую становились жертвами коррумпированных чиновников, беспринципных махинаторов, бандитских группировок и продажных полицейских. Здесь же они нередко попадали в лапы бессовестных патронов, месяцами не плативших за их нелёгкий и добросовестный труд. А сколько раз иммигранты влипали в комические, курьезные и нелепые ситуации из-за незнания португальского языка, здешних законов и местных обычаев! Однако эти несгибаемые, мужественные люди, с покалеченными и изуродованными жизнью судьбами, не утратили ни порядочности, ни достоинства, ни веры в своё светлое будущее. Они не растеряли чувство юмора даже несмотря на то, что многие из них перетерпели ужасающие страдания и лишения. Только сильная личность может рассказывать о своих горестях и неудачах, посмеиваясь над своими недругами и гонителями, и, в первую очередь, над самим собой. И это вовсе не самобичевание, а настоящий, истинный юмор, который позволял выживать в нелёгких, однообразных и беспросветных рабочих буднях.

Порой мы до коликов в животе истерически хохотали над уморительными историями о приключениях и похождениях иммигрантов с Востока. Сначала я пытался запоминать эти байки, были и небылицы, но быстро понял, что память моя далеко не идеальна. Тогда я начал впопыхах записывать рассказы моих товарищей на грязных и замызганных обрывках бумаги.

Вот эти записи и стали набросками повестей и рассказов, вошедших в цикл «Иммигрантские истории». Они же легли в основу пока ещё не законченной книги «Под небом Лузитании».

В этих произведениях автор пытался выяснить, что же вытолкнуло его соотечественников из родных, насиженных мест и заставило отправиться на самый отдалённый край Объединённой Европы. Но более всего его волновала иная проблема. Что вынудило около 150 тысяч бывших советских граждан вместе со своими семьями остаться в Португалии и начать новую жизнь буквально с белого листа? И это невзирая на то, что в стране разразился спланированный тайными масонами кризис, и до безобразия и неприличия разыгралась массовая безработица.

З. Кому кризис, а кому и папочка родной.

Коли на всё это взглянуть трезвым оком, то может статься, что я где-то и перегнул палку. Ну, на счёт злокозненных масонов. Хотя с другой стороны, вполне вероятно, что, ерничая и паясничая, я оказался неимоверно близко к истины. Общеизвестно, что кто-то основательно обнищал во время нагрянувшего кризиса, а кто-то и вообще обанкротился и разорился. Но ведь была и кучка людей, которая сказочно обогатилась на пике экономического кризиса. Сложилось мнение, что они не только были осведомлены о грядущем бедствии, но и заранее обстоятельно к нему подготовились. Возникло даже подозрение, что тайное сообщество крупных финансовых игроков организовало обвал мировых бирж с целью перекачки средств из карманов доверчивых простаков в свои собственные. Ходили даже слухи, что к этому приложил свою руку могущественный и таинственный Билдербергский клуб. И это было вполне под силу этой неформальной организации, имеющей в своём арсенале мощнейшие финансовые и политические рычаги воздействия на мировую экономику. Нет ничего удивительно, что джентльмены клуба вообразили себя вершителями судеб мира. Но вот только они ли правят бал на празднике этой жизни? Или за ними стоит какая-то скрытая и неведомая даже избранным сила? Ведь рассылает же кто-то приглашения самым влиятельным людям планеты на очередное заседание элитного клуба. Вот и возникает естественный вопрос, а это случайно не тот парень, что так любит про себя напевать: «Люди гибнут за металл,…» Ведь пока толстосумы и финансовые воротилы маршируют в едином строю, они могут чувствовать себя членами мирового правительства. Но стоит кому-то высказать суждение идущее в разрез с навязанным кем-то общим мнением и он тут же вылетает из клуба как пробка из-под дешёвого французского шампанского.

Но не будем вдаваться в крайности, балансируя на грани реальности и мистики, а вернёмся к невесть откуда нагрянувшему кризису.

Автор уделил уже достаточно своего внимания происхождению и особенностям кризиса в Южной Европе. (Статья «Кризагония», лит. журнал «Новая литература») Но хочется сказать и о наболевшем.

В последнее время мы не раз слышим из златых уст всезнающих и компетентных аналитиков бытующее в заоблачных высотах мнение. Мол, португальцы, греки и испанцы (а теперь и киприоты) многие десятилетия жили не по средствам. Вот именно поэтому их страны так тяжело и пострадали от затянувшегося мирового экономического кризиса.

Не верьте этим лживым, лукавым притворщикам и коварным могильщикам правды и истины! Не по средствам жила политическая и экономическая элита этих государств, с барской чванливостью бросающая народу объедки со своего ломящегося от яств и лакомств пиршественного стола! Они и теперь живут не по средствам, переложив все тяготы и трудности экономического кризиса на плечи рабочего люда и пенсионеров!

Когда отгремели баталии Чемпионата Европы по футболу, то неожиданно оказалось, что доходы от его проведения не окупили даже половину вложенных в его организацию средств. Заказы на строительство инфраструктуры ЕВРО 2004 распределялись только среди фирм лоббируемых депутатами и государственными чиновниками. И далеко не по самым оптимальным расценкам. Огромные заемные средства расходовались не только неблагоразумно, но иногда и попросту проедались. Однако даже льготные и очень дешёвые кредиты рано или поздно приходится возвращать.

Кому, в конце концов, пришлось затягивать пояса, Вы, наверное, уже и без меня догадались. Ведь государственное правление на цивилизованном Западе только называется демократическим. В действительности же на лицо модернизированная аристократическая форма правления. Вас никогда не удивляло, куда деваются разногласия членов правящей и оппозиционной партии, когда что-то угрожает их общим шкурническим интересам? Конечно при условии, что непримиримая оппозиция не финансируется откуда-то из-за рубежа.

Вот, к примеру, в Португалии властью жонглируют одноклеточные братья близнецы: социалистическая и социал-демократическая партии. Они с завидной поочередностью сменяют друг друга на политическом Олимпе Лузитании. Однако если разобраться, предвыборные платформы этих партий различаются лишь только какими-то незначительными, можно даже сказать, смехотворными мелочами. Но теперь даже неискушенному избирателю стало предельно ясно, - разница между этими сообществами политиков чисто декоративная. Ведь в лихую годину кризиса политические оппоненты сплотились в твердом намерении сберечь свои кровные денежки от попадания в дырявую государственную казну. И с чего это они должны платить за свои промахи в государственном управлении и за ошибки в экономической политике? Они же элита, соль португальской земли, а не какие-то там глупые простолюдины. Собственно говоря, они вывели свои личные накопления из страны, лишь только обозначились первые признаки наступающего кризиса. Ведь это так здорово - зарабатывать деньги на Родине, а хранить их в стане, где налогообложение чисто символическое.

Как бы там ни было, но с крепчающим день ото дня кризисом и растущей государственной задолженностью нужно было хоть как-то бороться. Однако для битвы с этой невесть откуда взявшейся напастью в арсенале фельдмаршалов экономики нашлось только два стратегических метода. Это существенное увеличение налогов и кардинальное урезание социальных расходов. Додуматься до чего-либо более радикального и эффективного эти талантливые администраторы так и не ухитрились. Но облагать самих себя дополнительными налогами правящей верхушке, ох, как не хотелось! Налоги, по всей строгости нового законодательства, должно было платить только быдло.

Прощу прощения! Я хотел сказать, простые обыватели. А люди, которые творят законы (или под диктовку которых они пишутся) всегда знают, как избежать налогового бремени и скрыть свои сверхприбыли от дотошных фискальных органов. Тем более, что в коррумпированной стране это не так уж и трудно.

Автор мог бы написать солидный трактат о том, как португальские предприниматели утаивают свои доходы и избегают преследования со стороны подслеповатой Фемиды. Но это не тема его нынешнего изыскания.

Более всего меня раздражает настойчиво муссируемое в СМИ мнение, что предприниматели - это несчастные люди, не щадящие ни сил, ни времени, ни живота своего на возрождение экономической мощи Португалии. А так же и на увеличение благосостояния местного населения. Если этих «патриотов» обложить чрезмерно жесткими налогами и преследовать за сокрытие прибыли, то они могут без всяких затей закрыть свои фабрики и заводы. И тихо укрыться в той стране, где хранятся их несметные накопления. И вот тогда экономика Лузитании уж точно попросту рухнет. А народ можно давить налогами по полной программе, так как он всё равно никуда не денется и на следующих выборах, как водится, проголосует либо за социалистов, либо за социал-демократов.

Ух! Кажется, наконец-то, высказался! Или выписался? Как правильно выразится, чтоб меня, не дай Бог, превратно не поняли? Только сейчас, кажется, понял, насколько ещё не совершенно моё познание русского языка.

 

Маленькое (а может и немаленькое) лирическое отступление. Хотя, может быть, и вовсе не лирическое. Хотел поведать о заблудших потомках карпатских опрышек и запорожских казаков, а забрался черт знает куда! Видно воистину прав один из нынешних философов и мыслителей: «Наши мысли нас думают». Но вернёмся к нашим баранам. Или макакам? А может, к тем самым несчастным, которых теперешние просвещённые величают «спящими наяву»?

Так почему же значительная часть гастарбайтеров всё-таки осталась в Португалии, невзирая на жесточайший экономический кризис, а так же на последующую затянувшуюся рецессию?

По самым скромным подсчетам с 1995 по 2013 год через трудовую иммиграцию в Португалию прошло около 3 миллионов человек из бывшего СССР. Кто-то задерживался ненадолго, кто-то на пару лет, а кто-то прижился на крайнем юго-западе Европейского континента.

Из россиян, которых на пике иммиграции было около 150 тысяч (по иным данным 250 тысяч), осталось не более 6 тысяч. Что бы там не говорили, но видно спарка российских президентов сделало что-то очень важное для своих граждан, коли с 2004 г. они начали массово возвращаться на Родину. И пусть критики называют тендем предприимчивых политиков Двуликим Янусом, но результат их упорной и кропотливой работы налицо. Ведь в Лузитанию в основном попадали не представители высокоразвитых регионов России, а как раз простые провинциалы из «застойной» глубинки. В конце концов, остались лишь те, кому пришёлся по душе здешний мягкий субтропический климат, напоминающий россиянам метеорологические условия Южного Крыма.

Да и белорусы почти что поголовно вернулись домой, несмотря на всеобщее осуждение авторитарного правления батьки Махно… Тьфу ты! Нечистый попутал! Я хотел сказать, батьки Лукашенко. Как ни странно, но они предпочли сыто постанывать под гнётом жесткого диктаторского режима, чем прозябать под солнышком Португальской демократии.

А как же украинцы? А нормально! Живут себе и в ус не дуют! Их здесь гораздо больше, чем согласно официальной и неофициальной статистике. Многие из них давно приняли португальское гражданство, а родившиеся здесь дети украинцев по местному закону уже считаются натуральными португальцами. Родители даже не регистрируют своих чад в посольстве, так как там за любую справку, печать или заверенный документ с них нещадно дерут деньги.

В Лузитании в основном обосновались или совсем молодые семьи, или супружеские пары солидного предпенсионного возраста. Первые уже не мыслят своего существования на уже позабытой ими Отчизне и связали свои судьбы с пусть и не высокоразвитой, но всё же европейской страной. Вторые же попросту опасаются, что дома не смогут найти достойную и высокооплачиваемую работу. Подобные же сомнения мучают и иммигрантов среднего поколения. Большинство из них намеревались переждать тяжкие времена в тихой Португалии, пока политики Украины, наконец-то, найдут общий язык и поднимут экономику страны хотя бы до среднего общеевропейского уровня. Однако, судя по последним бурным событиям, им придется ещё чересчур долго и весьма терпеливо дожидаться своего шанса.

Так уж сложилось исторически, что украинская диаспора состоит из двух абсолютно несхожих и противоречивых компонентов: бывших жителей Прикарпатья и выходцев с юго-восточной Украины. Первые настойчиво тянулись к НАТО, стремились в объединённую Европу, а дома регулярно голосовали или за оранжевых, или за радикальных националистов. Вторые же предпочитали бело-голубых, тяготели к России, и верили в нерушимое славянское братство и единство. Но здесь они уживаются вполне мирно, хотя изредка и до хрипоты спорят о будущем свое общей Родины. Однако ни те, ни другие (даже убеждённые патриоты) возвращаться в Отчизну в ближайшее время не собираются.

А что думаете по этому поводу Вы, гетманы и атаманы Великой Украины? Не кажется ли Вам, кормчие страны, что какая-то гниль завелась в королевстве датском? Прошу прощения! Я хотел сказать, в Державі Українській. Впрочем, гниль завелась там ещё во времена пресловутой перестройки, а вот буйным цветом уже расцвела в эпоху полной независимости. Как говорил Великий Учитель, правители должны думать не только о своей мошне, но хотя бы изредка и о простом народе. Ну, если и не обо всём народе, то хотя бы о тех, у кого не хватило смелости или средств, чтобы вовремя укрыться заграницей. А куда же податься тем несчастным, у которых нет возможности переждать лихолетье в каком-либо тихом или укромном местечке? Однако закордон отбыли и продолжают уезжать не единицы, а многие и многие граждане, у которых уже лопнуло их ангельское терпение. А если так бездарно рассеивать по миру генофонд страны, то с кем же Вы, лидеры нации, собираетесь строить Великое Украинское государство? А ведь Ваших разбросанных по всей планете соотечественников уже не тысячи, не сотни тысяч, а миллионы.