Русскоязычная Вселенная выпуск № 1 от 15 апреля 2014 года

Русскоязычная Грузия

Михаил Ляшенко

ТБИЛИСИ: пейзаж до и после

ДЕЖАВЮ, ИЛИ ПРОЕКТ ТИПОВОГО ПРОЕКТА

…выпуклая радость узнаванья…

О.МАНДЕЛЬШТАМ

Да, до боли знакомо, до слез узнаваемо… Вероятно, потому что, несмотря на очевидную разницу объективных обстоятельств и авторских призм в предыдущих литпейзажах, обнаруживают себя опорные, часто болевые, точки, не всегда лежащие на поверхности, но, возможно, присущие реалиям более ширкого охвата.

Но, прежде, чем давать ответы на вопросы самообразовавшейся по ходу развертывания рубрикитиповой анкеты,напомним, что при рассмотрении грузинской и русской культурных фигур возникает обычный, но не вполне правомерный соблазн механистического их совмещения. Да, налицотакие формальные соответствия, как общиевизантийские корни, единая вера, долгосрочное чужеземное иго, отстранившееот общеевропейских векторных процессов, несколько запоздалая и поспешная адаптация европеизма. Однакоисторияздесь не отсекла от реальности, и это нам представляется существенным, ни культурную, ни историческую память и не разъяла народ на два,несоизмеримых во многих отношениях,пласта, оставив национальное тело цельным и в историческом, и в социальном измерениях.

Нам кажется показательным, что одна из пяти глав в книге академика Д.Лихачева «Заметки о русском», полностью отведена Грузии, и не только по причине установочной неразрывности «братских» уз советских народов.

БЫЛОЕ И ДУМЫ

Прошедшее уже прошло.

ДЖОРДЖ БУШ-младший*

Тем не менее, при очевидной разнице исторических комбинаций, менталитета, ценностных установок, иногда диаметрально противоположных,странноекультурное родство этих неродственных народов, имевшее место на определенном историческом отрезке, остается очевидным и поразительным феноменом. «В русской поэзии есть грузинская традиция... Я бы сказал, что в русской поэзии есть свой грузинский миф, впервые провозглашенный Пушкиным … и разработанный Лермонтовым в целую мифологию…», – пишетО.Мандельштам.Авот – Сергей Гандлевский спустя восемьдесят пять лет: «В пору моей молодости грузинская «легенда» была одним из наиболее любимых культурных преданий – и даже своеобразным культом в среде «творческой интеллигенции». Впрочем, артистизм, беззаботность и щедрость этой праздничной окраины суровой империи мифологизировались самыми разными слоями советского общества – от людей попроще, где бытовал анекдот о грузине, давшем гардеробщику на чай со словами "палто нэ нада", до образованного сословия, повально увлеченного грузинским кинематографом, винами, нравами.»

Отметим, что наследование и сакрализация прошлого, связи времен, делпредшественников – устойчивое качество местного менталитета. Добавим сюда, что в советский период местный менталитет не тяготился идеологическими узами, этому менталитету глубоко не понятными, служившими, скорее, сюжетами для анекдотов. «Лучше жить вглухой провинции у моря», – шутили про нас посвященные.

А, говоря о предмете конкретно, нельзя обойтись без известных лозунгов: «Русской музы колыбель вторая», «русско-грузинские связи (культурные вообще, литературные в частности, а поэтические – особенно) не имеют аналога в культурной мировой истории» и т.д. Или «Тбилиси – мекка русской изящной словесности». Последнее уж совсем из ряда шаржевых«гуманистических» мифологем типа: 12 в. в Грузии – аналог европейского Ренессанса.

Из лестных зарифмованных кренделей в адрес Грузии можно составить брошюру-цитатник, как, например, затицированное кушнеровское: «О, Грузия, ты в этой жизни милость / Пристройка к ней, прибежище и прихоть».

И, конечно,соблазнительно, пусть пунктирно, пересказать эту историю, пестрящую именами и фактами. Однако любая попытка изложить хотя бы «краткий курс» выливается, как минимум, в книгу**.

И все же…Ну, вот Пушкин. Первый иностранный язык, на который он был переведен – грузинский. Первый русский поэт, переведенный на грузинский – Пушкин. С Лермонтовым все ясно из школьных учебников, так же, как и с Грибоедовым. Здесь долго и добросовестно писал и служил российской короне и грузинскому народу Яков Полонский. Лев Толстой взялся за перо,дебютировал в печати Горький, Гиппиус и Мережковский – венчались, Маяковский – родился, Гумилев – в отрочестве осознал себя поэтом, долго жил Юрий Верховский. Именно из Тифлиса в 1911 году Илья Зданевич, получавший непосредственно от Маринетти его манифесты, «привез, – как он позже напишет, – футуризм на север», Давид Бурлюк сотоварищи дефилировал в Тифлисе с раскрашенной физиономией. Каменский издал дебютную стихотворную книгу. Крученых осуществил основной блок своих автографированных книг, которые, по слухам, соперничают теперь в цене с изданиями Гуттенбергов. Мандельштам «умывался ночью на дворе». Куприн приезжал из Питера похмеляться. В Тифлисе русский дореволюционный авангард подвел под собой черту заумными выкрутасами группы «41о». Городецкий учредил третий в порядковом исчислении, а Юрий Деген – четвертый Цех поэтов. Игорь Терентьев состоялся, как поэт, теоретик и продвинулся, как художник. Опальный марксист, профессор математики и поэт Георгий Харазов начал пропагандировать фрейдизм в то время, когда о нем еще смутно слышали в Европе.Паустовский открыл для себя Пиросмани. Долго маялся Булгаков, пока не вернулся в Москву. Побывал здесь и Исаак Бабель… И еще около сотни персон от литературы, не считая художников, музыкантов, нескольких театральных трупп и прочей гвардии русскогоСеребряного века, на время осевшихздесь в переходный отрезок с 1917-го по начало 20-х.– всех не перечтешь…Советскийпериод еще болеемногоголосый и многословный. Ряд антологий стихов русских поэтов о Грузии завершается книгой «Если пелось про это», составленной Константином Симоновым. Вышла она в 1983 году под редакцией Георгия Маргвелашвили и включает 145 авторов. Разумеется: Брюсов, Городецкий, Асеев, Пастернак, Мандельштам, Есенин, Заболоцкий, Антокольский, Тихонов, Сельвинский, Тарковский, Ахмадулина, Вознесенский, Евтушенко, Левитанский, Самойлов, Межиров, Мориц, Кушнер… Иного же читателя могут заинтересовать Владимир Державин, Александр Кочетков, Михаил Зенкевич, Сергей Спасский или Марина Кудимова и Павел Нерлер – всех не перечтешь… Добавим, что сборник не включает многого, что могло бы его дополнительно украсить. Например, Александр Еременко:

Когда грузинские князья

совет держали за хинкали

они, как полагаю я,

щепотей так и не разжали.

Остатки нации в горсти

собрать и выжить пред судьбою,

но, если, страх переборов,

открыть ладонь перед собою,

увидишь прямо пред собою

пятиконечною звездою

ее распластанную плоть.

Не откажешь в наблюдательности…

В послевоенный период*** здесь выходят три русских периодических издания: ежегодник «Дом под чинарами», сборник«Кавкасиони» и журнал «Литературная Грузия». Учрежденный в 1957-ом, последний сослужил русской словесности скромную, но добрую службу. Здесь дебютировали С.Кекова, Н.Кононов, С.Гандлевский, выходили к читателю М.Кудимова, Н.Генина, В.Широков, О.Чухонцев, А.Плахов или П.Глушко с оригинальными стихами – и опять же всех не перечтешь… Сергей Гандлевский: «Грузии я обязан своей по существу первой полноценной отечественной публикацией. Причем о подобном везении, пока оно не случилось со мной, я только в книжках читал и то с недоверием: уж больно сказочно-складно все эти книжные удачи выглядели. Но вот, поди ж ты. Я не был знаком с Гией Маргвелашвили, одним из редакторов “Литературной Грузии”, не приносил и не посылал в этот журнал стихов; они попали туда без моего ведома через третьи руки, как я выяснил уже задним числом. Меня, понятное дело, приятно огорошила публикация, но не меньше тронуло то, как старорежимно-естественно, не по-советски – без нудной многолетней очереди, без принудительной правки, сдобренной редакторской демагогией, без обязательного мажорного стишка-“паровоза” – моя подборка увидела свет. От избытка чувств я тотчас отправился в Тбилиси благодарить Маргвелашвили»

Регулярно журнал, увы, не выходит с 2004-го (последний совмещенный номер (4/6) вышел в 2003г., однако летом 2008 г. ко II Международному поэтическому фестивалю в свет вышел внушительный томв 500 страниц – избранное за 50 лет.)

С саморазоблачением бытовавших мифов, стало очевидным, что эти культурные браки (пусть и по расчету) были взаимно плодотворны, что в полной мере обнаружилось, увы, после их расторжения.

* Журнал «Серпантин» (без указания даты и номера). С.13.

** Интересующихся можно отослать к труду группы авторов (И.Богомолов, М.Филина, Б.Пирадов, Р.Прилипко и др.) «Русские писатели в Грузии». Вышедшая в 1983 году в Тбилиси книга не включает, однако, по известным причинам, всего, что можно рассказать по этой теме, например, период с 1917 по 1921 гг. или события последних 30-ти лет.

*** Периодика досоветского и предвоенных периодов опять же требует монографического масштаба. Укажем на книги Татьяны Никольской «Фантастический город», М. 2000 и «Авангард и окрестности» СПб, 2002.

«…ГДЕ ЖЕ КРУЖКА?»

…о пивных ларьках,

исчезнувших, как исчезает память,

как все, клубясь, идет в небытие.

Т.КИБИРОВ

Но все перечисленное –это, что называется, рекорды для закрытых помещений. А вот в открытом пейзаже можно было наблюдать, как узнаваемый персонаж–почти скульптурная фигура у пивной будки, с хорошо известным акцентом лица кавказской национальности декламирует, жестикулируя пустой кружкой: «А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг…». Если кружка наполнялась, то могло политься: «И над вершинами Кавказа изгнанник рая пролетал, / Под ним Казбек, как грань алмаза…» и далее до срок: «Скала угрюмого Казбека / Добычу жадно сторожит, / И вечный ропот человека / Их вечный мир не возмутит». Понятно – Кавказ, Казбек* – почти квасной или пивной патриотизм… Так, но не совсем, потому что из тех же уст можно было услышать еще и полузапретного тогда Есенина. Но это прежде. Впрочем, теперь исчезли и сами пивные будки, как весьма характерные детали тбилисского пейзажа внешнего и внутреннего, называвшиеся тогдапо именам своих хозяев (именно хозяев, как их величали) – «у Хачика», «у Отара», «у Овика» – весьма колоритная деталь тбилисского пейзажа – некий аналог российской инфраструктуры либеральной мысли – интеллигентских кухонь.

Можно было услышать и декламировавшегося, совсем уж запретного тогда Пастернака, но в более подходящих тому обстоятельствах, а его статус местного национального героя свято сохраняется и по сей день, правда, уже не в столь широких народных массах**.

* Автор, вероятно, имеет в виду отечественное пиво «Казбеги» (прим. ред.)

** В 1999г. Литературным Музеем Грузии была издана книга «Борис Пастернак. (Материалы фонда Государственного музея грузинской литературы им. Г.Леонидзе)» Книгу составил архив Б.Пастернака, принадлежащий Ольге ВсеволодовнеИвинской, проданный в 1980 г. Игорем Козовым, зятем О. Ивинской, в музей «Дружбы народов» Академии наук Грузии. Архив был обработан, тщательно прокомментирован и подготовлен к печати сотрудницей Литературного Музея Грузии, увы, уже покойной, Светланой Игоревной Чернявской, кстати, внучкой гражданского губернатора Тифлисской губернии до/предреволюционного периода и племянницей поэта-футуриста Колау (Николая) Чернявского – члена компании «41о»

ЛИТОСФЕРА, БИОЦЕНОЗ ИЛИ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ФРАГМЕНТ ГОРОДСКОГО ПЕЙЗАЖА

Он был во весь отвес,

Как книга с фронтисписом…

Б.ПАСТЕРНАК

Трамвай выбивался в Европу из Майдана И.ТЕРЕНТЬЕВ

«Тифлисские сакли» называлась повесть Я.Полонского, написанная им на местном бытовом материале второй половины позапрошлого века. Сакли – (от груз. сахли (дом) – русское название жилища горцев Кавказа – каменные, глинобитные или из саманного кирпича) – характерная деталь пейзажа города

XIXвека, к концу того же века этот пейзаж покинувшие. А Сололаки, где жил и о котором писал автор – один из самых центральных, самых европейских (по понятиям рубежа XIX-XXвв.) и, в то же время, самых колоритных районов грузинской столицы. Смешение прошлого и нынешнего, «высокого» и «низкого», возможно, как и органичный эклектизм – особая черта Тбилиси, способного обобщить разнобой, наделить своим лицом, сообщить цветущую, если угодно, сложность. Считай, постмодернизм в местом колоре.

Обнимая центральную (прежде Эриванскую, потом им. Берия, позже им. Ленина, а теперь Свободы) площадь, Сололаки на юго-востоке упирается тылом в почти отвесный скалистый отрог Триалетского хребта, местами пытаясь бойко на него вскарабкаться. Отрог врезается в город и, увенчанныйсредневековой цитаделью, обрывается, немного не дотянув до Мтквари (реки, более известной, как Кура). На западерайон ползет по Сололакскому ущелью вверх и сужается до серпантина, уводящего в горные дебри, а на востоке стекает вниз и вливается в район легендарных серных бань, Майдан. Кудрявясьпо краям живописными биоархитектурными образованиями, олицетворяющими тот самый полистилистический «старый город», на глазах доживающий свой век, а в определенной массе (на глазах же) уже исчезнувший, он и в своей плоской, регулярно спланированный, крепко построенной на рубеже XIX-XXвв. части, увы, тоже обречен. А здесь и образцы стиля модерн – от миниатюрных «гнездышек» до курчавых громад барочной витиеватости, охотно перекликающейся с прихотливым рельефом,и ориентальные стилизации, и стилизации европейские – под готику, например – и прозаическая «доходная» застройка. Сололаки выходит на центральную площадь двумя улицами, очерчивающими ее геометрический центр – здание мэрии имени Шалвы Дадиани – драматурга и театрального деятеля, и Галактиона, разумеется, Табидзе, –настолько разумеется, что фамилия сама собой исчезла из ее названия.

Прежде на фасаде дома № 20 по улице Галактиона можно было видеть доску с надписью «Пушкинский дом». А полное, теперь уже бывшее, название звучало «Пушкинский Мемориал Дома Смирновых». Сам дом, построенный в XIX веке, получила в приданое Элизабет Тамамшева, дочь известного армянского купца и мецената, выходя замуж за Михаила Смирнова, сына Смирновой-Россет. Александра Смирнова-Россет, одна из самых блистательных героинь своей – пушкинской – эпохи, «перл всех русских женщин», по словам Гоголя, в круг друзей которой входили императоры и императрицы, политические деятели и дипломаты, литераторы и музыканты: Пушкин, Крылов, Вяземский, Лермонтов, Жуковский, Тютчев, Гоголь, Тургенев, Глинка, Брюллов, Мицкевич, Лист, Чайковский…, она в этом доме никогда не жила. Музейную по своей сути и ценности обстановку ее знаменитого петербургского салона перевез сюда в XIX веке ее сын Михаил. А среди сохранившихся экспонатов, занимающих теперь часть второго этажа дома, распятие, подаренное Петром I предкам семьи, резной стол его же работы, за которым, вероятно, Гоголь впервые читал главы из «Мертвых душ, живопись Айвазовского, фортепиано, на котором играли Лист и Чайковский...По заключению сотрудников Эрмитажа, ряд предметов декоративно-прикладного искусства не имеет аналогов даже в собрании их музея.

В 70-80 годах ХХ века, правнук М.Г.Смирнов решает на этой фамильной базе создать Дом литературных взаимосвязей – Пушкинский мемориал. В 1985 г. Михаил Георгиевич завещал двухэтажный дом вместе с семейным собранием Грузии (в лице Главной редакционной коллегии по художественному переводу и литературным взаимосвязям Союза писателей Грузии) с условием, что мемориальные вещи и дом будут составлять единый комплекс. В непростое время – в начале 90-х – совместными усилиями грузинской и российской интеллигенции – Натальи Ивановой, Олега Чухонцева, Аллы Марченко, Владимира Енишерлова, Татьяны Бек, Владимира Лакшина, Лидии Либединской, Анатолия Приставкина, Сергея Аверинцева, Юрия Роста, Отара Нодия, Ии Мухранели, Анны Абрамишвили и других – удалось спасти уникальное свидетельство российско-грузинских культурных связей. И, к счастью, иногда и на чистом энтузиазме главного хранителя мемориала Александра Сватикова и группы его сотрудников, сохраняется по сей день.

В 1998 году директор Центра культурных взаимосвязей Наира Гелашвили сумела привлечь крупные европейские фонды для реконструкции здания и реставрации музея, и этот памятник русской, грузинской и европейской культуры существует теперь под названием «Кавказский дом».

Следует обратить внимание и на соседний с Пушкинско-Кавказским домом подъезд. Здесь долго жила Элла Моисеевна Маркман – политический, в положенное время, узник, проходившая по одному делу с нашим некогда знаменитым Александром Цыбулевским. Посещавшая вместе с Б.Окуджавой, А.Гребневым, Г.Маргвелашвили, тем же Цыбулевским и многими другими студию Георгия Крейтана, она была хозяйкой открытого дома, где редко кто из приезжавших в Грузию поэтов не побывал – Ахмадулина, Леонович, Гольцан, Кудимова, Кекова, Кононов… – разумеется, всех не перечислить. Гости, как правило, щедро тут читали и записывались на допотопный магнитофон. Все это можно было не то что послушать, а слушать так долго, пока не заучишь наизусть.

Поднявшись от угла Галактиона и центральной площади по улице Георгия Леонидзе – грузинского младосимволиста и классика советской литературы – метров на 50, можно увидеть окна квартирыуглового дома, где провел юность Николай Гумилев. Чуть выше по Леонидзе жил поэт Владимир Эльснер, в этом же доме много лет действует общество «Реликвия», руководимое Жанной Волиной, а еще чуть выше живет и работает писатель, поэт и журналист ВладимирГоловин, и еще чуть выше – переводчик и поэт Камила-Мариам Коринтели, служившая много лет ответственным секретарем журнала «Литературная Грузия». Свернем на улицу имени Ивана Мачабели, публициста и переводчика (в частности Шекспира), задержимся на пересечении последней с улицей Лермонтова под окнами квартиры, в которой в течение последних 10-ти лет собирался поэтический клуб «Музыка слова». Через пару домов от него особняк Союза писателей, тот самый, где умывался ночью О.Мандельштам, а бывали… ну все (см. перечни имен выше), вплоть, например, до Алексея Пурина в 2007, отозвавшегося по этому случаю стихотворным текстом «Писательский дом. Тбилиси». Еще через дом – угловой особняк в мавританском стиле, в котором обитал сам нарком тов. Берия, а теперь скромно живет Димитрий Мониава, пожалуй, одно из самых интересных явлений нашей нынешней лит.реальности. Прямо напротив в соседних домах живут поэты Наталья Селезнева и Михаил Ананов. Сворачиваем направо и по улице имени жившего здесь поэта XXвека Ладо Асатиани, пройдя мимо дома поэта Владимира Саришвили, поднимаемся до развилки, где Асатиани перетекает в Коджорскую. Оставим по правую руку дом Вовы Панова, а по левую Степы Ананьева – двух колоритных и знаковых персонажей совсем недавнего литературного прошлого, увы,покойных, и остановимся у дома №15 с мемориальной доской Есенину. Он жил здесь в 1925 году.

Сюжет можно пополнять и пополнять… Ну, например,преданием о том, что Александр Цыбулевский, из «верховьев» этого района, мог, на спор, потайными путями – этими тбилисскими архитектурными дебрями – чердаками, переходами, верандами, балконами, подъездами – спуститься, не выходя на улицу до серных бань Майдана. И так далее, и так далее… Но все же на этом есть смысл прервать прогулку, поскольку и она может затянуться на книгу*.

* Подобное издание «Литературные места Тбилиси» разумеется, отражающее предмет по-советски неполно, выходило в Тбилиси в 1989.

ЭМИГРАЦИЯ БЕЗ МИГРАЦИИ

Природа, брат, природа, брат, природа…

Свобода, брат, свобода, брат, свобода!

Ю.КИМ

«Сейчас в Грузии стоном стоит клич: «Прочь от Востока – на Запад! Мы не азиаты – мы европейцы...!» Кто это и когда? Тот же Мандельштам в 1922-ом. Что тут добавить?

Трезвление к проснувшимся однажды утром неожиданно для себя уже за границей, приходило медленно. Пошел исторический процесс, объективная, осознанная, историческая и желаемая, казалось бы (до известной степени трагичности) необходимость. Труднее было осознать и принять его производные: исчезновение уникальной инфраструктуры, питавшей специфику места, уникального же опыта местного самореализующегося поликультурия, атрофию национального иммунитета, представлявшегося весьма эластичным и стойким, а за всем этим самая настоящая разруха и реальный беспредел... Где уж тут до сохранения межнациональных культурных уз, пусть и не имевших допречь аналогов во всей мировой истории.

Трезвление шло медленно, но неуклонно. Постепенно оправдывалисьотдаленные догадки: культура и литература в ней – отнюдь не обязательный или, по крайней мере, не обязательно вечный элемент вселенского пейзажа, и почему бы ей не последовать, например, за парусным флотом, конным транспортом или паровым двигателем, так беззаветно послужившими человечеству и сегодняшнему дню? Культурный процесс со всеми его гуманистическими ценностями, естественный, казалось, и не отменимый, как эволюция природы, предъявлял себя, если не завершившимся, точем-то вродетех самых стекляшек в горсти вместо «неба в алмазах». Культурбург, оказавшийся замком на песке, (если не воздушным), таял на глазах. Самоупразднение доминантной роли культуры оказалось для нас болезненным, в силу резкой смены обстоятельств, в противовес медленному ее растворению на прочем трансевропейском пространстве, где процесс шел своим «растительным» путем, путем “«бархатных» восстаний масс”.

Что касается позиции русского языка в нынешней Грузии,то она, на наш взгляд, формулируется просто: нация, в значительной массе владевшая вторым языком, а вместе с ним выходом на мировую культуру, последовательно и неуклонно лишает себя этой привилегии. Ставится ли в качестве национальной целиосвоить чтение Шекспира в подлиннике, пока различить трудно.

Но вот все же свобода… да, свобода действовать самостоятельно на литературном поле, по крайней мере...

ПЕЙЗАЖ ПОСЛЕ ВЗРЫВА, ИЛИ НОВОЕ РУССКОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ

Пожалуй, главной проблемой тбилисской русскойлитературной реальности можно назвать отмену регулирующих шлюзов и разлив литературной продукции известного качества, затопившей пейзаж. И дело не только в активном поведении того, что принято называть графоманией. Здесь, скорее, морганатическое и трудно разводимое смешение потоков профессионального и любительского. Несомненно, этому способствует особый трайбалистический, если угодно, демократизм, выстраивающий отношения не столько по профессиональной составляющей, сколько по целому ряду других, присущих местному укладу, положений. И, конечно же, возможность публиковаться в специальных периодических литературных изданиях за доступную плату – обстоятельство, вынуждающее редактора потакать желанию автора. Но характерно, что практикапостоянного венчания булыжника с хрусталем в той жестепени присуща и некоммерческим профессиональным изданиям. В результате, под одной обложкой то и дело обретают трудно принимаемое – с позиций элементарной вкусовой гигиены и здравого смысла – соседство и автоматически уравниваются в правах тексты, вполне достойные лучшей участи, с беспомощной наивностью общеизвестныхисповеданий.

А подавляющее большинство текстов более чем двухсот авторов, пишущих стихи по-русски и увидевших свои произведения в печатном виде в течение последних 15-ти лет, следует, не кокетничая, отнести к тому, что принято называть наивной словесностью, которую, как известно, следует отличать от намеренной примитивизации, к приемам коей на нашем поле изредка прибегают лишь два-три автора. Все остальное – продукт абсолютно натуральный.

Но и в этом ряду следует искать и, несомненно, можно найти художника.И добросовестный и пытливый взгляд обязан включать в зону внимания все, что предлагает себя в качестве художественного текста, отличая зерна от плевел, нахрапистую неумелость от вещей, несущих надлитературную реальность и достоверность, проступающую сквозь опыт, ограниченный школьной хрестоматией.Не простой, но увлекательный труд. Кто бы за него принялся? Пока очевидно некому. Кураторы журнала «АБГ» много лет обещают открыть специальную рубрику под диким термином «Версинсита», где все разъяснить и расставить по своим местам, да вот все никак.

И опредмете общей причети – самоиздании.Собственно говоря, другим способом ничего не издается давно и, видимо, окончательно. По нашим подсчетам, за последнее десятилетие тиражами до 300 экземпляров вышлопорядка ста наименований самоопубликованных книг: от сборников, делающих честь местной литературе, до вещей, которые неизвестно, как терпит бумага.Словом, процесс бурный и влиять на него не представляется возможным. И, в конце концов, пусть идет этот мутный поток, пусть идет, куда хочет, пусть ищет себе русло, пусть придет, куда ему надо – история сама намоет в нем нужные ей крупицы. (Правда, если ей до этого будет дело. А вряд ли.)А между тем, он упраздняет все иерархические конструкции, размывает критерии и границы предмета, дискредитируетсамо понятие книги,как непререкаемойценности*. Добавим, что регулярная издательская практика, зависимая от коммерческой стороны, вряд ли больше беспокоится о художественной ценности своей продукции, поскольку подвластна цензуре рынка.

* Собственно говоря, таким вот путем происходит десакрализация сакрализованного несакрального – здоровый, как ни глянь,процесс.

И если самоизданию противостоять бессмысленно, то для периодики, считающей себя литературной, определенная профессиональная взыскательность является нравственным императивом.Тем более, есть, несомненно, одаренные авторы, для которых даже легкая коррекция представлений могла бы иметь вполне определенное значение, коррекция, в этом случае, не столько рифмических, сколько понятийных шаблонов, как «туман – обман», «розы – слезы – грезы», «ласка – сказка», ну и, разумеется, «кровь – любовь»…

Правомерно ли после долгой, если не тщетной, то тщательнойпоследовательной работы по неподцензурному созиданию представлений и вычислению критериев, долго саморафинировавшуюся реальность смешать в единый несъедобный кулеш? И, то, что литература вышла из зоны повышенного общественного внимания, не снимает моральных обязательств за ее настоящее и будущее с тех, кто их на себя принимает в текущем процессе, где русская литература мучительно пытается восстановить себя после известных вивисекций и перелицовок. Так это выглядит, по крайней мере, в тбилисском русском литературном пейзаже.

В этой ситуации слепого плюрализма твердый осколок былого – Союз писателей, хоть и бездейственно, и молчаливо, но знаменует устойчивость былых ценностей. Пересказать, что происходило с этой институцией за последние годы не беремся: что-то откалывалось, перетасовывалось, воссоединялось, самоучреждалось и упразднялось. Во всяком случае, тут нет, в отличие от России, двух параллельно действующих профессиональных писательских организаций. Русская же секция СП Грузии, насчитывавшая в годы своего цветения до 50-ти и более членов, включает сегодня порядка десяти авторов.Ее творчески состоятельная часть могла бы стать здоровым ядром, способным создать вокруг себя пространство реальной профессиональной литературы.

И, конечно же, очень помог бы выправить процесс контакт с метрополией и, прежде всего, строгий экспертный взгляд извне на нашу литературную продукцию.

В начале 90-х в упомянутом доме-мемориале Смирновых-Россет самообразуется сообщество, назвавшее себя Пушкинским, а впоследствии обретшее имя собственное «Арион». Возникло оно по инициативе поэта Михаила Квливидзе и доктора археологии Марины Табукашвили, но душой объединения долгое время был профессор К.Герасимов. Соединивший в себе черты интеллектуального салона и первичные признаки формирующейся литературной группы, «Арион», сменив несколько руководителей и мест дислокации, существует и поныне. Заметно изменив свой внутреннийи внешний статус, изменившись в составе – иных уж нет, а те далече – он мутировал в культмассовое, гуманитарно-благотворительное сообщество, переоценить значение которого, однако, трудно. Его посетители последних лет, представители русской интеллигенции, в некотором своем проценте, пишущие,обретают, наперекор обстоятельствам, причастность к культуре, заметно надстоящей, несмотря ни на что, над нынешним общекоммунальным культурным сервисом.С приходом нового руководителя Михаила Айдинова, он же редактор альманаха «На холмах Грузии», активность сообщества заметно возросла, на собраниях, проходивших до начавшегося в здании ремонта в Пушкинской аудитории Тбилисского госуниверситета, а это почти сто посадочных мест, наблюдался неизменный аншлаг. Общество продолжает проводить еженедельные собрания с устойчивым успехом.

Еще в 1995 году от «Ариона» отпочковалась группа авторов и, прихотливо сочетаясь с обществом «Реликвия» (руководитель Жанна Волина), увлекающимся многим, и стихами тоже, учредила поэтический клуб «Музыка слова», обосновавшийся на квартире его руководителя Глеба Коренецкого. Преимущественно любительское и по составу, и по форме работы, это сообщество, тем не менее, сыграло в самые темные, в буквальном и переносном смысле, годы, весьма существенную роль.Через «Музыку» у Глеба прошли почти что все, писавшие и пишущие по сей день в Тбилиси по-русски, разглядели друг друга и услышали. Сообщество издавало «на правах рукописи» коллективные и персональные сборники скромного формата, отпечатанные на пишущей машинке, тиражируя их ксероксным способом. Вышло около 20-ти таких книжек, разумеется, за счет самих авторов. В июне 2008-го клуб возобновил работу после некоторогоперерыва.

С весны по осень 2003 года в кафе с артистическим названием «Мансарда», расположенном в самом «увеселительном» районе города, собиралась группа авторов, сложившаяся по принципу взаимной приязни. По результатам работы клуба вышло два выпуска альманаха «Мансарда», в 2004 (редактор А.Шахназарова) и в 2005 (редактор Е.Черняева).

Литературный кружок под началом Михаила Размадзе сбивчиво работал при одном из многочисленных русских обществ «Надежда», а позже, при Союзе писателей, до закрытия здания на ремонт.

На базе научного студенческого кружка филфака Тбилисского Государственного Университета, руководимого (ныне профессором) Татьяной Мегрелишвили, в 2000г. учредилось Общество молодых филологов-русистов Грузии «ЛиК» с одноименным ежегодным научно-художественным изданием. Вышло четыре выпуска. Живое и творческое предприятие, оно работало до 2005 г.

А еще раньше, в 1989-91г. под патронажем профессора Герасимоваобразуется руководимый молодым преподавателем и поэтом Ниной Зардалишвили литературный кружок при Тбилисском Университете, который со временем преобразуется в студию «Обитаемый остров», инициированную тем же профессором Герасимовым и соруководимую Т.Мегрелишвили. Студия проработала до 1994 г., оставив после себя весьма любопытный материал в форме периодически появлявшихся машинописных изданий и коллективный сборник «Корона», оставшийся, увы, в рукописи. В 1995-ом ветераны этих движений собираются в группу «Ego», выпустив, как минимум, один номер одноименного машинописного журнала.
Периодические попытки возродить молодежное лито предпринимаются всю вторую половину 90-х. Необходимость в этом колола глаза: несмотря на все не благоприятные к тому обстоятельства, молодые люди, пишущие по-русски, пробивались, как грибы сквозь асфальт. А среди них и как будто умевшие уверенно говорить стихами сызмальства, и делающие первые нетвердые шаги уже за двадцать, и сложившиеся авторы с хорошим филологическим образованием. После нескольких неудавшихся попыток, вызревшая в редакционных недрах журнала «АБГ» инициатива реализовалась. Во всяком случае, образовавшееся почти пять лет назад молодежное объединение «Молот О.К.» (молодежное объединение литераторов, обитающих в Тбилиси – о’кей), действует и по сей день.

Очевидной заслугой объединения можно назвать переводческую работу, принявшую в лито относительно системный характер. Из объема переведенного, а это более 20-ти современных авторов, можно составить небольшую антологию новой грузинской поэзии. На проведённом в 2008 г. «Фондом Ельцина» конкурсе на лучший перевод премия в номинации «Молодое перо» была присуждена Дмитрию Лоскутову, а Марина Ламар была удостоена специального приза издательства «Национальная литература», оба они – члены молодежного объединения.

Объединение выпустило несколько сборников «Молот О.К.», имеющий и сетевую версию, чего этому, сугубо лабораторному, изданию делать бы не следовало – молодые, но вполне зрелые авторы, удачные и не очень эксперименты, перекладываются очевидно слабым материалом, вполне уместным для озвучивания в студийном процессе и публикации в студийном издании, но в сетевой версии оставляющие вопросы и пожелания. Правда, составители уведомляют: «Относясь с пониманием к мнению читателей, со своей стороны отмечаем, что здесь опубликованы не одни только перлы. Сие объясняется концепцией сборника, который можно назвать отчетом о деятельности ЛИТО «Молоток» за прошедший семестр».

В 2007-ом появился первый выпуск альманаха избранных стихов – «Девять молодых поэтов Тбилиси», с 2009 г. выходит ежемесячный, скромный по объему «Литературно-аналитический Лист О.К. АБГ», пытающийся освещать и анализировать текущий процесс.

В лито, как самостоятельная единица, входит рок-группа «Пилигримы», включающая в себя пятерых авторов, пишущих, помимо песен, оригинальные стихи и публикующихся в молотковских сборниках.

«Молот О.К.» тесно сотрудничает, составляя его значительную часть, с тбилисским клубом авторскойпесни «Маленький оркестрик» (руководитель Наира Джорбенадзе), опекающим порядка двух десятков авторов, пишущих и поющих свои песни по-русски.

В октябре 2007 заявила о своем учреждении Ассоциация русскоязычных литераторов и деятелей культуры Грузии «Новый современник» во главе с В.Саришвили, а несколько позже– «Ассоциация литераторов АБГ» (председатель правления М.Ляшенко), куда в качестве молодежной секции вошел «Молот О.К.».

Особо следует отметить деятельность тбилисского отделения Международного культурно-просветительского Союза «Русский клуб» и его председателя Николая Свентицкого. Помимо издательской практики, организации театрализованных вечеров памяти Пастернака, Гумилева, Высоцкого, «Русский клуб» проводит Международные русско-грузинские поэтические фестивали, в каждом из которых участвует несколько десятков русских поэтов чуть ли не со всего света. Среди гостей были Сергей Гандлевский, Алексей Цветков, Борис Херсонский, Елена Исаева, Бахыт Кенжеев, Максим Амелин, Дмитрий Быков, Римма Маркова, Артур Макаров, Елена Зейферт, Давид Маркиш, Аннелиза Аллева, Елена Иванова-Верховская, Наталья Соколовская, Шамшад Абдуллаев, Дмитрий Строцев, Нина Тархан-Моурави, Анна Золотарева, Александр Радашкевич, Вальдемар Вебер, Надя Попова и многие другие. В отдельную группу можно выделить гостей, имеющих непосредственное отношение к профильным журналам: Алексей Алехин, Андрей Грицман, Алексей Пурин, Александр Кабанов, Глеб Шульпяков, Александр Эбаноидзе, Андрей Василевский, Галина Климова, Сергей Надеев.

ТОЛСТЫЕ И ТОНКИЕ

Пусть поет сто соловьев, пусть соперничает сто поэтических школ.

(местная восточная мудрость)

Соловьев, в Тбилиси, увы, не больше, чем белых медведей. Со школами примерно так же. А вот литературная периодика водится и плодится. Помимо уже упомянутых изданий, назовемжурнал филологов-русистов «Русское слово», учрежденный Министерством образования Грузии в 1988 году. Стараниями его главного редактора Игоря Аванесова и ответственного секретаря, поэта, драматурга, публициста, ныне покойного Владимира Панова журнал с 1993 года расширяет свой формат и, наряду с научно-методическими выпусками, осуществляет общественно-публицистические и литературные.Уйдя в 1998 г. из-под патронажа Министерства образования и закрепив за собой название «Русское слово-бис», издание выходит (не регулярно) героическими усилиями редактора И.Аванесова и ответственного секретаря Этери Агароновой. В качестве приложения к журналу вышло два выпуска литературного альманаха «Мтацминда», почти «толстых» по формату и жанровой широте.Издается и библиотека журнала, с некоторых пор под девизом: «Русская поэзия ближнего зарубежья», насчитывающая пока восемь авторских сборников. Инициатива в целом, увы, страдает общим, уже описанным, недугом.

С 2001г. вышло 10 выпусков журнал русской поэзии в Тбилиси «АБГ», (соредакторы-составители Анна Шахназарова и Михаил Ляшенко). Издание имеет сетевую версию.Журнал функционирует настолько вяло, что вряд ли можно говорить об отражении им процесса или влиянии на него.

2005-м годом датирован пока единственный, изданный при содействии посольства РФ, выпуск альманаха «Музыка русского слова в Тбилиси», включивший 54 автора. Тут смущает, прежде всего, сам замысел – оглядываясь на количество участников, можно было ожидать, что проект станет антологией (хотя бы малой). Но нет – там не оказалось авторов, без которых картина не может считаться состоявшейся.

Весной 2005 г. вышел первый выпуск альманаха «На холмах Грузии». Прежде всего, издание отличается от прочих тем, что исправно финансируется посольством России в Грузии.При тиражев 500 экземпляров и завидной регулярности, альманах стал заметной частью текущего литературного процесса. Отметим ряд очевидных егоудач, как републикацию стихов Булата Окуджавы из фронтовой газеты, вероятно, предпринятую впервые*, с живой вступительной статьей редактора издания о тбилисском периоде жизни поэта, регулярные стихотворные и прозаические публикации отдельной части лучших авторов Тбилиси. Особого внимания заслуживает предлагаемая здесь драматургия, зачастую играющая обычную для подобного издания роль крупной прозы. Упомянем ицелый ряд новых имен, введенных в читательский обиход, некоторые из которых следует отнести к нашим маленьким внутренним открытиям.Альманах, особо отметим, предложил и несколько, правда, очень разных во всех отношения, прозаиков, немногочисленных на нашем поле. А еще отметим сотрудничество с альманахом университетских филологов.

Но в издании устойчиво присутствует и то, что мы мягко обозначили наивной словесностью, порой настолько наивной, что возникает сомнения в серьезности намерений проекта в целом. И контраст между профанным и реальным тут, пожалуй, самый разительный, да и объем девальвации предмета, что называется, «в особо крупных размерах». Уместно вспомнить, что ложка дегтя срабатывает безотказно, а вот ложка меда пилюлю, здесь, увы, не сластит.

Резюмируя, скажем, что альманах «На холмах Грузии» беспощадно отражает существующую картину. Это именно то, что пишется в Тбилиси по-русски, полагая себя литературой (правомерно ли полагает – это вопрос отдельный), и, несомненно, несет на себе беспристрастность прямого оттиска, чего никак не удается, например, кураторам журнала «АБГ».С сожалением следует констатировать, что желаемого полного оттиска, по целому ряду причин, не получится и здесь.

В конце 2005 году из-под крылаженского журнала «Подруга» на коммерческой основе вышел сборник «Я – автор» (составитель и редактор – Н. Глазова). Говорят, что публикация страницы текста в нем стоит авторам 10 лари. Вышло уже 7 выпусков, в каждом из которых по 20-25 стихотворцев и прозаиков, частично кочующих из номера в номер. И этот, откровенно коммерческий проект, играет в пользу чаемого отделения зерен от плевел, поскольку привлекает авторов по преимуществу именно «наивных» (хотя бывают и редкие исключения).

Глянцевый культурологический ежемесячник «Русский клуб» (редактор Александр Сватиков), регулярно выходящий с конца 2005 г., периодически публикует стихи и популярные литературные статьи, как правило, весьма содержательные.

* Во всяком случае, в сборник серии Большой библиотеки поэта: Булат Окуджава. Стихотворения. СПб. 2001, эти тексты не вошли.

GENIUS LOCI

Он так полно осмеивал сферу

Глазомера и все естество,

Что возник и остался химерой

Точно град не от мира сего

Б.ПАСТЕРНАК

По части жанровой статистики, скажем с восточной щедростью и точностью, что поэтов у нас много, по крайней мере, в разы больше, чем прозаиков. И речь в этом случае о тщательно отобранных авторах ненаивной словесности.

Об особенностях нынешней русской тбилисской прозы говорить сложно. Прежде всего, прозы, особенно большой, мало, и найти ее легче в сети, чем на страницах бумажных изданий. Но, главное и обнадеживающее – это ощущение, что она готовится вот-вот о себе заявить.

Наталья Гвелесиани, автор этико-философских эссе, ряда повестей и рассказов и, как минимум, одного романа, в 2007г получила премию им. Марка Алданова за повесть «Уходящие тихо», опубликованную в «Новом журнале» В местной периодике, однако, ее проза не появляется. То же можно сказать и о Мерабе Ломиа – известный в сети (к сожалению, не располагаем сведениями о его премиях и наградах, которые, вероятно, есть), автор бумажного сборника «Кимберлитовая трубка», вне виртуальной реальности неуловим. Зримо присутствующий в пейзаже Гурам Сванидзе, автор сборника рассказов «Городок» (2002), постоянно публикуется в литературной периодике ближнего и дальнего зарубежья. Второй сборник рассказов готовит к изданию Диана Баласанян. Заслуживают внимания «исторические» сюжеты Владимира Грдзелидзе, появляющиеся в альманахе «На холмах Грузии». Читатели ждут продолжения романа Романа Фина «Страсти по Матвею», первая книга которого уже вышла в свет. Обещает быть интересным прозаический сборник Елены Черняевой, готовящийся к изданию. Обещают и прозаические опыты выпустившей вторую стихотворную книжку Марины Ламар. Надо вспомнить и недавно ушедшего из жизни, что называется, в расцвете творческих сил, сугубо тбилисского прозаика Карена Абгарова. По преданию, его роман-притча «От Лукавого» выдержал в бурные 90-е два издания в Москве. Довольно неожиданно заявил о себе прозой сложного, близкого к фэнтези жанра, Александр Элдридж (это, разумеется, псевдоним) и, примерно, в том же ключе выдержана совсем недавно вышедшая книжка Дины Бабий. Нельзя не заметить и присутствия в пейзаже Клары Бараташвили, много и интересно пишущей в жанре «нон фикшн».

Более осязаема наша русская драматургия. Здесь лидирует семейный соавторский тандем Инги Гаручава и Петра Хотяновского, не только активно пишущих, но и реализующихся на местной и российской сцене. Инга Гаручава периодически публикует и прозу, и стихотворные подборки. Следом следует назвать драматурга Александра Мейпариани, опубликовавшего в последние годы внушительный корпус своих вещей. Местная пресса сообщала о двух готовящихся по его пьесам постановках – в театре Романа Виктюка и в театре на Малой Бронной. Мы же знаем о нескольких масштабных киносценариях, которые тоже не грех было бы напечатать. Есть драматургические произведения и у Владимира Саришвили, и у Сусанны Арменян, а опыты в этом жанре Ирены Кейскюлль-Кочаровой удостоены пары почетных международных премий.

О тбилисской русской поэзииможно сказать несколько больше, прежде всего, потому что она есть. Есть у нее и некоторые отличительные черты.

Начнем с несколько вольного предположения, что в тбилисской русской поэзии недавнего и нынешнего времени можноразглядетьтенденцию, которую так и хочется определить как тбилисский неосимволизм.

Из Серебряного века здесь в обиход берется обращение к “незыблемым ценностям”, выход на обширные культурные пространства, весьма импонирующие местному духу патетика и орнаментальная риторичность. Эта, казалось бы, давно и окончательно исчерпавшая себя практика, грешащая и тут заметной искусственностью, условностью и известной долей нарциссизма, в лучших своих образцах обретает неожиданную живость и предлагает вещи выразительные, состоятельные, реальные (чтоб не сказать, реалистические), вызывая порой эффект некоторой аберрации.

Как ни странно, традиционное поликультурие, взаимосуществование трудно осмысливаемого количества субкультурных срезов, некоторые из которых (правда, не все) венчаются собственными «местными» литературами, действующими и сейчас: как тбилисские армянская, азербайджанская, осетинская, курдская литературные диаспоры, полисубэтничность титульной нации,– вся эта «цветущая сложность» в русской литературной реальности, увы, не отражается – странный герметизм, традиционно вялый интерес и к «столичности», и к текущему вметрополиипроцессув целом,или внимание специфическое, очень избирательное, которому, все же, предпочиталась книга (из разностепенно удаленного прошлого), отчасти и потому, что приходящее из центра принималось, как казенно нормативное, настоятельно рекомендованное, а то и насаждаемое. Добавим сюда и естественное непонимание требуемой социальной ажитации и почвеннических установок, так или иначе имевших место, и не то что неприемлемость, а чужеродность прежней идеологии.К этому можно прибавить общий традиционный консерватизм хорошего, скажем, тона, поскольку сопрягается с позитивной верностью традиции, как таковой. Кстати, черта, автоматически укладывающая нас в основное русло традиции русского зарубежья.

Тут можно упомянуть и столь же устойчивое увлечение сонетной формой. Так, за последний недолгий периодмы получили опубликованными: два венка сонетов в новой книге В.Саришвили, поэму в сонетах М.Ананова в журнале «Русское слово», кольцо сонетов в книге М.Ламар, книги М.Фарги и И.Кейскюлль, в значительной степени состоящие из сонетов, и не опубликованный пока венок сонетов Е.Черняевой. Это из того, что мы знаем.

Присмотревшись внимательно, можно разглядеть, особенно в поэзии, традиционный же налет эзотеричности. (Тут, походя, подмывает вспомнить Гюрджиева и Блаватскую, «наших» по происхождению, а, может быть, и тифлисца Глеба Бокия – зав. отделом оккультных дел ОГПУ.)

Мария ФАРГИ:

Зеркала, зеркала, зеркала...

За унылой, за мутной гладью

Ведьма суженого не ждала

Звёздной полночью в чёрном платье.

Пели звонкие колокола.

Вышит сон мой был чудной гладью.

А потом я себе солгала,

Что владею особой статью,

И особый мне дан закон,

И особое ведомо знанье –

Душ касаться спасающей дланью...

Сбылся, сбылся проклятый сон!

Ждёт меня за невидимой гранью

Недоступный, единственный – он.

Любопытным выглядит и то, что основной источник устойчивого традиционализма – грузинская ментальность – в поэтической практике в определенной своей части ушла заметно левее всех местных русских левоуклонений, притом, задолго до «взрыва», последовательно уклоняясь в лице, например, нынешних классиков – Бесика Харанаули, Лии Стуруа, покойного Тамаза Бадзагуа и других – и … рванув влево в постсоветские времена. В целом же, выделим основную парадигму – некий средний тбилисский мейнстрим, которыйможно, злоупотребив приставкой «нео», обозначитьвесьмарасширенно трактуемым понятием неоакмеизм. Во всяком случае, вполне допустимоговорить обочевидномприоритете сугубо городской, «книжной» поэзии.

Димитрий МОНИАВА:

Тень. Тени. Капли. Серебро с вином.

Епископ в кресле. Время. Так неловко,

Что прочее осталось за окном,

Где третий час идет бомбардировка.

Он верно спит. Точеные шары

На спинке кресла, в глубине пространства,

Напоминают влажные миры

Где не было ни сна, ни христианства.

Он стар еще. Он сделал лишь глоток.

И замыкают воздух как оправа,

Как медный Юг и бронзовый Восток –

Подсвечники, что за спиной и справа, –

Все линии, что пустота свела

Вокруг него, – и остается алый

Просвет окна и озеро стекла

И бомбы, что слетелись на кварталы.

Огонь все ближе к небу, – от чего

И облака похожи на ожоги, –

Оставь Его. Не оставляй Его.

Он спит за всех и видит сны за многих.

И молодой автор Анна ЛОБОВА:

Два облака впадают в горизонт,

вне поезда подвижное глотая

пространство. В продырявленный озон

струится Зевса сперма золотая.

А в эпицентре этой красоты,

в зрачке стрижа, распятого над тенью –

прозрачный тамбур, хрупкие мосты

и памятью отснятое мгновенье.

Паола УРУШАДЗЕ

Ирине Ч.

Дворовый пес вальсирует с хвостом,

Коты, урча, разыгрывают кости…

Поговорим о чем-нибудь простом,

А, может, просто сходим в гости…

Какой закат ноябрь закатил

Для осени, и без того багряной!

Мы без звонка закатимся, нагрянем

В старинный град прелестниц и кутил…

По лестнице витой взойдем в его уют

И разомлеем в дружбе, как бывало…

Там кто-то есть…

Как хорошо поют…

Какой знакомый бас у запевалы…

Найдем и отдаленные признаки того, что принято было обозначать, как философская лирика.

ЕленаЧЕРНЯЕВА

Почти совсем уже понятно,
Почти готов уже ответ,
Каким там яростным и внятным
Рисуется нездешний свет,
И как бы выдвинуть за рамки
Все эти «здесь», «зачем», «когда»,
Чтоб окунуться без оглядки
В ничто, в нигде и в никуда,
Чтоб раствориться, рассветиться,
Отринув этот вещный плен,
Да друга жаль – ему не спится
Почти совсем.

Натан БААЗОВ

Исток любви… Затем истома,

и вот – стою, как истукан.

Где ж истина?! Всегда искома:

в руках бутылка и стакан.

В последнее время становятся явственно различимыми нотки весьма жесткого реализма с бескомпромиссной социальной подоплекой, так нам не свойственные. Отметим их у Людмилы Орагвелидзе, Владимира Головина или у Владимира САРИШВИЛИ:

Атака кончена. Отбитое село,
Отбитое село, лежит, как отбивная,
И мальчики, куда девать не зная
Тупое время, горько пьют и зло.

И пятится, и прячется слеза,
Когда поймают взгляд их после пьянки
Остекленевшие зеленые глаза
Шальною пулею прошитой мусульманки.

Или, что любопытно, и у молодых авторов.

Дмитрий ЛОСКУТОВ:

Москва! Как много в этом... К слову,

Чужой нерусской красоты.

Мой друг гуляет по Тверскому

И пишет мне, какая ты.

На Вы? От Вас несло духами

В хрущевках, сталинках. Москва...

Ты плод искусства? ремесла?

Алтарь языческого храма,

Часовня православных стран,

Барокко в исполненье Бога,

Блицкрига цель, Спасенья план.

Москва, многообразьем слов

Я вырву из тебя Сварога

И развенчаю на Покров.

Сусанна АРМЕНЯН

ЗООПАРК

Урчит медведь, вгрызаясь в лапу,
Неслышно накренился лось,
Взлетает гарпия по трапу –
Нашло-приснилось-унеслось…
Замешкаюсь. Не верят взгляду,
Ведь между нами – семь оград.
Тигр молча просит: “Яду, яду!”
Ну, где тебе найду я яд?

Особняком по отношению к нашей лит. повседневности стоит Инна КУЛИШОВА, благословленная на творчество самим Иосифом Бродским:

В библиотеке при монастыре

засесть и перечитывать, и низко в

одеждах, за которые епископ

не укорит, клониться к двум тире,

двум минусам, губам, телам, в которых

теснится пустота, и зубы сжав,

держать, как гвоздь в руке, первичный жар,

терзающий отростки нервов, в порах

нот капли, пот разорванный, цейтнот.

Чем ниже, тем сильнее, обескровил

знак равенства двух тел неровный профиль,

беплотных строчек взгляд наоборот.

…А дальше выйти, вырасти, вернуть

покровы. И простить кого-нибудь.

Несколько противоречиво выглядит то, что некоторое влияние открытого пространства заметно сегодня у молодых, что в нашем случае автоматически означает уклон влевоили, по крайней мере, заявленную вольность в отношении местного условного канона, тогда, как исторические и

географические обстоятельства –неуклоннонарастающая центробежность – полагали бы противоположное.Объяснить это склоняет возможностями Интернета, что верно, но только отчасти, поскольку сеть остается малодоступным удовольствием, асимптомы обнаружены задолго до ее появления. Логичней предположитьвлияние на молодежь русского рока.Вероятно, эта субкультура становитсязаменой некоторой части реальности – языковой, ментальной, обиходной и прочей субсредой. Ноесть тут и обратная сторона – интерес к стихотворному творчеству у нашей молодежи начинается, по преимуществу, не с актуального и обращенного непосредственно к уму и сердцу«конца», ас «начала»,т.е., с хрестоматийного освоения азов.

И все перечисленное выше отчасти органично и объясняется самим положением языка и его носителей на иной ментальной и языковой площади.

Тбилисскую традицию протеста против традиции(а тут есть и это)обнаруживает наличиев безнадежно традиционалистическом пейзаже стойкихпринципиальныходиночек,и если начать с Пиросмани или с Терентия Гранели, то выстроится галерея любопытных персонажей.Упомянем здесь Виктора Цхварадзе (1951 – 2003), творчество которого можно принять, как перманентный эксперимент – редкую птицу в тбилисском литературном пейзаже*.Неожиданно обнаруженный нашим главным культурным героем прошлого, критиком Г.Маргвелашвили (1923 – 1989), он, оказавшись за пределами распадающегося литературного пространства, продолжал упорно работать и немыслимыми усилиями выпустил три сборника стихов, притом, последний из них «Подмости» в Москве в 2003-м, за месяц до кончины.Все книги, увы, так и остаются не замеченными никем–ни читателем, ни критикой, ни тбилисскими и ни московскими.

А есть ли у нас читатель? Тут можно вспомнить известный тезис: одному пишущему вполне достаточно одного читающего. Это, вероятно, про нас. А вот покупателя нет – выпускаемый книжный самопал реализации через специальные магазины почти не поддается.

А еще напрочь нет сколько-нибудь системной критики. (Мы наивно полагали, что хоть в этом-то оригинальны.)Конечно, появляются рецензии на выходящие сборники, репортажи с поэтических площадок, отчеты о проделанной работе… Порой вполне адекватные, все они разбросаны, в основном, по непрофильным газетам. При этом рецензенты, деликатно объезжают болевые точки и не обременяют себя аналитикой. Притом, что в потенциале налицо более десятка заточенных на это перьев. Это положение дел пытается отрегулировать упомянутый «Лист О.К. АБГ».

И о переводах. В былые времена этим процессом заведовала руководимая Отаром Нодия субстанция под внушительным названием – Главная редакционная коллегия по художественному переводу и литературным взаимосвязям Союза писателей Грузии. Заведения этого больше нет, но мало кто вспоминает о нем и о его руководителе без ностальгии. Образовавшийся вакуум заполняют бескорыстно работающие подвижники: Гина Челидзе, Глеб Коренецкий, Инна Кулишова, Анна Григ, Ирина Данелия, Мария Фарги, Гугули Кебурия, Михаил Ананов, другие одиночки и с десяток студийцев из лито «Молот О.К.», о которых сказано выше.

Государственной премией Грузии за переводческую работу удостоен Натан Баазов основные переводы которого собраны в изданной в 2004 г. «Антологии грузинской поэзии ХХ века», включившей 230 авторов. (Любопытная деталь: только легендарного «Мерани» Н.Бараташвили он перевел в 57-ми вариантах.

Книгу переводов «Грузинская поэзия» опубликовал в 2003г. В.Саришвили, а в 2008-ом он стал и главным лауреатом конкурса переводов, организованного «Фондом Ельцина». Два варианта его перевода вошли в числе 25-ти в книгу «Эдгар Алан По. Ворон», вышедшую в известной серии «Литературы памятники».

Небольшие, но регулярные переводные публикации появляются в альманахе «На холмах Грузии», посущественней в журнале «АБГ»,в сборнике «Молот О.К.»и в «Листке АБГ». Ясно, что всего этого далеко недостаточно и новая грузинская поэзия все еще остается неведомой для русского читателя.

ЗА ГОРИЗОНТОМ

Помимо упомянутых публикаций, там, за горизонтом, в периодике дальнего и ближнего зарубежья регулярно печатаютсяИнна Кулишова, Владимир Саришвили, Дмитрий Мониава. В последние годы в журнале «Дружба народов» прошли две подборки оригинальных стихов Паолы Урушадзе,опубликованы стихи М.Фарги и еще раньше ее жепереводы сонетов Лии Стуруа, в журнале «Москва» – стихи Николая Дорошенко. Сусанна Арменян дебютировала в «Вавилоне», ряд публикаций за рубежом и международные премии есть у И. Кейскюлль-Кочаровой, публиковался в России Гагик Теймуразян, вошедший, вместе с Д.Мониавой и В.Цхварадзе в антологию поэзии русского зарубежья «Освобожденный Улисс».

В итоговый сборник «Поэтех»-2009 вошли все из семи претендентов-молотковцев (Андрей Авалов, Георгий Арутюнов, Елена Каулина, Дмитрий Лоскутов, Давид Мезурнишвили, Анна Цилосани, Лали Элизарашвили), представивших свои стихи для участия в конкурсной части одноименного фестиваля молодой поэзии России.

Плодотворным оказалось и участие в том же году двенадцати членов ассоциации литераторов «АБГ» в Третьем международном русско-грузинском поэтическом фестивале проходившем в Григолети. На фестивале же посоветовали рекомендовать авторов ассоциации к участию в Форуме молодых писателей России, который, как выяснилось, приглашает и представителей нового русского зарубежья. Конкурсный отбор прошли трое: Марина Ламар, Давид Мезурнишвили (лидер группы «Пилигримы») и Анна Цилосани. Двое из них – Марина и Дато слетали в Москву (на полном обеспечении организующей стороны). Марина уже опубликована в сборнике «Пролог»Фонда, ведающего сим мероприятием, а Дато принят к опубликованию в сборнике «Молодые писатели России». Кроме того, в сборнике «Пролог» прошла подборка Андрея Авалова.

В конце прошлого года ребята поучаствовали еще в одном российском конкурсе «Стихоборье», где в номинации «Муза Мандельштама» победила Анна Лобова-Кубецова.

А за горизонтом нашего повествования остаются занимательные подробности гастрольных и фестивальных наездов русских поэтови заметный отток из Тбилиси литераторов,несомненно, составивших бы ядро нынешнего тбилисского пейзажа*.А, кроме того, сценарий заключительного тоста и необязательные разглагольствования о судьбах литературы ичто «смысл творчества…» Впрочем, это общеизвестно, а об остальном, возможно, в другой раз…

* например: Армен Зурабов, Глан Онанян, Сергей Алиханов, Юрий Милорава, Даниил Чкония, Наталья Соколовская, Анна Бердичевская, Мадлена Роземблюм, Юрий Юрченко, Денис Гуцко, Михаил Гиголов, Константин Гвин… и, разумеется, всех не перечтешь.

Михаил БЕДИНЕИШВИЛИ