Война случится, и, положим, в среду.
Положим, что Шестая мировая.
И я, пожалуй, загодя уеду,
дождавшись 31-го трамвая.

И порох ляжет запахом на ели,
и по команде, скажем, сисадмина
натасканные кокер-спаниели
найдут в подвале залежь кетамина.

И будет раздаваться канонада.
И цвета хаки мчать велосипеды.
И мордами поблёскивать торпеды,
всплывая пузырьками лимонада.

И два матроса – Павел и Ерёма,
как хищники удачливы и ловки, –
достанут из оконного проёма
гранаты и тяжёлые винтовки.

И город лопнет на две половины
и истины, что будут безусловны:
одни, допустим, в знании невинны;
другие – по незнанию виновны.

И город станет строить баррикады
и запасаться йодом и бинтами,
а в пятницу, сквозь облако блокады,
маяча разноцветными бантами,

пройдёт, допустим, девочка живая
походкой неуверенной и шаткой,
и вслед ей, начинённая брусчаткой,
пещерным эхом ахнет мостовая.

И город, сев на антидепрессанты,
украсит транспарантами аллеи.
И с неба будут падать диверсанты,
как листья с пожелтевших тополей.