Русскоязычная Вселенная. Выпуск № 11
Ленинград - Война - Блокада - Победа
Стефания Данилова
Стефания Данилова — петербургский поэт 1994 г. р. Её тексты публикуются в журналах “Аврора”, “Юность”, “Традиция& Авангард”, “Перископ”, и звучат в телешоу "Бабушка Пушкина" (Москва-24) и "СуперСтихи" (ТНТ Music), а статьи о поэзии выходят в научной периодике. Участник XVIII Форума молодых писателей России и СНГ и “ТавридаЛит”. Книги стихов “Веснадцать” и “Неудержимолость” вышли в издательстве АСТ, а книга прозы “Атлас памяти” в РиполКлассик. Самиздат-проект “Семикнижие” вышел в таганрогском “Нюансе”. Стихи переведены на 10 языков. Выступала в России, Украине, Греции, Индии, Литве, Беларуси. Издатель серии “Разбег”, создатель проекта “Стихи, какими они должны быть”, международного фестиваля “Всемирный день поэзии” и всероссийского поэтического акселератора “ВПрофессии”.
АЛЬЦГЕЙМЕР
В Интернете есть ролик про бабушку и Альцгеймер,
и не то чтоб его возможно смотреть без слёз.
Человек живёт по закоротившей схеме,
человек не воспринимает себя всерьёз,
собирает углы и по ним собирает крошки,
и одно из имён господних твердит, твердит,
не отличает вилку от, скажем, ложки,
и ногами вперёд выносят ему вердикт.
Эта старая женщина роется в старых сумках,
и сберкнижка воспоминаний горит в огне;
эта старая женщина роется в старых сутках,
и плодами Тантала память плывёт над ней.
Непонятно, в чем божья авторская задумка,
почему эта женщина падает и встаёт,
снова падает головой в табуретный угол;
кто-то в церкви поёт: "Да святится имя Твоё".
Я пытаюсь представить жизнь её до момента,
на неё обвалившего крест, что она несла.
Вдруг она умела играть на трёх инструментах,
никому не жалела добра, не желала зла;
вдруг пахала - в прямом и в переносном смысле;
паковала посылки на фронт, находясь в тылу.
А теперь у неё ни о ком ни единой мысли,
и она лежит на холодном своём полу.
Дети где-то в других городах, на иных планетах,
и смеются они, и заводят своих детей,
а быть может, что никого у неё и нет, и
глаза у неё - пустой и ещё пустей.
В клипе видно, как муж (или брат, или врач) приходит,
и с холодного пола к кровати тащит её.
И уходит из кадра, а беженка в переходе
всё поёт и поёт: "Да святится имя Твоё".
В Интернете есть ролик про дедушку и Альцгеймер.
Или, может, про бабушку. Бабушку, точно, да.
Я не помню, чем различаются гей и геймер,
почему сегодня не кончится никогда.
И мне сорок лет, а детей моих - ни в проекте,
ни в помине, я здесь одна как перст,
но почему-то по комнате скачут дети,
я пеку пирожки, почему-то никто не ест.
Я торгую на рынке вязаными носками.
У меня есть медаль и гордость не за себя.
На обоях - рисунок внука, почти наскальный.
Фотографии в чёрных рамках опять не спят.
Я передам, что мы победили немцев,
и за билет, конечно же, передам.
Восемьдесят четыре, проблемы с сердцем,
заплатить за свет, из крана течет вода.
На каком ты фронте, гаснет слеза в плафоне,
кто приходит, на полу лежать не даёт.
И невидимый голос в сломанном патефоне
всё поёт и поёт "Да святится имя Твоё".
ДЕДУШКА
Здравствуй, дедушка. Как ты и где ты?
Расскажи, ничего не тая.
Здесь, у нас, на Земле - День Победы.
Там, на Небе, улыбка твоя.
Я листаю френдленту подружки
и читаю, нахмурившись, про
то, как траурный чай пьёт из кружки
ветеран в похоронном бюро.
Как от штрафа отделался просто
обелиск разломавший вандал.
За какое такое потомство
Жизнь свою ты когда-то отдал?
Знаешь, мне далеко до героя.
Да и поводов, в общем-то, нет.
Я трусливо бежал от "Урою",
адресованных гопником мне.
Я умею букет и открытку
И совсем не умею войну.
Мне не выдержать голод и пытку,
Кто поставит мне это в вину?
Это сердце на вырост мне дали.
Словно мир, это чувство старо.
У военных тяжелых медалей
Не бывает обратных сторон.
В ленте черно-оранжевым спамят,
золотят второсортную медь...
Я умею из этого - Память.
А хотелось бы больше уметь.
Я умею - Спасибо.
Негромко.
От лица
всех, кто чувствует,
что
голубиной седой похоронкой
бьется под камуфляжным пальто.
До свидания,
дедушка.
Ветер
знает: скоро я снова приду,
помня,
как ты смеялся над смертью
третьим справа
в последнем ряду.
МАТЬ МОЕЙ МАТЕРИ
мать моей матери была двенадцатой из детей,
а тринадцатая скончалась, как будто боже узнал, что ей
не прожить катастрофы, воспалившей глазницу века -
он единственный знал, каково это вынести человеку.
шла она, та, чье имя назвать не могу, не смею,
та, к которой я отношения, кажется, не имею -
не была на фронту, в тылу, не слышала гром снарядов -
но я слышала её много, так много, почти что рядом.
я слышала её, ту, чье имя называть глупо,
рассматривающую каждого из под огромной лупой,
я видела её в глазах у матери моей матери, даже
когда она меня трехлетнюю учила держать карандашик.
мать моей матери помнит тот страшный вечер,
когда народ собирался в последний раз, как на вече,
обезмуженную, обезвоженную, обезображенную деревню,
как горели её отцами посаженные деревья,
этот вечер в несколько лет длиною был очень долог,
сколько бы книг ни заполняли поверхность полок -
лучше глаз, которые я ежедневно вижу,
для меня это всё никто, ничто не опишет.
десять братьев матери моей матери воевали, но только трое
возвратились, и каждый из десяти - героем
был и будет, с орденами - не с орденами,
он записан в герои вечностью, значит - нами,
от ветеранов останется память, проспект и ленты,
чистое небо, жизнь на ладони, лето за летом.
мать моей матери на праве одной из них, стара, как заветы.
- с днем, с твоим днем, говорю я, - бабушка, с Днем Победы.