Тамара ГОРДИЕНКО

Биография: http://istina.russian-albion.com/ru/chto-est-istina--58-sentyabr-2019/krymskie-uzory-2-4

СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ МАЛЬЧИШКИ

маленькая повесть

1. СТЁПКА

– Поедешь, – говорила девушка.

– Сказал: не поеду– и баста!

Извернувшись, беспризорник укусил её за руку. От неожиданности девушка вскрикнула.

– А, так ты кусаться! – она перехватила оборвыша другой рукой, а укушенную прижала к груди. – Фёдор! Иди сюда!

На её крик быстро подошёл секретарь горкома комсомола Фёдор Строгов –высокий крепкий парень в гимнастёрке.

– Варя! У тебя кровь идёт из руки. Где тебя угораздило?..

– А это я её укусил. У меня зубы вострые! – хвастливо заявил беспризорник.

–Так, в машину его! Товарищи, грузимся! – скомандовал Фёдор.

Сбившихся в кучку, пойманных в облаве беспризорников стали подсаживать в машины.

Два крытых фургона, рассекая фарами темноту, двинулись от Приморского бульвара вверх, на городской холм.

Ехать было недалеко. Старый полуразрушенный особняк был приспособлен под детский приют. Там их уже ждали. Разобрали на группы и, окружив беспризорников кольцом, чтобы не сбежали, повели в санпропускник.

Варя пошла туда же. В огромном помещении, сыром и холодном, стояло несколько ванн. Детей раздели догола. Те, что постарше, гнулись, стыдливо прикрывшись. Младшие дрожали от холода. По одному их стали окунать в ванны.

– Сама лезь, зараза! Заморозить хочешь?

– Кто там бузит? – спросил санитар.

Вместе с ним Варя подошла поближе. Орал уже знакомый ей маленький беспризорник, укусивший её на облаве. Раздетый, он напоминал тощего синего цыплёнка. Санитар без слов взял его поперёк и окунул с головой в ванну. Ловко намылив его голову дегтярным чёрным мылом, он окунул его снова, затем мгновенно выдраил жёсткой мочалкой худенькое тельце и передал мальчишку следующему санитару, производившему дезинфекцию. Малыш больше не бузил. Он потерял весь свой воинственный пыл, только стучал зубами и дрожал всем телом.

–Вот так! – удовлетворённо буркнул санитар. – Следующий! – и окунул другого мальчишку в ту же самую воду.

–Линкова! – окликнул Варю Фёдор Строгов. – Пойди проверь, всё ли готово в столовой.

Столовая Варе не понравилась. Лавки, длинные столы, обитые листовым железом, на столах расставлены алюминиевые кружки, рядом – по тоненькому кусочку хлеба. В кружках была какая-то мутная жидкость.

–Что нюхаешь? – недружелюбно спросила Варю повариха – толстая баба в сером затёртом халате. – Чай морковный!

–А зачем уже налили? – спросила Варя.Она потрогала кружку рукой. – Остыл уже, а детей ведь там в холодной воде моют. Им же согреться нужно будет…

–Не велики господа, – пренебрежительно махнула рукой баба. – И такой попьют.

То, что Варя увидела в спальнях, ужаснуло. Железные каркасы кроватей, на которых вместо сеток были постланы доски. Некоторые покрыты матрасами неопределённого цвета, а на других – так и вообще какое-то тряпьё. И это спальни, в которых будут спать дети?!..

– Чем же это лучше улицы, с которой этих детей насильно забрали? – гневно говорила она на следующий день на заседании горкома. – Антисанитария, грязь, порции птичьи – малышей в детсаду не накормишь такой едой!..

– Всё так, Линкова, всё так, –хмуро согласился Фёдор Строгов. Он, как маятник, мерно ходил по комнате.– Что ты хочешь?..У нас не хватает профессиональных кадров для работы... Кровати по брошенным квартирам собираем, –ты понимаешь это? Бельё не выделяют, продукты чуть ли не с бою на базах берём. Всё, что можем в этих условиях, делаем. Что ты от нас хочешь, Варвара?..

Через два дня на городском базаре Варя покупала пшено. Торговка – сельская тётка, обвязанная шерстяным платком поверх тёплого даже на вид тулупа, –осторожно отмерила ей стакан пшена. Варя протянула руки за драгоценным газетным кульком и на секунду поставила сумку на прилавок. В тот же момент её сильно толкнули в бок, и она поехала вдоль прилавка, цепляясь, чтобы не упасть. Мимо неё пролетела какая-то фигурка с её сумкой. Варя ахнула: в сумке быливсе её деньги, полученные на целый месяц вперёд!

– Вон он, вон, побежал!.. – истошно завопила торговка, указывая рукой в проход между ларьками. – Держите, держите вора!..

Её сосед тут же ринулся вдогонку, за ним рванули другие торговцы. Варя побежала следом. Через минуту она увидела толпу людей, которые громко комментировали: «Дай ему, дай!..» С трудом протиснулась в середину и увидела, как здоровые мужики пинают ногами маленького беспризорника, который свернулся калачиком, защищая руками голову.

– Оставьте его! – закричала Варя. – Перестаньте сейчас же! – она пыталась оттаскивать мужиков от мальчишки. Пару раз попало и ей.

Вошедшие в раж мужикиотступали неохотно.

– Твоя сумка? – спросил её рыжебородый мужик. – На! Чего орёшь?

Вора надо бить, чтоб неповадно было! Для тебя же старались! В другой раз рот не разевай!.. Пошли, робяты!

Варя потеребила беспризорника. Мальчишка лежал неподвижно.

Она заглянула ему в лицо. Ну, и дела! Да это же вчерашний оборвыш, укусивший её на облаве возле Приморского бульвара!Два дня не прошло,а он снова чумазый и в своём тряпье. Рука неестественно вывернута, лицо в крови.«Что же мне с ним делать?» – лихорадочно соображала Варя.

– Извозчик! – закричала она.

–Вшей вы мне, барышня, нанесёте с таким клиентом! Я чистую публику вожу, – бурчал извозчик, но Варя вложила деньги в его руку, и он умолк. Вдвоём они уложили мальчишку на сиденье. Варя примостилась скраешку, положила его голову к себе на колени. Назвала адрес.

Приехав на Абрикосовую улицу, она попросила извозчика занести беспризорника к себе домой. Тот посулил, что эта шпана обчистит её комнату, но помог. В комнате Варя уложила мальчишку на кушетку, сняла с него лохмотья и бросила их в угол у порога. Когда начала прижигать ссадины на лице, он дёрнулся и очнулся. Увидев Варю, сделал попытку вырваться.

– Пусти, зараза!.. – заныл было привычно, но Варя властно прижала его к кушетке и сказала:

– Лежи спокойно. Сейчас придётся потерпеть! – с этими словами она ловко и сильно дёрнула его за руку. Беспризорник заорал, но дело было сделано: рука стала на место.– Сейчас я тебя помою, дам чистую одежду. Будешь лежать! – безапелляционно сказала она мальчишке.

– Всё равно сбегу! – буркнул он. – Говорил, что сбегу из приюта, –и сбежал. И от тебя сбегу!

– Ты сначала отлежись, а там будет видно! Чего ты из детприёмника сбежал?

– Ты там была? – зло оскалился он, став похожим на маленького волчонка.

Варя кивнула: была.

– Видела?..

Кивнула: видела.

–Чего тогда спрашиваешь?..

Отвечать было нечего. Да, была, да, видела: этот холод, эту нищету, эту грязь.

Через полчаса, чисто вымытый, он сидел в старом Варином халате за столом и жадно уплетал пшённую кашу. Съев кашу и добавку, облизал тарелку, отвалился от стола и погладил себя по животу:

– Пуп наелся круп! Если так будешь кормить, может, и поживу у тебя, тётка!

– Меня, кстати, зовут Варвара, – сказала Варя. – А тебя как?

Он задумался на мгновение:

– Стёпкой зови.

После сытной еды мальчишку быстро сморило, и он уснул. Во сне ворочался и стонал.

Когда Варя собирала его рваное барахлишко, чтобы выбросить на свалку, за подкладкой кацавейки нащупала что-то плотное. Через дырку возле рукава пролезла пальцами за подкладку и вытащила фотографию. Фото было затёртым, с оборванным уголком. На снимке стоял стройный морской офицер, эффектно облокотившись рукой о спинку стула, на котором сидела молодая красивая женщина в длинном платье дореволюционного фасона с рукавами «буфф». На коленях у неё сидел маленький мальчик в матроске, похожий на отца. На обороте фотографии было написано: «1917 год. Севочке годик».

– Отдай, это моё! – услышала Варя. Стёпка сидел на кушетке и затравленным волчонком смотрел на неё.

Она протянула ему фотографию. Он схватил её и спрятал в карман халата, продолжая настороженно смотреть на Варю.

– Откуда это у тебя?

Он молчал.

– Это твои родные?

– Не твоё собачье дело! – огрызнулся Стёпка. – Думаешь, пошамать дала –так и допытывать можешь?

В комнате повисла тишина.

– Что, сдашь меня теперь легавым? – осторожно поинтересовался Стёпка.

– Зачем мне тебя сдавать? – пожала плечами Варя. – Я что, сюда тебя привезла, чтобы сдать?

– Не, ты точно меня не сдашь, – согласно кивнул он. – Я вон у тебя сумку тиснул, а ты меня отнимала, чтоб не били.

Она подошла, села рядом и осторожно обняла его за плечи. Он дёрнулся, съёжился, но не отодвинулся.

– Расскажи мне, Стёпка. Я тебе друг, – тихо сказала Варя.

Мальчик помнил немного и отрывочно. Помнил большой дом с садом, в котором росли очень красивые цветы. Помнил ласковые руки красивой женщины, которая называла его «Севочка, сынок». Помнил мягкие усы отца, пахнувшие душистым табаком. Помнил тревогу, царившую в доме, плачущий голос женщины: «Виталий, не верь им, не ходи на регистрацию, я боюсь!» Помнил прибежавшую няньку, которая, задыхаясь, шёпотом говорила, что офицеров стреляют на Максимовой Даче. После этого женщина лихорадочно куда-то засобиралась, и уже нянька просила её: «Барыня, голубушка, не ходите туда –пропадёте!..»

А потом они с нянькой оказались в селе. Но были там совсем недолго.

Нянькина родня смотрела на него косо. И на рассвете нянька спешно собралась и побежала в город с ним на руках. По дороге всё время учила: «Родители померли. Зовут тебя Стёпкой». Подёргала за колокольчик у какой-то двери, посадила мальчика на ступеньки, перекрестила и скрылась за углом. Когда дверь открыли и спросили его, кто он, он послушно, как учила нянька, сказал: «Зовут меня Стёпкой. Родители померли».

Это был детский приют. В нём Стёпка вытерпел два года. В шесть лет он сбежал. Следующие два года скитался, в собачьих ящиках и на крышах поездов объездил полстраны, ночевал в асфальтовых котлах и подвалах, пел жалостливые песни, со слезой, чтобы сердобольные тётки давали кусок хлеба. Попадал в облавы, но в детских приютах жил мало, старался побыстрее сбежать. Стал не по возрасту хитрым и изворотливым. Научился курить, материться, воровать на базарах. Но когда становилось совсем невмоготу, уходил куда-нибудь, где его никто не видел, доставал из-под подкладки пальтишка или пиджачка старую фотографию, которая всегда была с ним, и долго разглядывал снимок, вспоминая полузабытые запахи счастливой жизни.

Слушая Стёпку, Варя подумала о своём отце – наборщике типографии в издательстве Сытина, грамотном начитанном человеке, давшем образование дочери. Когда в девятнадцатом его – комиссара Красной армии – зарубили белые, а мать спустя полгода умерла от тифа, друзья отца помогли девушке не потеряться в жизни. А сейчас уже ей, Варе, нужно было спасать этого классового врага – несчастного мальчугана, доведённого жизнью до самого края отчаяния.

– Вот что, – сказала Варя, когда он умолк.– Севой тебе не выжить. Время сейчас такое, что быть тебе Стёпкой, дружок! А мне – твоей тётей. Забывай такие слова, как «легавые», «шамать», «зараза»… Давай будем учиться жить заново!

На развале у старьёвщика Варя купила здоровенныештаны, укоротила и ушила их для Стёпки, из обрезков сшила ему рубашку, из войлока сосед соорудил мальцу обувку. Домашняя одёжка была готова.А тёплую одежду собиралась справить, когда снова появятся деньги.

Любопытной соседке, которая часто подслушивала под дверью, Варя сказала, что Стёпка – племянник, сын её покойного брата.

На следующий же день Варя пошла в горком, рассказала Фёдору Строгову версию о племяннике и попросила помощи. Варя была активисткой, числилась в горкоме на хорошем счету, и Фёдор дал ей записку на бланке, с которой она в домоуправлении выправила на Стёпку документ.

В комнату в тот день она вошла с загадочным выражением лица. Помахала перед лицом Стёпки полученной бумагой и торжественно сказала:

– Поздравляю тебя, Степан Афанасьевич Линков, с началом новой жизни!

2.ЛЁНЬКА

– Граждане! Воздушная тревога! Граждане! Воздушная тревога! – раздалось из репродуктора. Завыли сирены, гудки, паровозы.

Лёнька с Павликом обходили четырёхугольник своего двора. Во всех квартирах было темно. Но на третьем этаже из углового окна пробивался яркий луч света. Одним духом мальчишки взлетели на третий этаж и забарабанили кулаками в дверь. Раздались шаркающие шаги, дверь приоткрылась, и из неё выглянула старушка.

– Свет, уберите свет! – закричали ребята.

– Какой свет?.. – недоумённо спросила старушка, но они уже не слушали.

Отстранив старушку, быстро влетели в квартиру, подбежали к окну и плотно задёрнули маскировочную штору.

– Всё, бабушка, теперь – порядок! – удовлетворённо сказал Павлик. – Смотрите же, закрывайте окна получше!

– Да я, милые, что?.. Я же, вроде, закрывала… – растерялась старушка.

– В следующий раз закрывайте окна плотнее! – строго сказал Лёнька. – А не то будете отвечать по законам военного времени!

Выйдя во двор, ребята ещё раз осмотрелись. Света нигде не было видно.

– Граждане, воздушная тревога! Граждане, воздушная тревога! – звучал из репродуктора тревожный голос.

– Айда наверх! –Лёнька с Павликом бегом припустили по лестнице, которая вела на чердак. Быстро вылезли на крышу, где уже находились несколько дружинниц.

– Куда вас несёт? Ну-ка, живо вниз! – напустилась на мальчишек строгая женщина с красной повязкой на рукаве. – Марш в убежище!

– Тёть Тань! Мы только вот тут,с краешку, постоим, посмотрим, – заискивающе сказал Лёнька.

– Нашёл театр! Здесь опасно! – сказала женщина.

Но тут заработали зенитки, прожекторы зашарили по небу, и женщина поспешно отошла.

Картина сверху открывалась красивая и жуткая. Над ночным городом метались лучи прожекторов. Бухали зенитки. Чёрная южная ночь освещалась вспышками взрывов. Где-то в районе Морского завода горело. Прожектора, скрестившись, ослепили и вели маленький самолётик. Ещё яростней затараторили зенитки. Самолётик вспыхнул и стремительно понёсся к земле.

– Ура! – закричали на крыше.

Люди обнимались и смеялись от радости за наших зенитчиков, сбивших немецкий самолёт.

Как и все севастопольские мальчишки, Павлик и Лёнька прекрасно плавали. Несколько лет назад они познакомились в секции по прыжкам в воду на Водной станции. Познакомились и стали закадычными друзьями. Лёнька жил на крутом склоне Воронцовой горы, в домике, к которому вели вырубленные в скале ступени. А Павлик – в центре города, на первом этаже красивого трёхэтажного дома с колоннами. Учились они в разных школах, но всё свободное время проводили вместе.

Когда началась война, Лёнька почти каждую ночь был у Павлика. Ребята обходили двор, проверяя светомаскировку. Когда не было налётов, сидели на крыше, обхватив руками колени, говорили обо всём на свете: о знаменитых путешественниках, о лётчиках, но чаще всего – о войне и о Тимуре.

Полтора года назад появилась книга писателя Аркадия Гайдара «Тимур и его команда». История о волевом, целеустремлённом мальчике Тимуре и его друзьях захватила всех школьников советской страны. Книгу зачитывали до дыр, одноимённый фильм смотрели десятки раз. Тимур и его товарищи перестали быть книжными героями и стали реальными ребятами, на которых стремились походить все мальчишки. Организовывали отряды, выбирали вожака-лидера и делали то же, что и Тимур с его командой: помогали семьям красноармейцев.

Немудрено, что с началом войны тимуровское движение вспыхнуло с новой силой. Тимуровцы помогали тем, у кого отцы, мужья, сыновья были на фронте: покупали лекарства пожилым людям, носили им воду, продукты из магазина, убирали после бомбёжек дворы от обломков и мусора. Лёнька и Павлик были активными тимуровцами. С утра до ночи носились они по городу, опекая стариков и детей.

Но при этом Лёнька был недоволен и часто говорил Павлику:

– Ерундой занимаемся!

– Мы же фронту помогаем! – обижался Павлик.

–Цацки это для лялек, а не помощь фронту, – яростно рубил воздух рукой Лёнька. – В магазин да аптеку сбегать – это и малолетки могут. Нам бы стоящее дело!..

– Но Тимур же считал, что помощь слабым – это и есть стоящее дело…

– Когда Тимур свою команду создавал, был мир, а сейчас – война. И дела у нас другие должны быть. Важные! – стоял на своём Лёнька.

– Но разве мы мало делаем?.. Бутылки пустые для горючей смеси собираем, щели для укрытий в скалках роем…

– А как ты думаешь, Тимур сейчас бутылки собирает? – с ехидцей перебил Лёнька. – Он наверняка воюет. На фронт надо идти, Пашка!

– Да кто ж нас возьмёт, Лёнь? Тимуру-то пятнадцать уже, а нам…

– Ничего, прибавим три года.

– Да, тебе просто говорить – ты вон какой высокий!.. А я маленький, кто мне поверит, что мне пятнадцать?.. Да в пятнадцать-то, Лёнь, тоже ж не берут – берут в восемнадцать.

– На фронт надо! – гнул своё Лёнька.

Однажды вечером Лёнька не смог придти к другу. На следующее утро, весело насвистывая, он отправился в центр. Но что это?.. На месте дома с колоннами высилась гора камней, досок и строительного мусора. Стояли санитарные машины, около них суетились люди в белых халатах.

– Мальчик, туда нельзя! – загородил Лёньке дорогу милиционер.

– У меня там друг живёт! Пустите! – закричал Лёнька.

– Никто там уже не живёт, мальчик! Иди домой…

– Прямое попадание! – сказал мужик в толпе. – Всех всмятку!

– Господи! – перекрестилась какая-то бабушка.

Три дня после гибели друга Лёнька пролежал, повернувшись лицом к стене. Молча сотрясался от рыданий, стараясь, чтобы не услышала мать. У него больше не было друга, с которым можно было поделиться секретом, доверить самое сокровенное, тайное, что не расскажешь никому другому. Через три дня он встал с сухими глазами и с твёрдым решением: на фронт!

Его день был теперь расписан по часам. С утра Лёнька ходил в школу помогать учительнице Варваре Афанасьевне. Математик Иван Петрович ушёл на фронт, и на ней держалось целых пять классов. Вот Лёнька и учил первоклашек выводить палочки: «толстая – волосяная», «толстая – волосяная». Потом несколько часов он долбил киркой скалу за домом, углубляя пещерку, в которой они с матерью прятались при налётах и обстрелах. После этого бежал в пошивочную бригаду, где женщины ремонтировали солдатское обмундирование. На дворе стояла сырая поздняя осень, надвигались холода, и женщины шили для фронта шапки-ушанки, рукавицы, вязали тёплые носки и варежки. Он таскал тяжёлые тюки с сукном, перематывал пряжу, носил женщинам воду. И всё время прислушивался к разговорам: когда же на фронт пойдёт автомобильный обоз с тёплой одеждой, книгами, подарками.

Дождался. Пошёл к начальнику бригады просить, чтобы его взяли в обоз. Начальник посмотрел на Лёньку с сомнением: совсем пацан ещё, ему б за партой сидеть… Но, с другой стороны, на фронте сейчас тихо. А мальчишка крепкий, высокий, вон какие тяжести таскает в бригаде!.. Что ж, таскает тут –и в поездке пригодится: рук-то лишних нет, а кому-то ж надо разгружать-загружать машины. Фронтовиков об этом и просить совестно: они воюют.

День был морозный, небо обложено тёмно-серыми, тяжёлыми тучами, поэтому выехали днём, не опасаясь налёта, тремя машинами. Лёнька ехал в кузове первой. Дорога была разбита, шофёры объезжали воронки от бомб, и качало, как в лодке. В ложбине остановились. Дальше ехать было опасно, дорога простреливалась. Старшая машины пошла вперёд и скоро возвратилась с краснофлотцами. Начали таскать мешки с обмундированием и ящики с подарками в расположение батальона морской пехоты. Работали быстро, стремясь разгрузиться побыстрее. Лёнька старался вовсю: закидывал мешок себе на спину и быстро тащил мимо часовых в землянку, сбрасывал наземь и снова бежал за следующим грузом. Когда разгрузка закончилась, а матросы загрузили в машины обмундирование для починки, стали благодарить севастопольцев за помощь и подарки.

Лёнька понял: пора.

Он юркнул в землянку, пролез к самой стене и присел за мешками.

Сидел долго. Слышал, как звала его старшая:

– Лёнька!.. Лёньку не видели?..

– Да где ему быть: натрудился пацан, спит где-нибудь в кузове. Поехали, – ответили ей.

Машины загудели. Всё стихло. Лёнька ещё долго сидел, боясь, как бы за ним не вернулись. Замёрз. Зарылся в мешки с одеждой и незаметно уснул.

Разбудил его свет, бьющий в лицо. Светили фонариком.

– А ну, вылезай! – приказал ему кто-то невидимый.

Лёнька вылез, щурясь и заслоняясь руками от света.

– Кто такой? Откуда взялся?

– Лёнька… Леонид Воробьёв… Из Севастополя…

–А ну-ка, пошли к командиру. Посмотрим, какой ты Леонид Воробьёв!

Выбравшись из землянки, некоторое время шли в полной темноте. Потом конвоир подтолкнул его в спину, и мальчишка влетел в блиндаж, где после ночной темноты ему показалось светло, как днём.

– Это что ещё за явление? – недоумённо спросил военный во флотской форме.

– Товарищ командир, разрешите доложить! – вытянулся по стойке «смирно» Лёнькин конвоир.

– Докладывай, Осипенко!

– Только что диверсанта обнаружил, товарищ командир! Мы с ребятами пошли в землянку мешки забирать. Почти половину разнесли по ротам, когда слышу: сопит кто-то. Посветил фонариком – а он лежит, разоспался!.. Это тот малец, что с шефами нашими приезжал.

– Кто такой? – строго спросил командир Лёньку.

– Леонид Воробьёв! – вытянувшись и держа руки по швам, по-военному чётко отчеканил Лёнька. – Из Севастополя!

– Ну, откуда ты взялся, я понял. Все видели, как ты мешки таскал. А вот что здесь делаешь? Ваши же уехали. Только не ври, что случайно заснул. На фронт удрал?

– Удрал! – признался Лёнька. – Я, товарищ командир, давно хотел на фронт, только меня в военкомате не взяли.

– Правильно сделали, что не взяли, – кивнул командир. – Рано ещё. Лет тебе сколько?

– Пятнадцать! – самым честным голосом сказал Лёнька.

– Врёшь, – уверенно сказал командир. – Годика три прибавил, небось?

– Вот честное пионерское!..– начал Лёнька и осёкся.

Все засмеялись.

– Ну, всё ясно, пионер, –сказал командир. – И что прикажешь с тобой делать? Обратно отправить?

– Товарищ командир, не отправляйте меня в Севастополь! – срывающимся голосом попросил Лёнька. – Я воевать хочу!.. У меня друга убило бомбой!.. Я их ненавижу!.. Я поклялся!.. Я полезный, я много чего могу: кашу варить, обувь чинить… Я всё буду делать, что прикажете! А в тыл отправите –всё равно на фронт сбегу, – тихо добавил Лёнька.

– И сбежит ведь, – вздохнул командир. –А мать тебе не жалко?

– Да она в подземных штольнях круглые сутки. Работает там, там же и ночует…

–Ладно,пока из Севастополя снова обоз не придёт, побудешь у нас. Алексей!..

– Я, товарищ капитан! – отозвался молодцеватый краснофлотец. До этой минуты он молча сидел в углу, и Лёнька заметил его только сейчас.

– Значит, так: подбери обмундирование пацану, – приказал командир, – сапоги его размера.

– И бескозырку, – несмело попросил Лёнька.

– Да, и бескозырку. Будет у меня вторым ординарцем, обучишь его. За пацана отвечаешь лично!

– Есть, товарищ капитан, – козырнул Алексей.

Лёнька быстро освоился в роли ординарца. Заправлял койку, наводил порядок в блиндаже, с полевой кухни, которую моряки называли камбузом, приносил еду для капитана Линкова. А ещё ординарец Алексей Чапинучил его обращаться с оружием. Начали с винтовки-трёхлинейки. Правда, почти сразу же выяснилось, что трёхлинейка для Лёньки и велика, и тяжела. Попробовал пострелять –отдача была такая, что несколько дней болело плечо. Видя это, Алексей, с разрешения капитана Линкова, научил Лёньку чистить и смазывать трофейный автомат.

– Учись, –сказал ординарец. – В тылу или на фронте –а пригодится. Мы ж тоже не всегда в атаку ходили, с потопленных кораблей на берег пошли воевать. Немцы, знаешь, как нас боятся? «Чёрной смертью» прозвали. Мы как двинем в атаку, как гаркнем: «Полундра, фрицы! Матросы идут!..», –так они от насдрапают, аж пятки сверкают!..

Из присланных подарковкапитан Линков отобрал себе книгу. Нахмурившись, молча пробежал глазами записку, вложенную в неё, потом прочитал её вслух.

– «Дорогой боец! У меня на войне убили папу. Отомсти за него! Катя».

Теперь каждый день капитан Линков листал книгу, Лёнька обратил внимание, что он часто перечитывает одни и те же страницы. Заметив Лёнькин интерес, капитан Линков сказал:

– Обязательно почитай. Интересная книжка. Про то, как двадцать лет назад беспризорники жили.

– А вы беспризорников встречали?

– Доводилось, – односложно ответил капитан Линков.

Степан Афанасьевич привязался к Лёньке. Расспросил его о семье, о довоенной жизни, поинтересовался, в какую школу ходил. А узнав, что первую Лёнькину учительницу зовут Варвара Афанасьевна, долго чему-то улыбался, и улыбка у товарища капитана была светлая. Лёньке пришло в голову, что у Варвары Афанасьевны и Степана Афанасьевича одинаковая фамилия: Линковы. Может, родственники, подумал Лёнька, но спросить постеснялся, а потом забыл.

Его занимало и тревожило другое. Через две неделидолжен был прийти очередной автомобильный обоз из Севастополя. Оставит ли капитан Линков его, Лёньку, у себя? Или отправит в тыл?..

Утром семнадцатого декабря началась мощная канонада. Чёрной тучей налетели немецкие самолёты. Лёньке казалось, что он оглох от воя бомб и мощных разрывов снарядов. Капитан глядел на Лёньку с досадой: эх, не успел отправить в тыл! От взрывов земля ухала и вздыхала, как живая. Блиндаж трясло.

Капитан Линков чётко отдавал приказы по телефону, отсылал на дальние участки связных, принимал доклады. Потом, покричав в трубку, выругался и отправил связистов чинить связь, а сам ушёл с ординарцем.

Спустя некоторое время они ввалились в блиндаж, грязные, в земле и саже. Капитан подсел к столику и что-то быстро написал на листке бумаги.

Подозвал к себе Лёньку.

– Ну, Леонид Воробьёв, севастополец, слушай внимательно! Пойдёшь в город! К любому часовому подойдёшь, скажешь, откуда пришёл, и что тебе нужно в штаб обороны. Тебя отведут.

– А если мне не поверят?

– Покажешь эту записку – поверят. А на словах передашь, что немцы нас обошли, окружают, боеприпасы на исходе. Связи с городом нет. Посылаю тебя, Лёнька, потому что взрослый не пройдёт, а ты сможешь. Флотское сними, надень гражданскую одежду. Если наткнёшься на немцев, – ври, что местный.

– Я скажу, что козу потерял, – сказал Лёнька.

– Хорошо. Оружие не даю. А на самый крайний случай, вот тебе граната-лимонка. На самый крайний!– подчеркнул капитан Линков

Лёнька быстро натянул штаны, влез в грязный, дырявый ватник,надел старуюшапку. Записку засунул в башмак под стельку, лимонку положил во внутренний карман ватника слева. Одежда болталась на нём, и от этого Лёнька казался тщедушным мальчишкой.

– Всё понял, Лёнька?

– Всё, товарищ капитан!

– Ну, иди, сынок! Будем живы – свидимся!

Казалось, что вокруг не осталось ничего живого. Высота, на которой стоял блиндаж, была вздыблена снарядами. Всё горело и дымилось, не чувствовался даже декабрьский мороз. Снизу из лощины, стреляя из автоматов, на их высоту шла цепь немцев. Наши не стреляли, выжидая.

В метре от Лёньки лежал присыпанный землёй убитый краснофлотец.

Лёнька опустил уши в шапке и, пригибаясь, побежал в сторону города.

На немцев он напоролся через полчаса, когда уже отошёл далеко от наших позиций и двигался по кромке обрыва, поросшего густым кустарником.

–Хальт! – прозвучал резкий окрик. Лёнька застыл на месте, съёжился, став сразу меньше ростом.

Немцев было трое.

– Ком цу мир! – один из немцев повёл автоматом к себе.

Лёнька понял и медленно стал подходить к немцам.

– Дяденьки, я козу ищу. Дунька у меня заблукала, коза… – плачущим голосом заныл Лёнька.

Страха не было, только что-то противно сжалось под ложечкой. А вот слёзы текли настоящие. Лёнька, подвывая, размазывал их грязными руками по лицу.

– Не пришла домой, проклятущая, ищу её, ищу… Мамка меня прибьёт, если не найду…– плакал он, прижимая руки к груди.

Немцы переговорили о чём-то между собой, и тот, первый, сделал движение автоматом: вэк!

Лёньку не пришлось уговаривать дважды. Он повернулся и, стараясь не бежать, пошёл прочь, чувствуя спиной наставленный на него автомат.

Как вдруг:

–Цурюк! – раздалось сзади.

Лёнька медленно-медленно вытянул гранату из ватника и повернулся к немцам. Немец повелительно манил рукой Лёньку к себе. Рывком Лёнька выдернул чеку, неловко, не размахиваясь, кинул гранату в сторону немцев –и в ту же секунду сиганулс обрыва. Вслед ему раздалась автоматная очередь, заглушённая взрывом.

До колотья в лёгких Лёнька ломился через кусты, как можно дальше от того места. Он опасался погони. Если немцы уцелели, им ничего не стоило его догнать. И Лёнька бежал, бежал, бежал, пока не свалился без сил на землю.

Только тут он увидел, что левый рукав ватника весь пропитан кровью.Оторвав от подола рубашки длинную полосу, он, как смог, перетянул руку. Отдышавшись, встал и пошёл. Саднило лицо, ободранное ветками кустов. Наваливалась дурнота, хотелось спать. Лёнька падал, вставал и шёл дальше.

Впереди было ещё три с половиной года войны.

Лёньку Воробьёва ожидал госпиталь, эвакуация на Большую Землю, работа на заводе наравне со взрослыми. В сорок пятом, по спецнабору, он поступил в Высшее Военно-морское училище. И только через несколько лет вернулся служить в родной город.

Но своё будущее знать никому не дано.

И сейчас, временами теряя сознание от потери крови, Лёнька упорно брёл в город за помощью…