29 марта 2024  13:42 Добро пожаловать к нам на сайт!

Русскоязычная Вселенная. Выпуск № 11


Свидетельства очевидцев


Владимир Пастухов


Владимир Пастухов


Владимир Алексеевич Пастухов родился в городе Москве, в 1926 году, в семье военнослужащего. Участник Великой Отечественной войны 1941-45 г.г. Служил на флоте минером, водолазом. Войну встретил в Севастополе. Участник первого послевоенного похода советских кораблей вокруг Европы в Черное море. С 1950 года и по сей день проживает в г. Сенгилее Ульяновской области. Тематический спектр произведений Владимира Алексеевича разнообразен. Источники тем – нередко собственная биография. Он очень «личный» автор, часто пишет от первого лица, знает войну не понаслышке, увлекается рыбалкой, путешествиями, изобразительным искусством, музыкой. Ушел из жизни 10 сентября 2012 г. Он закончил земной путь на 86 году земной жизни. Прошел он этот путь достойно. Оставил о себе светлую память...и эти рассказы, наполненные удивительной искренностью и силой Жизни.


Здравствуйте


88-я минная партия располагалась на территории бывшего санатория в Махинджаури. От Батуми - около восьми километров. Рядом знаменитый Батумский ботанический сад, станция Зеленый мыс. С городом Батуми и его окрестностями я был знаком, так как с 1935 по 1939 годы мы с семьей жили в этом городе, когда мой отец был командиром минной партии. В семи с половиной километрах - турецкая граница. Помещение бывшего санатория представляло из себя одноэтажный флигель с большой застекленной верандой по всему фасаду, обращенному в сторону дороги и моря. Прямо от асфальтовой дороги к дому вела широкая каменная лестница. У ее начала стоял часовой. Сразу же за дорогой проходила железная дорога с насыпью, а за ней, метрах в 30-ти, обрыв к морю - около пяти метров. Внизу полоска гальки и море. Главный вход в помещение с веранды был закрыт. Входили и выходили с задней стороны здания. Внутри было три помещения-кубрика, небольшой вещевой склад и, как я уже говорил, - большая светлая веранда. На веранде длинный стол с лавками, за который сразу усаживалось до 30-ти человек. В кубриках двухэтажные железные койки. На веранде мы столовались и занимались по специальностям. Выгородка на веранде была кабинетом и жильем командира части майора Жукова. С торца здания, со входом со двора, – санчасть. С другого торца в двухкомнатной квартире жила семья командира боевого корабля. Семья состояла из жены командира, тещи и сынишки лет четырех-пяти. Командир наведывался редко, все время в море.
Собралось нас курсантов 54 человека. Были послужившие и повоевавшие и молодое пополнение.
Распорядок был таков. Неделя занятий в части и неделя - в карауле по охране минного склада в трех километрах от части. Бессменным дневальным был кадровый матрос из состава минной партии – Василий Шершаков. Правый глаз – стеклянный, он был выбит осколочным ранением. Повреждена была и правая рука - большой палец не работал и замер в полусогнутом состоянии.
Занятия по минному делу проводили старшины-кадровики. Надо отдать им должное, дело свое знали отлично. Электрооборудование мин вел старший матрос Янтарь. Это был фанатик своего дела. Когда поступили магнитные, акустические и фотоэлементные мины, он, не прибегая к схемам, пришедшими с ними в комплекте, сам все перещупал, прозвонил и составил собственный альбом схем и описаний, который тут же получил статус “Совершенно секретно”. Заниматься с ним было одно удовольствие. Он вкладывал знания в наши головы уже пережеванными, только глотай.
Полевые мины, я имею в виду армейские, преподавал старший лейтенант, приезжавший из Батуми. Тоже был ас в своем деле.
С ним мы занимались на узкой земельной полосе вдоль моря.
Подъем в 6.00, туалет, завтрак. Занятия с преподавателями. Обед, небольшой отдых. Опять занятия. Ужин. Самоподготовка. Кроме минного дела, зубрили уставы. Их давал нам старшина 1-й статьи Щеглинцев. Что-то в нем было неуважительное. Авторитетом ни у кого он не пользовался. Но ничего не поделаешь, вслух не скажешь. Служба.
Однажды после завтрака в курилке кто-то предложил: "Давайте со старшиной Щеглинцевым поздороваемся по-своему?" В то время не говорили "Здравия желаю!", а коротко – "Здрасьте!" В тот раз нас было 20 человек. Разделились на три группы. Каждая группа должна была произносить на одном выдохе свои слова – резко и отрывисто: “Ящик! Хрящик! Спички!”. Но все одновременно. Оттренировались полушепотом. Дневальный засвистел в дудку. Это такой медный боцманский свисток особой конфигурации на цепочке. “Кончай перекур! На занятия!” Сели за столы. Входит старшина. Дежурный подает команду: “Встать! Смирно!” Старшина: “Здравствуйте, товарищи курсанты!” Кто-то отбивает ногой такт – раз, два, три! Набираем полные груди воздуха и одновременно выстреливаем: "АПЧХИ!" Здорово получилось. Аж стекла на веранде задрожали. И тихо-тихо стало. Смотрю, у старшины лицо кровью наливается. Открывается дверь кабинета командира части, и он выходит на веранду.
- Будьте здоровы!
И засмеялся. Вот тут мы тоже дали себе волю нахохотаться. Надо сказать, после “апчхи” душа в пятки ушла. Мол, достанется теперь на орехи. Спасибо командиру, разрядил обстановку. И как потом нас ни просили повторить здравицу, мы ни разу не сделали этого.


Крещение миной


Я уже рассказывал, что минная партия находилась в Махинджаури, и рядом проходила железная дорога. Невдалеке тоннель, а за ним станция "Зеленый мыс”. На самом берегу Зеленого мыса высилось красивое здание бывшего дома отдыха, а теперь санатория, где долечивались после госпиталей летчики боевой авиации.
Дом стоял на высокой скале, и все его окна глядели на море. Внизу небольшая бухточка. Вот в эту бухточку ветром и волнами занесло сорванную с якоря мину.
В этот день я пришел из караула, вычистил винтовку и поставил ее в пирамиду. “Эх! Придавлю я сейчас комарика! Отосплюсь за всю неделю”. Но не тут-то было. Дневальный вызвал к командиру. Там уже был старшина Водопьянов.
- Садись и слушай, – сказал мне командир.
- По вызову начальника летного санатория, - докладывал Водопьянов, - я с двумя краснофлотцами прибыл на Зеленый мыс. Здание стоит на скале, до воды метров 15. Спуститься вниз невозможно, скалы отвесные. Мина шаровая, гальваноударная. Плавает посередине залива. Вода спокойная. Мину надо брать с моря и буксировать подальше от берега, где и взорвать.
- Вооружайте шестерку. Мину уничтожить на безопасном расстоянии, - сказал командир. – Подберите добровольцев, вот один уже есть.
“Это когда же я стал добровольцем?” – подумал я.
Шестерых гребцов старшина отобрал сам из второй группы курсантов. В шлюпку погрузили подрывные патроны, бикфордов шнур. Оттолкнувшись от причала, пошли вдоль берега. Мы со старшиной на корме. Я за румпелем, старшина рядом – командир шлюпки. Мерно опускаются весла в воду. Гребок! Занос весел и опять гребок. Идем против несильного ветра. Через час вошли в залив. Тут вода спокойная, и нет ветра. Вот и мина, облепленная бурыми водорослями, чуть-чуть покачивается на воде, ощетинившись гальваноударными колпаками. Развернувшись кормой, мы стали подходить к мине. Мы со старшиной легли грудью на транцевую доску и вытянули руки над водой. Старшина скомандовал:
- Загребные! Табань помалу! Правый стоп! Левый подгреби! Стоп!
Наши руки коснулись мины.
- Наша, - сказал старшина, - образца 1912 дробь тридцатого. Сбоку должен быть рым.
Поворачивая мину, мы не обнаружили рыма. Морская капуста оплела мину и длинными полосами свешивалась под водой, шевелясь, как живая. В прозрачной воде был виден обрывок минрепа (троса). Сделав большую петлю из пенькового конца, мы осторожно провели ее над миной, опустив под воду, и при помощи опорного крюка закрепили снизу на обрывке минрепа. Стравив конец, повели мину за собой. Все шло нормально. Но, когда вышли из залива, нас встретила волна с усилившимся ветром. Пробуем идти против ветра, но не выгребаем. Подставив борт волне, попытались идти по ветру. Конец, на котором буксировалась мина, ослаб, и она пошла на нас. Мы попали в круговерть. Ветер дует в одну сторону, а течение несет в залив. Ветер шел с порывами. Как только он ослабевал, мы выгребали в море. Нам удалось отойти от берега примерно на километр.
- Ну, братцы, теперь все зависит от вас, - обратился старшина к гребцам. – Наша задача: навесить патрон, поджечь шнур, отдать буксир и спрятаться в заливе. Грести во всю мочь.
Опять подходили к мине кормой. Старшина снарядил подрывной патрон, вставив в гнездо капсюль с ДБШ (длинным бикфордовым шнуром). Я раскурил папиросу. Навесили патрон на один из колпаков. Старшина, взяв у меня папиросу, поджег шнур и скомандовал:
- Весла на воду! Греби, ребята! Навались!
Я выбрал буксирный конец и посмотрел на мину. На ней, свернутый в кольца, горел бикфордов шнур. Мина шла за нами. Попутный ветер гнал за нами мину. До берега еще было порядочно. Шнур должен гореть 15 минут. Сколько мы гребем? Успеем ли спрятаться в заливе? Мы со старшиной стали помогать грести загребным.
- Ррраз! Ррраз! – командует старшина.
И гребцы нажимают на весла, ложась почти горизонтально при гребке. Оторвались от мины, и она закувыркалась на гребне волны уже далеко от нас. Вот и залив. Поворот, и мы за скалами.
- Весла по борту! – командует старшина.
Шлюпка какое-то время движется вперед. Матросы, пустив весла по бортам, разминают руки, ноги. На нас промокли голландки, то ли от пота, то ли от забортной воды. Молчим. Старшина смотрит на часы. Вот он поднял левую руку вверх, потом резко ее опускает. Мы инстинктивно пригибаемся, втянув голову в плечи. Но взрыва нет. Старшина встает в рост, и в это время по днищу шлюпки сильный удар. Вздрогнула шлюпка. Мы пригнулись. Грохот трехсот килограммов тротила отозвался в скалах.
- Ну что, салажата? Сдрейфили? Поздравляю с первым крещением миной! Разобрать весла, курс в часть.
Когда выходили из залива, я увидел невдалеке много плавающих предметов белого цвета.
- Старшина! Смотри, что это?
- Право на борт! Рыба глушеная.
В часть мы вернулись с богатым уловом рыбы.


В ночь под Новый год


Расскажу-ка я вам, как один мой хороший знакомый принимал роды своей будущей жены. Рассказ пойдет от его имени.

Однажды ночью... Все начинается однажды - ночью ли, днем ли, вечером... Конец декабря 1943 года. Группа диверсионного отряда мине¬ров-подрывников пробиралась из тыла немецких войск к линии фронта. Мы хорошо пора¬ботали, не потеряв ни одного человека. На пути встретилась сожженная деревня. На месте бывших домов стояли остовы печей с вытянутыми к небу печными трубами. На фоне белого снега останки деревни выделялись зловещим черным пятном.

Обогнув деревню, мы обнаружили в овражке деревянную баньку, прилепившуюся к склону и по самую крышу занесенную снегом. Только передняя стена с дверью чернели в ночи. Открыв дверь и посветив фонариком, мы раз¬глядели печь с вмазанным кот¬лом, из-под деревянной крышки которого струился легкий парок. На полке, прижавшись спиной к стене, сидела закутанная до глаз пуховым плат¬ком женщина.
- Кто такая?
- А вы кто? - вопросом на вопрос ответила она. - Полицаи?
- Что, похожи на предателей?
- Да кто вас разберет...
- Нет, бабуся, мы не полицаи, а совсем наоборот.
- Миленькие, - обрадовалась женщина, - значит, дождалась я своих!
- Издалека идешь? Или здешняя?
- Иду порядочно. А где же фронт?
- Да не дошла ты еще. Изрядно потопать придется.

Шесть человек нас тогда было. Я - самый младший, семнадцати лет. Перекусив тем, что у нас было, четверо ушли на большак с оставшимися минами. Дежурить у баньки досталось Седому. Он был старше меня лет на пять, а поседел, когда его за побег расстреливали в лагере для военнопленных. Чудом он тогда спасся.
Я добавил в котел чистого снега, подбросил в топку дров. Тепло и усталость сделали свое дело - задремал, сидя у печи. И вдруг сквозь сон слышу не то стон, не то всхлип. Открыл глаза и вижу: женщина катается по полу.
- Да что с тобой? - спрашиваю
- Ой, миленький, рожать сейчас буду! Я ведь потому и забилась в эту баньку...
"Вот так номер!" - мелькнуло у меня в голове. Вслух я ничего не успел сказать, потому что дверь вдруг распахнулась, и на пороге возник человек с винтов¬кой наперевес и с белой повязкой на рукаве.
- Руки вверх! - заорал он и выстрелил в потолок баньки.
Пока он передергивал затвор, мне удалось схватить винтовку за ствол и дать ему хорошего пинка пониже живота. Человек вывалился наружу, и я стволом уперся ему в грудь. Он заорал так, что в ушах засвербило. Наверху прогремела автоматная очередь, и чуть позже вниз спустился Седой.
- Я свалил одного, - сказал он. - О, да и второй здесь! Я давно за ними наблюдал, все думал, что пройдут, не заметят. А ну, гад, вставай!
Человек стал медленно подниматься. Никто не ожидал того, что произошло дальше. Полицай стремительно выхватил пистолет, грянул выстрел, и Седой схватился за плечо. Но почти тут же грохнул выстрел из баньки - полицай упал лицом в снег... Стреляла женщина, и я до сих пор не могу понять, как ей в таком со¬стоянии удалось свалить полицая.
- Спасибо, мамаша, - сказал я.
- Пока не мамаша, - ответила она, - но скоро буду.
Видимо, ее опять стала мучить боль - она застонала.
Я перевязал Седого. Обыскав труп полицая, зарыл его в снег. Позже сходил за вторым и тоже его в снегу пристроил. А стоны женщины становились все громче.
- Ты можешь не кричать? - попросил я ее. - А то еще нагрянет кто-нибудь на крик.
- Я постараюсь, только ты помоги мне...
- Да как я помогу?! Я ж не доктор. И притом мужик.
- Какой ты мужик? Парнишка еще. Лет-то тебе пятнадцать, не более.
- Восемнадцать, - соврал я.
- Пусть так, только помоги мне хоть валенки снять...

Ну что тут поделаешь! Пришлось помогать. Снял с нее валенки и чулки. Она кричит, а у меня руки дрожат и мороз по спине. Седой молча сидит в углу, закрыв глаза. Да и какой он помощник...

В общем, не стану в подробностях рассказывать, что мне довелось пережить за те минуты, пока, наконец, не перерезал я ножом пуповину у ребенка.
Пока я обмывал девочку теплой водой из котла, роженица, как могла, приводила себя в по¬рядок. Откуда только у нее силы брались? Кстати, оказалась она совсем молодой, лет девятнадцати. Из вещмешка я достал новые байковые портянки и обернул ими ребенка.

- Как тебя зовут? - спросила женщина.
- Антоном,
- Значит, назову дочурку Антониной. А какое сегодня число?
- Было 31 декабря. А теперь, может, уже и первое.
- С новым годом тебя, Антон! С днем рожденья, Антонина! Вот кончится война, подрастет моя Антонина, вы встретитесь и поженитесь.
Поразили меня эти сказанные вроде бы в шутку слова.
- Размечталась! - подал голос Седой. - Ты еще из этой канители выберись. Кто еще жив будет? По краю ходим.
- Типун тебе на язык! Как сказала, так и будет. Во мне цыганская кровь, ведь я молдаванка.
Вернулись наши с большака. Густыми хлопьями повалил снег.
- Пора в дорогу, - сказал старший. - Снег нам в помощь.
Быстро собрались. Женщина тоже вышла из баньки. Видно была, что слаба она еще, но виду не подавала. Все было решено без слов: не бросать же ее здесь одну. Ее небольшой узелок я положил в вещмешок, ребенка мы несли по очереди. Закусив губы до крови, она старалась не отставать.
Когда добрались до расположения наших войск, за Седым и женщиной пришла машина из санбата. На прощанье женщина поцеловала меня и повесила на шею небольшой медальон в виде сердечка на беленькой цепочке.
- Береги себя, дорогой, для моей Антонины!
Так и расстались. А я даже имени ее не спросил.

Окончилась война. В 1950-м я демобилизовался. Быстро женился, но жизнь не сложилась. В общем, расстались мы с супругой.
В июле 60-го года я отдыхал в одном из ялтинских санаториев. Однажды на пляже подошла ко мне девушка и спросила, откуда у меня такой медальон. Надо сказать, я с ним не расставался никогда.
- Ага, - приглядевшись ко мне более внимательно, продолжила девушка,-
вон и якорек синенький на левой руке..
Я тогда был не в духе из-за одной знакомой, которая обещала приехать, но так и не появилась. И эта юная девчушка показалась мне назойливой.
- Иди, - говорю, - девочка, домой. Тебя, наверное, мама по делу послала, а ты на пляже к взрослым пристаешь.
- Нет у меня уже мамы, схоронили недавно.
И ушла, не обернувшись. Жалко мне ее стало. Зачем обидел?

А на следующий день я опять ее увидел. Тут уж я рассмотрел девушку хорошенько. Красивая, с темными волосами и, что удивительно, на смуглом лице - глаза голубые. И глаза эти самые слезами переполнены. Сидит на песочке и камешки перебирает...
Подошел я и присел на корточки рядом.
- Прости, - говорю, - что вчера я тебя обидел.
Молчит.
- Хочешь, я тебе подарю этот медальон? Его мне одна женщина когда-то одела на шею. Давно, тебя тогда и на свете не было.
- Была! - резко сказала девушка. - Вы меня самый первый на руках держали!
Кольнуло у меня сердце. А она мне в глаза смотрит и все говорит, говорит... Утонул я в ее глазах, ничего не слышу и не понимаю. Говорю себе: ну куда ты, ведь она еще ребенок, ты ей в отцы годишься! Но ничего поделать не могу. Понял тогда, как можно влюбиться по-настоящему.
Кончилась моя путевка, и увез я Антонину к себе на Волгу. Потом мы поженились. С той поры живем, не расставаясь друг с другом.
Вот какие сюрпризы подбрасывает порой судьба в новогоднюю ночь.

Rado Laukar OÜ Solutions