Русскоязычная Вселенная. Выпуск № 12
Русскоязычная Россия
Андрей Сутоцкий
Андрей СУТОЦКИЙ родился в 1964 году в городе Мончегорске Мурманской области. Стихи начал писать с раннего детства под влиянием остроумных и выразительных эпиграмм бабушки. В юности грезил театром, пробовал себя в изобразительном искусстве, режиссуре, драматургии. Позднее, учась в театральном училище, понемногу стал осваивать классическую гитару, любовь к которой ему привили удивительные гитаристы Вадим Мячин и Александр Кедрин. По мере овладения инструментом возникло и желание создавать собственные песни. С гитарой пришло ощущение мелодики стихотворного слова, «дыхания» ... Многие годы Андрей Сутоцкий чувствовал растущее в нём поэтическое деревце. Не противясь этому, послушно брал в руки творческую лейку и старательным образом поливал его зелёные побеги. На сегодняшний день его литературный багаж составляют несколько книг стихов, а также публикаций в сетевых и печатных изданиях. .
СТИХИ
НОКТЮРН ДЛЯ СТРУННОГО КВАРТЕТА
В синих соснах, где сны - туманами
И от хвои хрустит земля,
Чем-то странным привлёк внимание
И увлёк за собой меня
Удивительный дом, построенный
В стиле… Впрочем, не всё ль равно…
И мерцали в нём окна строгие
Заоконною стороной,
А по соснам - зерно сусальное,
Как предчувствие января…
Дверь открылась… И вот я в здании,
Если там вообще был я.
Коридорами тёмными, залами,
Проплывал я и видел сны,
Что казались вполне ирреальными
В тусклоцветии не весны.
Чувства сбились, смешались во времени,
Параллельностях, зеркалах…
Кувыркался гитарным тремоло
Совершенно спокойный страх.
А навстречу - всё люди знакомые…
Дальше – больше: в потоке лучей -
Старый стол, очертание комнаты
И, как будто уже ничьей…
В этом доме, за тюлем-инеем,
Где ни старости, ни забот -
Голоса не имеют имени,
Мандолины поют без нот…
Я б остался в том доме призраком,
Чтоб безвременье отражать…
Ну а если б грустил, то изредка,
Дав им повод поутешать…
И любовь, и друзья, и близкие -
В неразлучности, на века!..
Это вам не земные искорки
Да холодные берега…
Я скользнул по стене и тот час же,
Как в мозаике из стекла,
Обнаружились все неточности
С гравитацией пополам.
И летел я меж сосен в синее,
Догоняя огни машин,
Примеряя обновку зимнюю
Для пропавшей на миг души.
Всякий раз, когда ночь - за шторою
И над люстрой... таятся сны...
Засыпая, крадусь коридорами
В тусклоцветии…
не весны.
ТЕНИ ИЗ «НИКОГДА»
Когда же вы все уйдёте?..
Товарищи, надоели!..
Не глупо ли на излёте
Болтать о каком-то деле,
С игрушек снимая плесень,
Опять воскрешать ушедших,
Смыкая союзом «если»
Ряды аморальных женщин?
И в области реставраций,
Спасая себя значками,
Вы тащитесь от оваций
Сверкающими сверчками…
Я, вижу, вам безразлично
В какую влезать одежду…
Лишь только б иметь добычу
Да «кругленькую» надежду.
Ну, что мы поделать с вами,
Сидящими в ложах, можем?..
У каждого есть призванье.
Видать, и у вас есть тоже…
Из жалости, не иначе,
Мы слушаем ваши речи,
Шурша папиросной пачкой,
Отпущенной нам на вечер.
Конечно, у вас солдаты…
Конечно, у вас валюта…
И мы понимаем – надо;
Боимся, что будет худо…
И всё же уйдите, ради
Самих же себя, придурки!..
Но слипшись, при всём параде,
Как в пепельнице окурки,
Вы снова о том же самом,
Всё время ползком, по кругу…
И ждут вашей смерти замы,
Съедая, пока, друг друга.
В ЛУЧАХ НЕСОСТОЯВШЕГОСЯ КОНТАКТА
Более чем уверен, это, как пить – они:
В рыхлом дождливом небе, напоминая брошь,
Нагло летит-сверкает, наши тревожа сны
И оставляет шлейфом тусклое серебро -
Нечто.
- Заходит слева, - передаёт пилот
(нервно мерцают кнопки, страшно дрожит штурвал), -
Переместилось вправо… И над крылом и под -
Пу’рпурное свеченье. Сильный толчок. Провал -
Хуже воздушной ямы!..
Не самолёт – модель
В быстрых руках мальчишки, склеенная на раз…
Где же ты, грозный Шива?.. где же ты, Прометей?..
Где же вы, Боги мира?.. Мы призываем вас!..
Странно: понять хотели, слушали темноту,
Переполняли небо во’лнами и мольбой…
Что же случилось с нами, смелыми, на лету?
Чем, непонятно, вызван аппаратуры сбой?
Сфера, а может, призма, чиркнув лучом о борт,
Переместилась влево и… отошла назад.
- Следуйте прежним курсом…
И над крылом и под -
Пурпурное свеченье.
Острая боль в глазах.
Пренебрегая гулом выдохшихся турбин,
Будто не видя смысла в выходе на контакт,
Нечто ушло в иное с большим числом орбит,
Вновь запустив на время песенку про «тик-так».
Мало ли что мечтаем, мало ли что хотим,
Выставив достиженья по стеллажам витрин!..
Да, попытаться вспомнить кто мы себя внутри…
Да, попытаться вспомнить, вспомнить и…
раз-два-три…
ПРОЗА ЖИЗНИ
Шептал босанову классический дождь
(как руты*, что спали на томе рабочем*),
И был он слегка на джазмена похож,
Особенно в профиль похож был он очень,
Особенно - тучей одной, за углом
Гранитного дома с глазастой аркадой.
А подле неё, где богиня с веслом,
Сидел на скамейке художник Аркадий.
И струйки, что вились в его волосах
Каштаново-русых, спадавших на плечи,
Стекали по драпу пальто в небеса,
В которых за музыкой пряталась вечность.
И был тот Аркадий немножко влюблён,
Отнюдь не в актрису с четвёртого курса,
А в дочку завмага, всем правдам назло…
Что варит супы она, умница, вкусно -
Вне всяких сомнений. Теперь и ему…
Ну, как не влюбиться голодному брюху
В такое сокровище? Чем не l'amour,
Пухлявым Амурчиком дышащий в ухо?
А в сумрачном зале с десятком рядов
И маленькой сценой, пропахшей духами,
Скучала актриса и плача в подол,
Краснела от злости к кухарке «нахальной».
Но кто его знает, что будет потом…
А может, действительно, через желудок
Лежит этот путь?.. Но пока что о том
Страдать не хотелось Аркадию. Трудно
Несмазанным стрелкам старинных часов
Крутиться по кругу… И дождь не стихая,
Смешным тополям наводя причесон,
Какими-то глупыми лился стихами.
Ру’ты* – барабанные палочки с металлическими щётками на конце.
Рабочий том* – малый барабан ударной установки.
ШАРИКОВАЯ ШТУЧКА
Про’пита вся получка.
Крутится под ногами
Шариковая штучка,
Твёрдая, будто камень.
Или я к ней привязан,
Или я к ней прикован…
Это же, блин, опасно…
Это же, блин, фигово…
Ни побежать, ни прыгнуть
В «двадцать седьмой» трамвайчик…
Ни интервью, ни выгод,
Чтобы поймать удачу.
Не передать - измучен,
Следую к психиатру:
- Шариковую штучку
Мне отцепить бы надо…
- Употребляли херес?..
- Это же ненаучно…
- Certe cadaver, eris –
Ваша зовётся штучка.
Вы бы на всякий случай
Гробик себе купили,
Чтоб никого не мучить…
Оп-па!.. – и вы в могиле…
- Что же мне делать, доктор?..
Может быть водки с перцем?..
- Нате, коль есть охота
Или второе сердце…
И при плохом настрое,
Выйдя из кабинета,
Вижу, у стенки – двое,
И с вискачём, при этом.
Кинул я взгляд на рожки
Да на хвосты козлячьи
И пробубнил:
- Немножко
Повоздержусь… Иначе -
Вмиг, под баян… Обидно.
В образе неразлучных,
Бесы вздохнули:
- Видно,
Шариковая штучка…
Глянул я тут се в ноги,
И не увидев груза,
Выдохнул - «Слава Богу!..»,
Только, вот, как-то, грустно…
ЭКСКЛЮЗИВ
У нас на Малой Бронной
Вовсю идёт ремонт,
Где в спаленке укромной
Устроил я бомонд.
Ко мне пришли три друга
И пять лукавых дев.
Я усадил их кругом,
В глаза им посмотрел
И был слегка взволнован,
Не зная что сказать.
Непросто в доме новом
Живую речь связать.
О чём-то актуальном?..
Но всё, как мир, старо.
Молчать?.. Феноменально!..
Раскладывать таро…
Гадал я: «кто же первый?..»
И вскоре «номер три»
Сказал:
- Ребята – нервы…
- Да ладно те, умри… -
Ответил «номер пятый».
И, где-то, через час,
Под горький вкус салата
Вино попало в нас.
Потом дурацкий хохот,
Тупой банальный стёб…
И стало мне так плохо
В кругу пяти особ…
Но вот ушли три друга,
За ними - пять девиц…
Сменяя их, без стука,
Проник в квартиру Фриц.
В руке держал он книгу
(закладкою – вопрос)
И вмиг создав интригу,
Устроил мне разнос.
Мы спорили до ночи
И понял я не вдруг,
Что Фриц, промежду прочим,
Мой самый лучший друг.
Мораль проста как спичка:
Когда во взглядах – ложь,
Спасёт не «косметичка»,
А тот, кого не ждёшь.