Русскоязычная Вселенная. Выпуск № 6 15 апреля 2018 г.
Конкурс поэтов-неэмигрантов «НЕОСТАВЛЕННАЯ СТРАНА»
VI Международного поэтического интернет-конкурса «ЭМИГРАНТСКАЯ
ЛИРА-2017/2018". Хельсинки 2018 г.
Олег Бабинов
Второе место – Олег Бабинов (Россия, г. Москва) Родился в 1967 г. в Свердловске. Окончил философский факультет МГУ. Жил в России, США и Великобритании. Занимался теорией и практикой организационного и личностного развития, аналитикой рисков. Победитель Открытого чемпионата Балтии по русской поэзии и международного конкурса ПУШКИНвБРИТАНИИ. Стихи публиковались в журналах «Знамя», «День и ночь», «Иерусалимский журнал», «Ковчег», «Южное сияние», Лиterraтура, газетах «Литературная Россия» и МК и в других изданиях. Автор сборника «Никто» (Санкт-Петербург, 2016).
Внутренний чукча
Петре Калугиной
В каждом из нас кочует внутренний чукча.
Одни его и не чуют. Иные - чутче
к письмам, что вечный хозяин им сыплет с неба
то этим, то тем из десятка изводов снега.
Когда в океане глыба таранит глыбу,
внутренний чукча тянет за рыбой рыбу.
Титаник неумолимо летит на льдину -
чукча строгает мёрзлую оленину.
Внутренний чукча внешне неразличаем,
но заблудившийся путник им выручаем:
в снежной пустыне - внутренней или внешней -
будет согрет счастливец чукчанкой нежной.
Что мне поделать с северною бедою?
Близко я дружен с огненною водою.
Мягкий и трепетный шмат тюленьего жира -
ниц, как душа у врат подземного мира.
Северный бог съедобен и даже лаком.
Я стану свободен, доверив рулить собакам.
Лишь глупый охотник следует за собой,
а мне хорошо здесь - с вороном и совой.
Мышка
вот идёт счастливый человек
и вокруг взирает без опаски,
а за ним - несчастный человек
(у него слезящиеся глазки),
а за ними - голый человек
даже без набедренной повязки,
а за ними - первый человек
в старой гэдээровской коляске,
а затем - последний человек,
за повозкой, за последним хаски
Пушкина весёлого везут,
Гоголя усталого везут,
Мусоргского пьяного везут,
боярыню Морозову везут,
мамонтёнка Дмитрия везут,
чтобы заморозить нас во льду.
И к стене, приклеенной ко лбу.
Вот приходит младшая любовь,
чтобы печь из человека пышку.
Вот приходит средняя любовь,
над повидлом вкручивая крышку.
Вот приходит старшая любовь,
превращая человека в мышку.
тихо тихо к сердцу и уму
я тебя любимую прижму
Московский снег
Московский снег, давимый джипом,
настырно липнущий к хандре
гаврилы, тлеющего гриппом,
утопленного в янтаре
иллюминации вечерней,
зажжённой над тверской-ямской,
чтоб между лавкой и харчевней
след родовых своих кочевий
нашёл очкарик городской,
иди, засыпь дорогу к яру
и с яра съезд к сырой земле!
.............................................
Крути, ямщик, верти сансару
напра-нале.
Всех замело - коня, поводья,
отчизну, веру и царя.
Так сладко замерзать сегодня -
особенно, почём зазря.
Вороны в утреннем навете
накличут голод и чуму.
А ты один, один на свете,
несопричастный ничему.
Молоко
ну самое большое три глотка,
а детский сад и пионерский лагерь
ушли единым лотом с молотка.
Теперь живу - меж пультом и попкорном
седой бифштекс и прерванный гопак,
и мальчик с навсегда отбитым горном
ожившим пальцем, от мороза чёрным,
показывает дяде фак-расфак.
Вот женщины мне машут, словно флаги -
на День благодарения - бедняги -
повешены из каждого окна.
Вот толком и не пил из этой фляги,
а эта фляга выпита до дна.
Недалеко от бритого затылка,
от поротой спины недалеко
молотит и молотит молотилка
и лезет сепаратор в молоко.
Заправлена казённая простынка,
заиграна солдатская юла,
заела толстых битлсов пластинка,
корундовая сточена игла.
Ботфорты
как угли, под ногами тлеет.
Антропоморфная природа
мою депрессию косплеит.
Передний привод, задний привод -
буксуют поводы к злословью.
Про инвестиционный климат
я презентацию готовлю.
Мой вывод о всеобщей выгоде -
весьма сомнительного толка.
Грудь колесом, глаза на выкате,
ружьё, ботфорты, треуголка.
Покровка
Я романтик или кто?
Шарф скользил над самой кромкой.
Бургер - медиум. Но с кровкой -
был он нежною коровкой
или трепетным бычком.
Сквозь толпу, за остановкой
я скольжу бочком, бочком.
Я - картофельной соломкой
загодя почопанный,
параллельною Солянкой
огурцом просоленный,
как солонка в чебуречной,
выстою, как вкопанный.
Я люблю тебя с Покровкой,
перетоптанной.
Как ходит снег
висками по земле
цепляясь пальцами красивых белых ног
за ветку провод и карниз
он ходит
пустыней ледяной
внутри промокших кед
сложив собою слой
собою по себе
и он наш блудный сын
наш повредившийся умом несчастный дед
любовница и опыт наживной
и наш один нонконформист
дождь скачет белками
а снег идёт слонами
дождь кратковременный
а снег идёт всегда
интересуется а не москва ль за нами
ну да
Край далёкий
уходите, господа!
Там голодные койоты
лают из-за гаража,
благородные ковбои
защищают горожан.
Помнишь, Джонни, мы с тобою
прыгали по гаражам -
по вагонам? Честный вестерн -
и, пока не по домам,
понарошный смит энд вессон
мне оттягивал карман.
Мы отстреливались метко
среди кабельных бобин.
Боже,Джессика, о, Светка,
как же я тебя любил!
Ждёшь, пока я, Грязный Роки,
выстрелю из-за угла?
Уходи в наш край далёкий!
Уходите, господа!
Поэтические читания
Кто-то третью строчку забывал.
Мы в Чите читателям читали,
наши эгощупальца устали.
Разные читатели в Чите -
тот в достатке, этот в нищете.
Некоторый даже за чертой
городской читает под Читой.
Сев на стул, сутул, читатель-чиж,
над какой ты пропастью летишь?
Что крадёшь, что прячешь за щекой,
за щитом, у чёрта под щепой?
Щупальца мои уже не те -
голь мою не держат на шесте.
За тщетой осиплости, считай,
только сопки, сопли и Китай.
Чашка скатерть стол
а выгулять собак английский дождевик
поправишь капюшон забор кусты и лужи
и запах прелых трав как запах старых книг
последняя любовь седой узбекской дыни
и белого вина щекочущая мышь
ты скажешь вот сейчас мы живы и отныне
мы будем жить и жить и дождь ответит шшшшшш