Русскоязычная Вселенная. Выпуск № 9 от 15 октября 2019г.
Русскоязычный Донбасс
Владимир Спектор
Владимир Спектор родился в Луганске, где окончил машиностроительный институт. После службы в армии работал конструктором, пресс-секретарем на тепловозостроительном заводе. Автор двадцати изобретений, член-корреспондент Транспортной академии Украины. Начиная с 90-х годов - главный редактор региональной телекомпании, собкор киевской газеты «Магистраль». Редактор литературного альманаха и сайта "Свой вариант". Автор более двадцати книг стихотворений и очерковой прозы. Заслуженный работник культуры Украины. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе имени Юрия Долгорукого, имени Арсения Тарковского. Почетный председатель правления Межрегионального союза писателей, член Национального союза журналистов Украины. Среди последних публикаций – в журналах «Слово-Word», «Новый Континент», «Новый Берег», «Радуга», «Сетевая словесность», «Дети Ра», «Новый Гильгамеш», «Зарубежные задворки», «Этажи», «Чайка», «Золотое Руно», «Камертон», «Особняк», «Интер-Фокус», «Берега», газетах «Литературная газета», «День Литературы», «Поэтоград», «Литературные известия»... В 2015 году стал лауреатом международного литературного конкурса «Открытая Евразия». В 2017 г. - серебряным призером Германского международного литературного конкурса «Лучшая книга года на русском языке» в номинации «Поэзия». С 2015 года живет в Германии. В 2019 г. – лауреат конкурса «Золотое перо Руси».
Нет ни зависти ни злости
* * *
Условно делимы на «право» и «лево».
Как славно незримы «король, королева,
Сапожник, портной»…
Это со мною и с целой страной,
Где всех поделили почти безусловно
На «любишь — не любишь», на «ровно — не ровно»,
А будто вчера -
Жизни беспечной была, как сестра,
Страна, где так быстро привыкли к плохому,
Где «эныки-беныки» вышли из дому,
А следом свинец,
Хочешь — не хочешь, но сказке — конец.
* * *
Нет ни зависти, ни злости
Ни злорадства, ни вражды…
Вперемешку на погосте –
Москали, хохлы, жиды…
Годы мчатся, как в насмешку.
Вновь друг другу не милы
Те, кто гибнут вперемешку –
Москали, жиды, хохлы.
Не поймут, в чём виноваты,
Память множа на нули,
Не узнав в прицеле брата,
Хохло-жидо-москали.
* * *
Принимаю горечь дня,
Как лекарственное средство.
На закуску у меня
Карамельный привкус детства.
С горечью знаком сполна -
Внутривенно и наружно.
Растворились в ней война,
И любовь, и страх, и дружба...
* * *
С прошедшим временем вагоны
Стоят, готовые к разгрузке.
Летает ангел полусонный
Вблизи ворот, незримо узких.
Там, у ворот, вагонам тесно,
И время прошлое клубится...
Всё было честно и нечестно,
Сквозь правду проступают лица.
Всё было медленно к несчастью,
Со скрипом открывались двери.
Власть времени и время власти,
Учили верить и не верить,
И привыкать к потерям тоже -
Друзей, что трудно и не трудно.
До одурения, до дрожи,
Себя теряя безрассудно,
Терпеть, и праздничные даты
Хранить, как бабочку в ладони,
Чтобы когда-нибудь, когда-то
Найти их в грузовом вагоне.
Найти всё то, что потерялось,
Неосязаемою тенью...
А что осталось? Просто малость -
Любовь и ангельское пенье.
* * *
Делюсь с друзьями, отдаю врагам,
Забывая, что есть красный свет.
«Аз воздам»… Ну, конечно, «Аз воздам»,
Даже, если «на нет суда нет».
Рукописи горят, как города,
Память беда выжигает дотла.
Есть вопросы, и на них, как всегда,
Вместо ответов – лишь бла-бла-бла.
* * *
Приходят не надолго,
А думают – навечно.
Попутная дорога
Становится вдруг встречной.
И рвётся кровь сквозь вены
В неведомые дали.
И это – неизменно.
А всё вокруг – детали.
* * *
Воинственная тень Саула
никак не может примириться,
Что тень Давида неизменно
витает рядом, сквозь века
Пытаясь доказать упрямо,
что кровь на лицах и страницах
Необязательная плата
за злую память старика.
И я, не верящий пространству,
но знающий тоску по дому,
Смотрю, как пляшут эти тени,
и даже слышу хор теней.
И, ощущая страх и горечь,
вдруг понимаю, как знакомо
Саула вечное томленье.
Оно и в небе, и во мне...
* * *
А бывших парторгов партийные сны
Витают в других небесах,
Где здравицы и манифесты слышны,
Где радостью делится страх.
Там призрак шагает, и шар голубой
Всё кружит, не может упасть…
И сны, улетая, зовут за собой,
И манит предательски власть.
* * *
Матроска. Клёши. Бескозырка...
Отец завидный был жених.
С войной – в обнимку и в притирку,
Почти что свой среди своих.
Почти что... Ощущал отдельность
Себя от мира и войны...
Так среди сосен корабельных
Некорабельные видны.
* * *
«Больше дела, меньше слов,
До свиданья, будь здоров!» -
Так отец повторял, я смеялся,
а время летело…
«До свиданья» сменилось, увы, на «прощай».
В неизвестность отъехал последний трамвай.
Больше, всё-таки, слов и печали.
Такое вот дело.
А на фотках – улыбки, и взгляд без тревог,
Машет шляпой с трибуны смешной полубог,
И «Ура» отвечают, шагая не в ногу,
колонны…
Больше дела, - отец напевал, - меньше слов,
Я не спорю, допеть эту песню готов,
И пою. Только привкус у пенья
нежданно солёный.
* * *
Не так уж много лет прошло –
И вот забыты печи.
Из пепла возродилось зло,
А пепел – человечий...
Отец, ты где на небесах,
В раю? А, может, в гетто?
Я знаю, что такое страх,
Здесь, на Земле, не где-то...
* * *
Кажется, что смотрю в даль
И вижу былой горизонт.
Там закаляется сталь,
Днем и ночью — трудовой фронт.
Но сквозь «ветер в ушах — БАМ»
Там другие слышны слова.
«Люблю тебя» - тоже там,
Видно, память всегда права,
Забывая боль, как сон,
Вспоминая тебя и нас...
Под небом былых времён
Я помню, я плачу сейчас.
* * *
Мама обожала мелодрамы,
«Жизненные фильмы» - говорила,
Пересказывала их упрямо,
Поучая на примере «мыла».
Что там нынче смотрит «баба Женя»,
Зная, что гроза не миновала?
Жизни поднебесной отраженье,
Где войною стали сериалы?
В облаке, как в кресле, засыпая,
Облетая горести по краю...
Мамины послания из рая
Понимаю и не понимаю.
* * *
- Всё хорошо. Только небо сердито,
Гром, как внезапный разрыв динамита
Или как эхо ночной канонады…
- Может быть, хватит, об этом. Не надо…
- Всё хорошо. Только дождь без просвета.
- Это преддверие бабьего лета,
Дальней зимы и мужской непогоды…
- Капля за каплей, за годами годы
Всё хорошо, - повторяю я снова,
Мальчик из прошлого. Дедушка. Вова...
* * *
Сквозь страх ожидания страха,
Сквозного жилья неуют,
Текущий по жилам, как сахар,
Который медведям дают,
В глазах проступает нежданно
Осознанность общей беды.
И с горечью тайны – не тайны
Мы все не на «вы», а на «ты».
* * *
Кто они? Кем же себя возомнили?
Сделаны так же — из праха и пыли,
Страха, надежды, влюблённости, боли…
Или у них всё отсутствует, что ли?
Судьбы людские вершат, не жалея.
Правда, - «ни эллина, ни иудея»…
Дни так ничтожны, мгновения — кратки,
И, исчезая, летят без оглядки…
Вечное эхо вздохнёт: «жили-были».
Кто они? Кем же себя возомнили?..
* * *
А долгое время казалось,
Что всё ещё может вернуться,
И эта наивная жалость,
Как солнечный шарик на блюдце,
И вера в нелепое братство,
Которого нет и в помине...
Казалось, казалось, казалось,
Хоть жил и тогда в Украине.
* * *
О том же – другими словами.
Но кровь не меняет свой цвет.
Всё то же – теперь уже с нами,
Сквозь память растоптанных лет.
Растоптанных, взорванных, сбитых
На взлёте. И всё – как всегда...
И кровью стекает с гранита
Совсем не случайно звезда.
* * *
Без раскаянья видится издалека
То, что было (а помнишь, да, что ты...)?
Неизменной лишь кажется внешне река,
Что несёт тридесятые воды.
Неизменна прошедшего времени быль,
Где есть место для смеха и плача...
Даже если сдавать злую память в утиль,
Остаётся раскаянья сдача.
* * *
На окраинах воздух свежей,
На окраинах дышится легче.
Там «Ещё», позабыв про «Уже»,
Беззаботно шагает навстречу
Дню и ночи, не думая впрок,
Кто удачливей – принц или нищий?
Тот – не близок, а тот – не далёк...
Ну, а воздух – действительно чище.
* * *
Среди забытых басен и былин,
Среди небрежно отзвучавших песен,
Не раб, по сути, и не господин,
Но, может быть, кому-то интересен.
Возможно, интересен тем, что жив,
Что в памяти – прошедших дней отрава.
А прошлый снег, следы припорошив,
Идёт, как кот, налево и направо...
* * *
А правда, что правда у всех – своя,
Удобная, как мягкий знак?
И если вдруг острые есть края,
Поранится только дурак.
А кто не дурак – зажмёт в кулаке,
Как пластик из детского сна...
Чужая – страшна даже там, вдалеке.
Своя – и в руке не страшна.
* * *
Сильному нужен друг,
Слабому нужен враг,
Чтоб оправдать испуг,
Чтобы во всех грехах
Сильного обвинить.
Прочих всех – обмануть...
Словно тугую нить.
Рвёт, пропадая, суть.
* * *
У ненависти нет выходных.
И жалости тоже нет.
Зато обожает дать под дых
Привычно, а не в ответ.
Кажется, ей две жизни даны.
А, может быть, даже три.
Смеётся зло над чувством вины,
Не глядя в календари.
* * *
Усопших утопий незримые тени
Витают в просторах Фэйсбука.
Скажи мне: «Ты с теми, а, может быть, с теми,
Входя в зазеркалье без стука?»
Там правда с враньём – наугад, вперемешку,
Там белый становится красным...
Но, коль в короля превращается пешка,
То, значит, игра не напрасна?
А с кем и куда, и зачем, и откуда –
В утопии тонут ответы.
Незримые тени надежды на чудо
Витают в сетях интернета...
* * *
Удивить? Это, право, не стоит труда.
Самолёты летят и летят...
В здешнем небе отсюда пути и сюда.
В наше небо ведёт путь назад.
Там тревожно и тесно от птиц и границ,
И от эха разрывов и слов...
Удивить? Это вечностью кажется блиц,
Где любовью зовут нелюбовь.
* * *
«Оглянуться не успела...»
И.Крылов
Оглянуться, всё-таки, успел –
Лето пело, осень подпевала.
Было дело, даже много дел.
В-общем, то ли много, то ли мало.
Но холодные глаза зимы
Остудили страсти ненароком.
Всё, казалось, выдано взаймы,
А пришла пора платить по срокам.
* * *
Кажется игрушечным кораблик,
Озеро – картиной акварельной.
Я учусь не наступать на грабли,
Только это – разговор отдельный.
Безмятежность нежного пейзажа
Кажется обманчиво-тревожной.
Я смотрю, я радуюсь, и даже
Верю: невозможное – возможно.
* * *
Всё случилось неожиданно –
У войны повадки резкие.
Направленье ею выдано
Нам в «края антисоветские».
Да и дома – те же пряники,
Что не куплено – то продано.
Все мы – странники-изгнанники
Из страны, что звали «Родина».
* * *
«Утопии остались в далёком прошлом...»
Из ток-шоу
Обновить, как блюдо на столе,
Небо, землю, воду, времена...
Чтобы было больше на Земле
Счастья, чтоб закончилась война.
Сделать всем прививку доброты,
Чтобы антиподлость, антизлость
Были с антизавистью на «ты»,
Чтобы пелось, елось и жилось,
Как мечталось людям на Земле,
Где щедрот не меньше, чем забот,
Где лежит, как блюдо на столе,
Взорванный войною небосвод.
* * *
Нешахматный ум не умеет предвидеть потери,
Беспечно шагает, идёт напролом, наугад.
И что остаётся - надеяться только и верить,
Что пешки пробьются и матом ответят на мат.
Нешахматный ум – дурачина он и простофиля,
Находки с потерями путает наверняка...
И он, и они, да и я, и мы все – жили-были,
Шагая по клеткам пространственного сквозняка.
* * *
Молочные реки, кисель-берега,
Где Кот в сапогах, Колобок, Айболит...
Закроешь глаза: «Кто летит»? – «Га-га-га»...
Крылатая память из детства летит.
Летит, то смеётся, то плачет в пути,
И я улыбаюсь и хмурюсь в ответ.
Пытаюсь молочную речку найти.
Пытаюсь. Пытаюсь... Но нет её. Нет.
* * *
Как научиться не ошибаться,
не обижаться,
не ушибаться,
Как разглядеть всё, что скрыто внутри?
Я забываю гул демонстраций,
блеск репутаций,
сон делегаций,
Времени стёртые календари.
Плюс или минус – память сквозь знаки,
сквозь зодиаки,
драки и враки
Ищет ответы, не может найти.
В небе далёком вдруг ненароком
эхо пророка
ветром с востока
Явится, Слово сжимая в горсти...
* * *
Как будто карандаши,
Рассыпались дни и недели.
Поспали, попили, поели...
Но сердце спешит. Спешит.
И как мне их всех собрать,
Друзей, что рассыпались тоже
Средь мира и среди бомбёжек,
Хотя бы в свою тетрадь,
Собрать карандашный цвет,
Он звался когда-то «Мистецтво»,
Раскрасить дорогу, как детство,
Как счастья былого след.
* * *
Серым глазом в окно заглянуло осеннее небо.
Непрозрачная смута мерцала в небесных зрачках.
Сквозь стекло мне послышалось эхо «Je suis» и «не треба»,
И мелькнула вдали чья-то тень. То ли птах, то ли страх...
Не найти то, что ищешь, и день с фонарём не поможет.
И дорога назад сквозь небесную рябь не видна.
Справедливость... Откуда она? Ты не знаешь? Я тоже.
Но надежды, как птицы, летят и летят из окна.
* * *
Друг другу, друг друга... С тобой или с Вами.
«Вай-фай» от испуга плюётся словами.
Читай или слушай, кто те, а кто эти...
Уловлены души незримою сетью.
Всех тварей по паре. Сквозь жизнь–одиночку
Не старый и старый, наивный, как строчка
Из книги «Детгиза», от края – до рая.
Как в поисках приза, – витая в «вай-фае»...
* * *
Время уходит, цепляясь за крыши
домов, за верхушки деревьев.
И отражается в окнах
спешащих куда-то авто.
Время уходит, и я вместе с ним,
посмотрите направо, налево...
Это любовь догорает,
не ведая, впрочем, за что.
Это любовь освещает, прощает
всё то, что, цепляясь, уходит,
Зная, не зная, что ждёт и не ждёт
там, где выключен свет.
Время уходит, и здесь, далеко,
и в невидимом Каменном Броде.
Время уходит, как будто не помнит,
что времени нет...
* * *
Постоянно ищу ответы.
А в ответ слышу лишь приветы.
А в ответ слышу лишь вопросы,
Они горькие, словно слёзы.
Даже воздух, сладчайший в мае,
Шелестит: «Ничто не знаю».
Я боюсь за тебя, Украина.
Я боюсь за тебя и за сына.
* * *
И, в самом деле, всё могло быть хуже. –
Мы живы, невзирая на эпоху.
И даже голубь, словно ангел, кружит,
Как будто подтверждая: «Всё – не плохо».
Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,
Где голубь предстаёт воздушным змеем…
В то, что могло быть хуже – твёрдо верю.
А в лучшее мне верится труднее.
* * *
У каждого – своё,
И каждому – своё.
Глянь – не над падалью
Кружится вороньё –
Над Родиной. Уж в небе стало тесно,
Хоть жить, по-прежнему,
Тревожно-интересно.
Своё вдруг кажется
Совсем чужим,
Мечты сгорают, превращаясь в дым,
Не в журавлей, как думал я когда-то,
И не в вороний след
На дне заката.
* * *
В Освенциме сегодня тишина.
Не слышно стонов, выстрелов, проклятий
Хотя почти забытая война
-
Не выпускает из своих объятий
И тех, кто обживает небеса,
И тех, кто на земле еще покуда.
А память воскрешает голоса,
Которые доносятся ОТТУДА.
Они звучат сегодня и во мне,
Живые строки Нового Завета,
Где жизнь сгорает в бешеном огне.
За что и почему? – И нет ответа.
За что и почему? – Ответа нет.
Да и вопросы забываются с годами.
-
И, кажется, чернеет белый свет –
Под бормотанье: «Было, но не с нами…»
Потомки Геббельса – как сорная трава,
Напялившая незабудок маски.
И кругом – от неправды голова
В Нью-Йорке, и в Варшаве, и в Луганске.
Мол, там совсем не мучили, не жгли
В тех лагерях, где жизнь страшнее смерти.
Но стон доносится из-под земли:
Вы слышите: «Не верьте им, не верьте…»
В Освенциме сегодня тишина,
И не седеют волосы убитых.
Приходят и уходят времена
И, проявляясь на могильных плитах,
Бессмертны имена познавших ад,
И в небеса ушедших без ответа.
За что и почему? Они молчат.
И словно божий суд, молчанье это.
* * *
Голос эпохи из радиоточки
Слышался в каждом мгновении дня.
В каждом дыхании – плотно и прочно,
Воздух сгущая, храня, хороня
В памяти - времени лики и блики,
Эхо которых очнулось потом
В пении, больше похожем на крики,
В радости с нечеловечьим лицом.
* * *
Едем, едем… Кто-то кружит.
Кто – петляет по спирали.
И следит – не сесть бы в лужу,
Чтобы вдруг не обогнали.
А дорога-то щербата.
Проезжаем чьи-то даты,
Чьи-то хаты, казематы…
В небе скачет конь крылатый.
А дорога – не цветами,
Вся усыпана камнями,
Изборождена следами,
И пропитана веками, и годами,
и часами…
И слезами вся дорога,
Как святой водой умыта.
Скользко. Смотрят все под ноги.
Сеют звезды через сито.
В спешке звёзд не замечают.
Звезды падают на землю.
А дорога мчится дальше.
А из звёзд растут деревья
* * *
Всё закончится когда-нибудь,
Смолкнут позабытым эхом взрывы.
Жаль, что невозможно заглянуть
В будущее – как вы там? Все живы?
Жаль, что продолжается война,
Проявляясь масками на лицах.
И уже почти что не видна
Тень любви. А ненависть все длится.
* * *
Увидь меня летящим,
но только не в аду.
Увидь меня летящим
в том городском саду,
Где нету карусели, где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
Там, где полетов нет.