Русскоязычная Вселенная № 14

Русскоязычная Украина

Сергей Никода (Белозёрское)

Родился 9 октября 1975 г. в г. Белозёрское Донецкой обл., Добропольского района. В 1992 г. окончил школу с золотой медалью. Будучи школьником, окончил Московский Заочный Народный Университет Искусств по специальности «станковая живопись». После окончания художественно-графического факультета Харьковского педагогического университета, вернувшись в родной город, продолжил творческую деятельность, в качестве руководителя литературной студии «Возрождение». Публиковался в местных коллективных сборниках поэзии, в литературно-художественном альманахе «Многоцветье имён», журнале поэзии «ЛАВА» (Харьков), альманахе «Свой вариант» (Луганск) и др.

Неоднократный лауреат конкурса авторской песни ЭСХАР (Харьков), дважды отмечен почётными грамотами среди двадцати лучших участников поэтического конкурса «Пушкинская лира» (г. Нью-Йорк).

Член Межрегионального союза писателей.

***

В нашем городе тихом

Не шумят поезда,

Только часики лихо

Отмеряют года

И стрижи спозаранку

Начинают кружить,

Выпьешь чаю с баранкой –

Сразу хочется жить

И под солнцем лучистым

Зелень с грядки щипать,

Земляникой душистой

Рот себе наполнять,

В тайну жизни проникнуть,

Что лежит средь полей,

Словно горсть земляники

На ладони моей.

КРЕДО

Беру перо и становлюсь собой

(хотя перо сменила авторучка),

и мысль, как атлантический прибой

размеренна, привычна и тягуча.

И всё длинней пустоты между строк,

и в них всё меньше таинства и смысла,

и комом в горле стал строфы кусок,

и в голове не образы, а числа.

О, век! Определяй, что хочешь ты,

но только не моё, прошу, сознанье.

И так вся жизнь проходит у черты

в мучениях извечных созиданья.

Но прекращать попытки не хочу

и обрывать строку на полуслове,

чтоб не задуть горящую свечу,

как жизни непременное условье.

И даже если не дано узнать,

кому от той свечи теплее стало, –

нет права красотой пренебрегать,

и умирать, пока ты жив, - нет права!

***

Над хаосом жизни, над сонмом разлук

есть что-то помимо материй.

Так вертит гончар свой натруженный круг,

ровесник минувших империй.

И в глину вдыхает отчётливый смысл,

что с формою слит воедино:

вот чаша – в неё наливают кумыс,

из этой посуды едим мы.

Не так ли поэтов отчаянный хор

вдыхает смятение в строфы,

и между словами рождается спор,

как будто бы небо спускается с гор,

иль шествуем мы на Голгофу.

ПРИВЯЗАННОСТЬ

Привязанность… Пожалуй, это чувство

сильней любви и глубже многих слов.

Когда на сердце холодно и пусто,

спасают нас не книги и искусство,

а строгая незыблемость основ.

Она во всём: в привычках и поступках,

и в звуках голоса родного, как причал,

к которому вернёшься на минутку, –

и драма обернётся глупой шуткой,

и ты уже не помнишь, что сказал.

И ты уже готов простить навеки,

всё то, что не простил бы никому,

поскольку есть надежда в человеке,

и так дрожат опущенные веки,

что невозможно дальше одному!

***

Мы ели яблоки с тобой в начале лета,

и блюдце с ними украшало стол,

как будто счастье заблудилось где-то,

и было мало солнечного света,

который выбивался из-за штор.

Ты улыбалась иногда губами,

храня печаль в стране бездонных глаз,

и ниточка дрожала между нами,

и явь переплеталася со снами

в какую-то неведомую связь.

Но вечер растворился незаметно,

и время расставанья подошло.

И вопреки желанью и приметам,

я уходил в ночное это лето,

примяв траву у дома подошвой.

И осенью, собрав плоды и силы

(конечно, если только будем живы)

мы будем в сердце трепетно хранить

воспоминанья молодого лета

в той комнате, где очень мало света,

и между нами тоненькая нить.

***

Вот и осень желтоглазая пришла,

Бабье лето обрывает паутинки,

И дождя неторопливые слезинки,

Словно неба отсыревшая душа,

Падают на землю не спеша.

Всё мне в этой осени знакомо:

Буйство красок, шорохи листвы,

Строчки, что ложатся на листы

В спящей тишине ночного дома,

Словно осенью рука моя ведома.

И под звёздный метроном ночных часов

Капли молоточком бьются в стёкла,

И душа как глина вся размокла

В ожидании небесных гончаров.

Осень – ты мой хлеб, вино и кров!

ЧАСЫ

Любой предмет бесспорно тем хорош,

что недвижи́м в пространстве, и покуда

его не сдвинешь с места, он похож

на сжатую в пружине амплитуду.

Хотя часы идут, а вместе с тем

висят на стенке также неподвижно,

но стрелки вертятся в одной из тех систем,

где круг замкнулся в промежутке между

вчера и завтра. В сущности, их ход

отсчитывает жизни промежуток:

кому-то это принесёт доход,

кому-то радость от прошедших суток.

И то и это, в общем, капитал,

хотя один вещественен банально;

второй, как отражение зеркал:

красиво? – Да! – но не материально.

Итак, часы идут. К небытию

меня всё приближая неизбежно,

как будто подставляют под статью,

подписывая приговор небрежно.

Предмет хорош, изящен. Но итог

его меланхолического действа

печален, как стремительный поток,

от разрушения которого не деться.

И чтоб продлить мгновенье на краю

небытия в несовершенном мире,

я в отраженье на часах смотрю,

отсчитывая:

раз, два, три, четыре…

***

Ошибается сердце, но разум не зорче его:

оценить невозможно того, что бесценно по сути.

Просто нужное слово в строке на бумагу легло,

и его не спугнуть, и с другим, но похожим, не спутать.

Ошибаются все: ничего не попишешь – судьба,

а она, как известно, шутить с хитрецами не любит.

Важно помнить о том, что когда-то ты сделал не так,

и что все мы, в конечном итоге, обычные люди.

Важно просто дышать, наслаждаясь оттаявшим днём,

словно больше на свете зиме не бывать и не вьюжить.

Ошибается сердце, но что-то сжимается в нём,

как тугая пружина, что разуму больше не служит.

***

Победа разума над чувством -

такая глупая игра,

уж лучше в вихре безрассудства

себя не помнить до утра,

уж лучше шёпот в полудрёме,

дыхание наперехват

и поцелуи до истомы,

и полный страсти жаркий взгляд.

Но наступает отрезвленье,

как после головокруженья,

или болезни затяжной.

И всё, что нам казалось пеньем,

лишь колебанье и движенье

вселенной за моей спиной.

ОСЕННИЙ ВАЛЬС

Осень забрызгала жёлтыми листьями скверы,

мокрый асфальт под ногами, и небо с дождём,

ветви склонились вокруг золотой полусферой,

где листопад догорает последним огнём.

Будет зима, а весною опять возвратится

зелени свежесть и майское буйство цветов…

Жёлтые листья кружат, как ожившие лица,

тихо ложась на манжеты и плечи пальто.

Время грустить, и, пьянея от запахов прелых,

в сквере осеннем кружить нескончаемый вальс,

и отдаваться мелодии этой всецело,

не допуская в движеньях неточность и фальшь.

И, наконец, разомлев до приятной истомы,

освободиться от прошлых тревог и утрат,

и очутиться внезапно у самого дома,

не отрывая от листьев задумчивый взгляд.

Осень забрызгала жёлтыми листьями скверы,

мокрый асфальт под ногами, и небо с дождём.

Сколько у листьев опавших надежды и веры

в то, что весна непременно наступит потом.

***

Во мне живут два человека:

Один отважен, чист и светел,

Другой всё злее век от века

И душу превращает в пепел.

Но вновь из пепла воскресая,

Тот первый, словно Феникс-птица,

Летит, усталости не зная,

Чтоб с этим вечным небом слиться.

ДВЕ РАДУГИ

Две радуги сияли в небесах,

И я, шепча, загадывал желанья:

Одно – чтоб небу было оправданье,

Другое – чашу счастья на весах.

Они растаяли, как быстрые года

Мятежной юности, крылатой и беспечной.

К нам с возрастом приходит человечность

Взамен страстей, угасших навсегда.

Мы раньше покоряли города

И женские сердца пленяли песней,

Но я старался по законам чести

Жить… правда, получалось не всегда.

А нынче оправданья не нужны,

И, счастье обретая постепенно,

Стою, смиренно преклонив колено,

Своей уже не чувствуя вины.

Две радуги – две детские мечты

Сбылись совсем не так, как мне хотелось,

И я вступаю осторожно в зрелость,

И за собой уже не жгу мосты.