Русскоязычная Вселенная. Выпуск № 21

от 15 января 2023 года

Русскоязычная Франция

Виталий Амурский

Виталий Амурский - поэт, литератор, журналист. Лауреат премии журнала «Футурум арт» (Москва) в номинации «Поэзия» за 2005 год, лауреат премии журнала «Дети Ра» (Москва) за 2006 год за составление номера, посвящённого теме «Айги и Франция» (№ 11, 2006), лауреат премии журнала «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне) за стихи и статьи, опубликованные в 2007—2009 году. Лауреат состоявшегося в Берлине Третьего Международного литературного конкурса «Лучшая книга 2011—2012»: 1-е место в номинации «Поэзия» за сборник стихов «Осень скифа», диплом и кубок «За верность традициям русской культуры и высокое мастерство собственных произведений». Лауреат (в номинации «Поэзия») Первого международного литературного конкурса «Есть город, который я вижу во сне…» (Одесса, 2012). Родился в 1944 г. в Москве, Россия. Закончил филфак Московского областного педагогического института, учился в аспирантуре парижской Сорбонны. В печати выступает с середины 60-х годов. Был членом Союза журналистов СССР. Накануне вынужденной эмиграции в 1973 году, во Францию, гражданство которой впоследствии получил, работал в отделе литературы и искусства «Учительской газеты» (Москва). На Западе печатался в эмигрантских, запрещённых в СССР, газетах «Русская мысль» (Париж), «Новое русское слово» (Нью-Йорк), в журналах «Вестник РХД», «Континент» (Париж)… С 1984-по 2010-й г.г. работал в русской редакции Международного французского радио (RFI), где вёл в прямом эфире сводки новостей, репортажи, а также еженедельную авторскую программу «Литературный перекрёсток». Член Союза французских журналистов (CCIJP). Живет во Франции.

СТИХИ

Когда о вирусе, и кроме
Нет тем иных, и дни темны –
Припомни о «Декамероне»,
О Болдине в тисках чумы.

Вдыхая воздух заражённый,
Смотря на сизых голубей,
Представь, как умирал Джорджоне,
Или как Младший Ганс Гольбейн,

Вообрази медвежий угол,
Где инок, истово молясь,
Глядит, как дым черней, чем уголь,
Окрашивает небо в грязь.

Понятно, нынче всё иначе –
Ни тех утех, ни страхов тех,
Однако, может быть, тем паче
Взглянуть назад отнюдь не грех.

Весна, 2020

* * *

Ландышей лесных благоуханье,
Небо – голубого голубей!
Жалко лишь, что смертью из Уханя
Отравило воздух этих дней.

Каждый взгляд тревогою отмечен, –
Нет таких, кому легко теперь,
Впрочем, верю, что ещё не вечер,
Да и ты, конечно, тоже верь.

Маску, если есть, прижми потуже,
Взгляд свой не преклеивай к часам,
Времена бывали ведь и хуже,
Оглянись – и убедишься сам.

Весна, 2020

Парижские восьмистишья

Прохожие всегда случайны,
Особенно под вечер, в хмарь,
И косо, как в кино, луч тайны
Бросает в серый мрак фонарь.

И кажется, что мира мера –
Не время, но в тоске душа,
Когда ты по стопам Бодлера
Вышагиваешь неспеша.

 
Мост Искусств

Луны недвижимый зрачок
Сквозь веток сети,
Ажурный Pont des Arts смычок
Над скрипкой Сены.

Заката терпкое вино
Между платанов,
Как в кадрах старого кино
С Монтаном.

 
Rue des Écoles

Осенние сумерки. Звездный дозор
В оплавленной меди деревьев,
Неведомых цифр и латыни узор
Таблиц, что не знал Менделеев.

Глубокое небо горбатят слегка
Туч серых лохматые бесы,
И линии туши краями лекал
Чуть смазал чертежник небесный.

 * * *

Утиные следы – кленовых листьев звезды,
Речь камыша, неясная на слух…
В каких обозах, сиверко, их свез ты
Стогами облаков за детский Бежин луг.

За дальний лес билибинской страницы,
За деревенской мельницы мосток,
За хлороформ платформы у границы,
Рассвеченной, как к празднику Мосторг.

За тот бугор, где, полыхнув зарницей,
Июньский гром гремел пустым ведром,
И мокрого велосипеда спицы
Струились хрупко в свете проливном.

 
* * *

не надо – нам горечь привычна
как меченый дымом перрон
где памяти жесткой отмычкой
открыты слова под пером

где в ветках продрогших деревьев
пред бездной небесных полян
гремит поездов нетерпенье
с безвестностью напополам

о ветер сжимающий горло
ты снова приносишь озноб
и всадником бронзовым гордо
взлетаешь над ложью и злом

над алой закатной полоской
в вечерней чуть смазанной мгле
российской Венерой Милосской –
березкою клонишься мне

но в хоре опального лая
под утро где падает ртуть
все чудится мне запятая
из фразы застывшей во рту

 
* * *

Листая Шаламова, будто эпохи-шалавы
Коснулся, и в рельсу удары бездушно-пустые
Явившись, как бубны небесных шаманов,
В морозе колымском над сопками скорбно застыли.
Хрустящим ледком обожгла онемевшие пальцы бумага,
А мутное солнце сподобилось штампу Лубянки,
И мерно, под шаг часового, гул ада ГУЛага
Донесся по-дантовски нашим “Прощаньем славянки”.

* * *

Дорога и время – пора бы, пожалуй, собраться.
Да некуда, вот, ну а скука все та же везде.
В тумане края, где последний понурый савраска
Бессмертно плетется на темном музейном холсте.

Ямщицкая песня, и вечные русские раны
Поруганных храмов, отцовских отверженных вер,
И сам ты из зеркала смотришь, как будто из рамы
Портретом, что тронул уже крокилер.

Минувшее тонет вдали в золотистом сфумато,
По-старому новую жизнь не сложить и не спеть.
Одно лишь осталось – с улыбкой вздохнуть виновато:
Не ждите, не надо – за ней мне уже не успеть.

А впрочем, за чем и за кем успевать – неизвестно.
Эпоха без сердца и мысли пуста и грустна,
И ближе мне заросли темного псковского леса
И леса близ Тарту, где скоро проснется весна.
                                                       Париж