Русскоязычная вселенная № 15
Русскоязычная Германия
Виталий Шнайдер
Виталий Шнайдер родился в Одессе. В 1962 году, вместе с семьей, переехал в Таллинн (Эстония). Журналист. Работал во многих русскоязычных газетах Эстонии, а также репортером еженедельной криминальной хроники на телевидении. В Германии с июля 2001 года. Живет в Ганновере. Входит в Объединение немецких журналистов и прессы (DPV e.V.), один из основателей Немецко-русского культурно-литературного общества «Das Mittelfeld». Автор четырех книг стихов и переводов: «Прерванный сон», «Знак совпадения», «Иные берега», «Закатный ветер». С июля 2012 года главный редактор русско-немецкого интернет-журнала Inter-Focus.de
ЧЁРНЫЙ ВТОРНИК
Памяти М.С.Л.
Молча чёрный гроб несли
К свежевырытой могиле.
Тихо в яму опустили.
Каждый бросил горсть земли.
А потом был чёрный зал.
Долго говорили речи.
Сын сидел, сутуля плечи.
Он ни слова не сказал.
Над виском его седым
В свете тусклого плафона
Плыл, похожий на дракона,
Сизый сигаретный дым.
ВИДЕНИЕ
Иду в толпе, не различая лиц,
Не отражаясь ни в одной витрине,
По городу иду, как по пустыне,
Путь освещают отсветы зарниц.
Белеет храм, и падаю я ниц,
Недвижимый лежу в грязи и глине,
И слезы жгут глаза, и сердце стынет,
А в небе грохот тысяч колесниц.
Разверзлась твердь, и столб огня ударил.
Земля пылает, всюду запах гари,
Лишь храм стоит, как прежде нерушим,
Златой свой купол вознеся высоко.
Засыпан пеплом, я в грязи пред ним
Лежу в оцепенении глубоком.
* * *
Н. К.
Нести свой крест, хрипя и стиснув зубы,
До дней последних мы обречены,
Тяжелый крест из древесины грубой,
Не возроптав, не разогнув спины.
Плюют в лицо, швыряют камни в темя,
На ребрах мясо сбито до кости,
Сколь ни целебно, не излечит время
Того, кто обречен свой крест нести.
- ТАК ЗДЕСЬ ВСЕГДА
И так всегда здесь – эти их красные рожи в подъезде –
Погромщиков слободских и мясников Охотного ряда.
Средь шума большого города, а особо – в предместье.
В полуденный липкий зной и под шорох сухой листопада.
Поспешно продравшись через ряд их гадливых ухмылок,
Я чувствую себя совсем никому не нужным и лишним.
И странный запах всегда здесь – трески и прелых опилок,
И чье-то сморщенное лицо в окне на этаже нижнем.
* * *
Душа мертва. Утихла боль тупая.
Вползает, корчась, в комнату рассвет.
Дождь бьется об асфальт, с него смывая
В числе других мой одинокий след.
Я мокрый плащ повесил в коридоре,
Войдя в свой дом, который потерял,
Душа мертва и не саднит от горя,
И дальний путь лежит через вокзал.
Вокзальный сумрак. Вечное мельканье
Лиц незнакомых, грохот поездов,
И миг неотвратимый расставанья
Приблизился, перехватил дыханье,
Вбивая в глотку рвань прощальных слов.
* * *
А я шептал: «Меня сожгли...»
Семен Липкин «Зола»
Я за кусок пайковой колбасы
Не собираюсь душу продавать,
Меня пусть осуждает тот, кто сыт,
В уходе этом я не виноват.
Не виноват, что вынести не смог
Гонений и ненужности своей,
Что покидаю я родной порог
И эту землю, не простившись с ней.
О мостовую в стороне чужой,
Где были предки сожжены в печи,
Ударится бродяжий посох мой,
И пепел их мне в сердце застучит.
И вдруг пойму, что я пришел назад
Из странствий долгих, и замкнулся круг,
И в небеса свой устремляя взгляд,
Я помолюсь за всех сожжённых вслух.
- ЖАЖДА ШТОРМА
"А он, мятежный, ищет бури..."
М. Ю. Лермонтов
Спасенья нет от этих Вечных бабок,
Они, увы, не кормят голубей
И не гуляют в парке, где так сладок
Прозрачный воздух в глубине аллей.
О нет, они из сумрака квартиры
Следят за всем, творящимся вокруг,
Уверен, точки нет на карте мира,
Свободной от назойливых старух.
Вот я сижу один в пустой квартире,
Едва дыша, как мышь в чужом углу,
Боюсь и воду слить в своем сортире,
И хлипкой доской скрипнуть на полу.
Перечитал недавно книгу Хармса:
Там пачками старухи из окон
Вниз выпадают – торжество баланса
Над хаосом плюс пышность похорон.
Хармс хулиган, а если без фантазий,
За это схлопотать здесь можно срок
И, стиснув зубы, нужно ждать оказий, --
Вдруг рухнет на старушку потолок
Иль наводненье подойдет лихое
И смоет разом старых гарпий сонм,
Устроит шторм, тайфун вполне устроит, --
Я жду, я ожидание сплошное,
Как будто в ожиданьях есть резон.
1 сентября 2003
«Тело, погруженное в пространство,
пространством вытесняется».
Иосиф Бродский
Пространством вытесненный с родины моей
или с того, что раньше ею было,
топчу асфальт за тридевять морей.
И, словно пуля в дых, — гиперборей
толкает в грудь с неистовою силой.
Он шелестит листвой: «Вернись назад
к родным могилам, к валунам у моря...»
И, не впитав его призывов яд,
сквозь строй домов, чьи окна не горят,
бреду в ночи, шагами эху вторя.
Кровавый Марс над улицей висит –
мор предвещает, войны, гриб лиловый.
Трехглав — имеет он нелепый вид.
Он, словно лампочка в проявочной, горит
и хмурится средь рвани туч сурово.
Провалы арок, немота домов,
шеренгой вставших в мертвом карауле.
Иду и слышу цоканье подков,
и лязг затворов, и моторов рев,
неся под сердцем хлад грядущей пули.
- * *
"... поэзия сходит на нет"
Роман Тягунов
Ночь в рассвет покатилась. Ни строчки.
Ну, не пишется, хоть застрелись.
Разрываю листы на кусочки
и кляну свою «б...скую жисТь».
Всё кляну, нарезаю буханку,
наполняю стакан до краев...
Душу вывернул я наизнанку,
но стихов не извлек из нее.
Измытарил ее, голодранку.
И ни строчки. Ни строчки, хоть тресни.
Где ты, Муза? Я нищий поэт...
Средь берёзок стреляться в предместье
с кем попало... Где мой пистолет?
А поэзия сходит на нет.
* * *
Т. Ж.
"Нам дана короткая пробежка..."
А. Мень
"Кого я поцелую, Тот и есть".
(МФ 26:48)
В рассветный час не спит
моя больная совесть,
вздыхает тяжело
и душу теребит.
Как будто это я,
топор заткнув за пояс,
ЕГО подстерегал
в лесу, как тот бандит.
Как будто это я
привел легионеров
и в щёку целовал:
"Кого целую - ОН..."
В рассветный час саднят
надорванные нервы.
И в памяти провал.
И страшен краткий сон.
* * *
Сидеть впотьмах, не зажигая света,
смотреть в окно, потягивать вино.
Над скатом крыши мелкая монета, -
то лунный грош, разменянный давно.
Стук каблуков по улице негромок,
и эхо тонет в недрах мостовой.
И лунный лучик серебрится, ломок,
как этот мир, придуманный тобой.
Hannover, 29.03.06
ПАРКОВЫЙ ЭТЮД
Bad Nenndorf
Здесь почти Ван Гоговские
поля, -
горизонт уходит куда-то
вверх,
растворяется там,
и миндаля
горьковатый запах,
и меры сверх
свежего воздуха,
коего гладь,
греясь на солнце,
дает миражи;
но солнце заходит,
и вот опять
поля Ван Гога - они от бога, -
поля Ван Гога
из спелой ржи.
* * *
Взять лицо любимой женщины
двумя
теплыми
ладонями.
Приблизить к своему лицу так,
чтобы сквозь сумрак комнаты
увидеть
ее глаза
близко-близко.
Всмотреться в их темную глубину
до рези.
Разглядеть на самом их донышке
едва
заметную
ложь.
Hannover, 21.10.06
САН МАРКО
Здесь лев крылатый
с раскрытой книгой
парит над площадью в вышине.
И ты, пришелец,
ногами двигай,
ты грезишь в жизни,
не в странном сне.
Реальны улицы и каналы
и гондольеров
призывный клич.
И катеров
над волной сигналы.
И город тонет. И не постичь
лагунной клинописи.
Кружевами,
стеклом венецийским
жить пришлецу.
И брызги соленые
под мостами
наотмашь в гондоле
бьют по лицу.
Бад-Нендорф, 01.04.07
Вместо эпилога
- M.J.
Ухожу, прощай, не жди ответа
на вопрос о смысле бытия.
Жизнь и смерть – абстрактные предметы,
на второе ставлю нынче я.
И себя ты не кори напрасно,
что свой век урезал я на треть.
Водевиль с названьем «Жизнь прекрасна»
я не в силах далее смотреть.
Berlin, 03.02.10