Литературно-исторический альманах
Русскоязычная Вселенная выпуск № 22
от 15 апреля 2023 года
Россия
Катя Яровая
Катя Яровая (1957-1992) – русский поэт и бард с яркой, трагической судьбой. Она не успела стать широко известной при жизни, хотя с успехом выступала на престижных столичных площадках и много ездила по стране. Ее творческий расцвет пришелся на время перестройки, когда, по ее словам, «интерес к концертам, особенно бардов, почти пропал… Но я считаю, что это временный и совершенно естественный процесс. А я являюсь всего лишь жертвой этого естественного процесса». Поэтическая палитра Яровой разнообразна: любовная и философская лирика, политическая и социальная сатира. Она чутко реагировала на перемены в стране и фактически создала своеобразную энциклопедию жизни того периода. Е. Евтушенко назвал свою статью о ней «Певшая от имени молчащих». Посмертно издан сборник поэзии «Из музыки и слов», вышли аудиоальбомы (см. сайт katyayarovaya.com), опубликованы статьи и воспоминания.
Материал подготовлен Татьяной Янковской
СТИХИ
ПРОВОДЫ ДРУГА
Память, словно кровь из вены,
Хлещет — не остановить.
Объявили рейс на Вену,
Словно «быть или не быть».
И таможенник Хароном
По ту сторону перил.
Как по водам Ахерона,
Ты поплыл, поплыл, поплыл...
Вроде радоваться надо,
Что ж я плачу, как и все?
Ты прошел все муки ада,
Ты на взлетной полосе.
Ведь тебя же не насильно,
Что ж я плачу, Бог со мной?!
Шаг один — и всю Россию
Ты оставил за спиной.
Хватит ран для целой жизни.
И не в дефиците соль,
Ведь любовь к моей Отчизне —
Как хроническая боль.
Ты глазами провожаешь
Всю загадочную Русь...
Ты не столько уезжаешь,
Сколько я здесь остаюсь.
1986 или 1987
* * *
Чужие голоса, чужая речь,
И стены холодны чужого крова,
И воздух, как чужая группа крови,
В моих сосудах не умеет течь.
Забиться в угол — только нет угла,
Вокруг меня холодное пространство,
И лишь тоски вселенской постоянство,
Для коей и вселенная мала.
И, видно, недостаточна была
Мне та земля для тяжких испытаний,
Чтоб чашу до конца испить смогла
Бездомности, сиротства и скитаний.
И выбор — самый тяжкий в мире груз —
Не облегчен гоненьем и изгнаньем.
«Чужбина» — слово пробую на вкус —
Разлуки горечь в нем и соль познанья.
И даже небо кажется другим,
И даже звезды по-другому светят.
Лишь до костей пронизывает ветер,
И только он мне кажется родным.
На перекрестке дел моих и дней
Меня продуло так, что ломит душу.
Но ветру странствий буду я послушна,
Куда нести меня, ему видней.
март 1991
Калифорния
ПЕСНЯ ПРО МОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Семидесятых поколенье.
Какое время? Безвременье.
Какие чувства? Сожаленье.
А как зовут нас? Населенье.
Достались нам одни обноски:
Вставная челюсть на присоске,
Пятидесятых отголоски,
Шестидесятых подголоски.
Обозначены сроком
Между «Битлз» и роком,
Между шейком и брейком,
Между Кеннеди и Рейганом,
Между ложью и правдой,
Меж Кабулом и Прагой,
Между хиппи и панками
И всегда между танками...
Семидесятых поколенье,
Как отсыревшие поленья,
И не горенье, не гниенье,
А так, застойное явленье.
Смирившись, ни во что не лезли мы
И пережили двадцать лет зимы...
Заиндевевшим, каково теперь
Согреться в нынешнюю оттепель?!
Обозначены сроком
Между «Битлз» и роком,
Между шейком и брейком,
Между Кеннеди и Рейганом,
Между ложью и правдой,
Меж Кабулом и Прагой,
Между хиппи и панками
И всегда между танками...
Уже никто не ждет с волненьем,
Что скажет наше поколенье,
А должен быть как раз сейчас
Наш апогей, наш звездный час!
Тридцатилетние подростки,
У нас лишь планы да наброски.
На нас взирает как на взрослых
Поколенье девяностых.
Обмануть себя просто —
Нет с «потерянных» спроса...
Только совесть вопросом
Прорастет сквозь былье,
И душа на мгновенье
Вспыхнет, как на рентгене, —
Тут не спишешь на время
Прозябанье свое!
ПЕСНЯ К СПЕКТАКЛЮ «ВРЕМЯ СНОВИДЕНИЙ»
Над Нью-Йорком и Парижем,
над Берлином и Москвой —
ближе, ближе патлы рыжей
падлы третьей мировой.
Кто мечтает о победе,
первым ступит за порог,
пусть попробует отведать
свежий атомный грибок.
Не дойдет до рукопашной —
кто-то кнопочку нажмет...
Как наивен век вчерашний:
«Кто с мечом на нас пойдет!»
Подрастают поколенья.
А на черта их рожать,
если даже удобреньем
для Земли не можем стать!
И космическою грязью
быть мы тоже не годны —
каждым атомом заразны
и нейтронами больны.
Над Нью-Йорком и Парижем,
над Берлином и Москвой —
ближе, ближе патлы рыжей
падлы третьей мировой.
И заразную, в зеленке,
я прижму к своей груди
всю планету, как ребенка,
но куда мне с ней идти?
1982
Хабаровск
* * *
То живу я в доме этом,
То живу я в доме том.
Очень трудно жить поэту,
Не имеющему дом.
Засыпаю и не знаю,
Где очухаюсь с утра,
Просыпаясь, вспоминаю,
Где заснула я вчера.
По чужим домам кочую
Не один десяток лет.
Где ночую, не плачу
За отопление и свет.
За собой посуду мою,
Даже вынесу ведро.
Я с гитарой и сумою
В самолетах и в метро.
То живу на свете этом,
То живу на свете том.
На вопрос ответа нету —
Где же все-таки мой дом?
Вижу ангела в халате —
Я у Бога на весах —
То ли я еще в палате,
То ль уже на небесах.
Я ношу себя по свету
И не знаю я при том,
Что, живя на свете этом,
Я сама себе свой дом.
А во мне душа бездомно
Погостит — и сгинет след.
По счетам плачу огромным
За ее тепло и свет…
18 мая 1990
Амхерст
* * *
Переходила вброд,
Резала ноги в кровь,
Но я все шла вперед —
Искала тебя, Любовь.
Не попадала в глаз,
А попадала в бровь,
Лезла в такую грязь —
Искала тебя, Любовь.
Я возносилась ввысь,
Снова срывалась вниз —
Не обожжет слеза
Каменные глаза.
Бег свой останови
И оглянись назад.
Окаменеет взгляд
Памятником Любви.
* * *
Не упускай меня сквозь пальцы как песок.
Сам не заметишь, как окажется пуста
ладонь твоя. И в телефоне голосок
затихнет, от непонимания устав.
Не выпускай меня из виду. Не впускай
в себя сомненье. Я жива. Еще жива.
Пока мы живы, зазвучат слова пускай,
слова твои, слова любви, мои слова...
Не упускай меня сквозь пальцы как песок.
Что будет завтра, я не знаю, а пока,
пока ладонь твоя полна, и голосок
трепещет в трубке просто «здравствуйте, пока,
пока, целую, как дела? сегодня дождь...»
А завтра снег, а послезавтра листопад,
и телефонная необъяснима ложь,
но все ж она милей мне правды во сто крат.
Ты говоришь: «Сейчас не время, подожди».
Не усомнюсь сегодня в мудрости твоей.
Но завтра могут хлынуть новые дожди
из новых песен, новых лиц, иных людей...
Не упускай меня сквозь пальцы как песок.
* * *
Да, и меня настигнет осень
Тягучим шелестом листвы
И как траву дождем подкосит
Загасит все мои костры
И будет жизнь воздушным шаром
На тонкой ниточке висеть
С моей гитарою на пару
Нам оторваться и лететь
В ушко судьбы мне не удастся
Втянуть любви златую нить
И над огнем ее прекрасным
Мне только крылья опалить
Аккорд последней песни смолкнет
Но вы узнаете меня
По сумасшедшей рыжей челке
Опавших листьев и огня
* * *
В разных была и обличьях, и обликах.
Сняв оболочку, я стану как облако.
Выдох и вдох, только выдох и вдох.
Что же ты медлишь? Возьми меня на руки,
Видишь, я стала чуть легче, чем облако,
Где же ты, где же ты, добрый мой Бог?
Где же вы, солнцем залитые пристани,
Где вы, аллеи с осенними листьями,
Звезды, моря, поезда, города...
Что же ты плачешь? Ведь я ещё видима —
Можно дотронуться легким касанием,
Прежде чем я растворюсь навсегда.
Промысел Божий не зная, не ведая,
Я, за судьбою безжалостной следуя,
Просьбой о помощи не согрешу.
Я еще слышу листвы шелестение,
Я еще вижу полоску закатную
И я дышу, Боже мой, я дышу...
август 1992
Колумбус
* * *
Свет потухшей звезды,
Что сияла когда-то Копернику,
Долетает до нас
Через тысячи лет световых.
Ультразвук той беды,
Что в ушах Хиросимы и Герники,
До сих пор не угас
Он для тех, кто остался в живых.
Жизни нашей полет
Ограничен в пространстве и времени.
После нас хоть потоп,
После нас хоть трава не расти.
Но трава прорастет
Сквозь асфальт с бесконечным терпением.
Жизни вечный поток
Будет течь, нас о том не спросив.
И с зажатой гортанью
Мчимся мы без руля и без тормоза,
Что ни век, то война...
Ненасытные, все смотрим в лес.
Сквернословьем и бранью
Нарушаем гармонию космоса,
Даже мыслей волна
Изменяет структуру небес.
Наших милых проказ,
Наших взлетов и наших падений
Время смоет следы,
И никто с нас не спросит ответ.
Но не скрыться от глаз
Всех последующих поколений —
След звезды, звук беды
Долетят через тысячу лет.
октябрь 1982
Москва