Крымская поэтическая группа - "ДжеНиМа"

Ника Батхен

(Феодосия)

Поэт, писатель, журналист, рецензент, фотограф, дважды мама и четырежды кошковладелица. Член поэтического содружества «ДжеНиМа». Выпустила четыре книги, напечатала полсотни рассказов и много-много стихов. Люблю жизнь, интересуюсь всем вокруг. Живу в Крыму.

Стихи

Яблочный месяц

Яблоко бьётся со звуком которого нет
Ни на одном языке... Есть слова для вечернего снега,
Вещи, которую хочется починить, но она сломалась,
Прикосновения призрака, памяти о местах
Где никогда не бывал, но мечтал обильно.
Как говорит мобильный пророк «Кысмет».
Яблоко бьется о камень со звуком «смерть»,
Но остаются зерна. Они беззвучны.
Клетками кожи замкнутые ростки –
Белые не родятся, а у цветных есть шанс
Вдвинуться в землю, взвиться, листвой шуршать,
Кружевом брызнуть, громко ронять плоды,
Сбрасывать ветки, жадно просить воды
Словом, которого не было в словарях
Каждый варяг тоже желает знать,
Где поселился княжич,
Кому Елена снова дала на царство.
Парис – фарси это не греческий,
Царствуй и не форси.
Сколько ни мерзни – не обернешься Каем.
Кай человек. Любой. Ты, он.
Каждый кто носит тогу и дышит в тон
И не зовется Карлом... Варвары говорят
На золотой короне семь листьев в ряд.
Врут. И вино не разводят. И ждут войну.
Яблоко, не разбившись, пойдет ко дну.
Звука не будет.
Прекраснейшей из божеств
Я вместо звука в подарок оставлю жест.
...Яблочный месяц. Медленный шаг луны.
Сон - заповедник нетронутой тишины.

Эксодус

Прекрасный Иосиф плетется по Невскому.
Персона нон грата. Отправиться не к кому,
А пить без компании – вроде не пьяница.
В округе галдит юбилейная пятница
И тянет блевать – аллергия на красное,
Демаршевый зуд. Настроение разное
И небо серее шинели-окопницы.
Вокруг ни девицы – сплошь телки и гопницы.
И кофием тянет и пахнет пирожными,
На севере диком совсем невозможными.
Прекрасный Иосиф, запроданный братьями,
Пресытился платьями, снами, объятьями
И шепот «Клима» бьет по носу без жалости.
Слуге фараона пристали ли шалости?
Вдова Потифара стремительно старится.
Пора бы мерзавчиком где-то затариться,
Укрыться в подъезде, спиной к подоконнику,
Любому заядлому огнепоклоннику
Понятен сей жест, протяженно-осиновый.
Нет истины в дыме и вони бензиновой,
В гудении улиц, в оконной стоглазости...
Разбитое «glass» оглушительной гласности.
Иосиф бежит, бросив кепку и выпивку.
Из кепки – жилище крысиному выводку,
А водку допьют на аш-два и органику.
Иосиф бежит, под свирельную панику.
Спирали ступеней и арки колодцами,
И сердце чумным воробьенком колотится,
И каждый фонарь как звезда загорается.
Равняйся! На стар... А душа не старается.
Горчит. Под язык пару капель дождя возьми.
На вечере ждут к восьми.
Но дождутся лишь Муську, пьяную и нагую,
С неба льёт, я сегодня опять свингую.
Буквы скачут по мостовой.
Рваный ритм – я задам, ты его удвой.
Отвечай с высоты водосточных труб.
С широты пестрых юбок. Я буду груб.
Потому что не труп, а исчадие языка
Я ЗК. Заключенный в клетушке "ять".
Оттолкнешь - не смогу стоять.
Ося, Йоселе-соловей –
Слишком много чужих кровей
Для российской мовы, для альфа-бед.
Бедность речи – синдром побед.
...Вот пораженец. Иосиф свет Одиссей.
Город песочный рухнул под хрип гусей.
Классика жанра, рифмы давно не мы
Мы это рифы, рваная ночь, холмы.
Лоскутный платок зари.
Зира и мята. Чурки и скобари.
Бери
Островок. Покупайся задешево,
Стряхни со штанов штукатурное крошево.
Ни дома, ни Дона, ни книжки, ни кожицы –
От невских кровей и немому неможется.
Иосиф готовится к ре-патриации,
С Венецией ангел связался по рации.
В Нью-Йорке погода почти как в Испании.
У пани Варшавы – вино и купания.
И братьепродавцы в Бат-Яме, в гостинице
Торгуются зло и с тоски палестинятся.
Прекрасный Иосиф, Нева не в обиде.
Иди. Позабыть,
Не обессудь,
Не выйдет.

Палеолитика

На полуострове, покрытом пылью и бранью,
Маленький мамонт сопротивляется вымиранью.
Ищет сухие травки, скрипит камнями,
Ходит на водопитие дни за днями.
Хобот поднявши к солнцу, трубит восходы,
Прячется когда люди идут с охоты.
Смотрит на можжевеловые коренья,
Смотрит на рыб, меняющих точку зренья
Вместе с течением, желтым или соленым.
Думает - не присниться ли папильоном
Где-то в Китае... мамонтами не снятся.
Время приходит сбросить клыки и сняться
С ветреной яйлы ниже, на побережье –
Там и враги и бури гуляют реже.
Можно под пальмой пыжиться по-слоновьи,
Можно искать пещеру, приют, зимовье.
Гнаться за яблоком, дергать с кустов лещину.
Люди проходят, кинув плащи на плечи.
Мамонт, ребята, это фигура речи
Монти Грааль, опция недеянья.
Я надеваю бурое одеянье.
Намасте, осень, тминова и корична!
Важно сопротивляться. Любовь вторична.
Важно дышать навстречу. Дышать, как будто
Бродишь по яйле, красной листвой укутан...

Ещё одна песня для короля ящериц

Слышишь?
Лучше молчать о важном.
Притворяться доблестным и отважным.
Танцевать в прибое, трясти кудрями,
Отмывая память от всякой дряни,
Засыпать снежками твою лачугу
– Просыпайся, время случиться чуду!
День – бродить по лесу оленьей тропкой,
Пить чаек, укрываться одной ветровкой,
Толковать следы, тосковать – рябина
Не растет в предгорьях, а было б мило.
У печи ютиться, сдвигая плечи,
И молчать. Ни слова чтоб стало легче.
Только шрам от пальца ползет к запястью
И сова над крышей кричит – к несчастью
Или к счастью.
Хочешь спрошу у птицы,
Как простить за то, что не смог проститься,
И пришел к тебе как пустой орешек.
Слышишь, сердце бьется слабей и реже?
Ты смеешься. Лепишь кулон из глины.
Чистишь запотелые мандарины,
Стелешь шали, дремлешь на них небрежно,
Говоришь, что небо для нас – безбрежно.
Глянь – сверкает! Синее! Настоящее!
…И душа отрастает, как хвост у ящерицы.

Декада декабря

Здесь были римляне.
Так говорит дорога.
Обкатанные камни полускрыты
Опавшею листвой, намокшей глиной,
Шершавыми шагами и навозом
Показать полностью..
Бесчисленных коров. Куда податься?
Конечно, в горы. Замыслы развалин
Читаешь по неровным силуэтам –
Как будто эти выцветшие арки
Построили с учетом разрушений
И, наводя высокие стропила,
Высчитывали солнце сквозь пролом.
Платаны пробиваются сквозь плиты,
Из крипты подимается шиповник,
И алость ягод говорит о крови,
Ушедшей в землю предков. Слышишь: дом!
Звонит церковный колокол. Старухи
Ползут на звук – согреть сухие души
О маленькие свечи. Пламя терпит.
А время спит, свернувшись дикой кошкой
На куче листьев у былой стены.
Купцы глупцы – куда вам, генуэзцы,
Селиться там, где мерзли легионы,
Напрасно строить крепости и башни -
Дороги все равно вернутся в Рим.
Я потревожу стоптанные плиты,
Пройду путем, ложбиной Черной речки.
Там водопад. И холм, где жили скифы.
Для них, бродяг, все эллины равны.

Драма Квин

Королева драмы
Делит счастье на граммы.
В обрамлении рамы
Выглядит безотказно.
Прыгает мимо рампы.
Правила монолога
Пишет на шапке блога.
Пройдите в кассу,
Цена билета – пара бокалов чуши.
Королева драмы обожает глаза и уши.
Ей мерещатся позы,
Розы у длинных ног.
Её счастье – тощий больной щенок
В подворотне у цирка.
Большая стирка
Может вывести пятна грима,
Сделать её любимой...
Мимо.
Королева драмы
Выбирает плохой сюжет.
Мир делится на придурков и жертв.
Любовь придумали мальчики, чтоб за неё не платить.
Каждый первый – иллюзия во плоти.
Королева драмы скажет "пора, прости",
Чтобы снова проснуться на коврике у дверей.
В каждом придурке спрятан веселый Грей,
Только его вечно тошнит от моря.
Для королевы нужно играть в миноре -
Эту науку знает любой мажор.
Вянет у изголовья зеленый шелк,
Гаснет за крышами сонная гладь залива.
Да, королева, – счастье такая липа.
Можно сорвать цветочки и сделать чай.
Ты улыбаешься?
Тише...
Не отвечай.

Нечаянночь

Женщина - Юлия или Домна.
Ей довелось ночевать не дома.
Волосы вялые как солома,
Ноготь на безымянном сломан,
Стрелка на пятке,
Платье в ворсинках,
Пятна на пальцах – зеленка? Синька?
С бала? Из бара? От коновала?
Где эта женщина ночевала?
Раз – провожала подругу в роды,
Два – в кабаке напилась до рвоты,
Три – потеряла ключи и деньги,
Пять – простояла дискач у стенки,
Восемь - спасала котят из бака,
Двадцать исполнилось.
Сорок? На-ка
Две аспиринки, чайку с лимоном.
Женщина вышла домой в немодном,
Влажном, неглаженом, пыльном, вялом.
Женщина мерзла под одеялом.
Пахла подушка одеколоном,
Кровью, конфетами, бритым лоном,
Каплями датского принца нищих...
Женщину явно никто не ищет,
Не набирает щелчком тачпада
"Милая, дурочка, сука, падаль,
Доброе утро, где шлялась, встречу"
Женщина сумку сжимает крепче.
Хочется кофе, под душ, в игрушку,
Вскрыть молоко переполнить кружку,
Медленно снять каблуки и линзы,
Выдохнуть – принцы такие принцы.
Панцирь на гвоздик, чулки в помойку,
Тулово в койку.
Поставишь двойку,
А нарисуется единица.
Женщина падает.
Спит.
И снится.

Махашиваратри

Отплывает усталая лодка.
Лишний груз. Лишний год. Лишний стыд.
Я с веслом управляюсь неловко,
Парусами тревожу мосты.

На волнах колыбелью качаясь,
Ухожу в непроглядный туман.
Я с собою сегодня встречаюсь –
Декадент, ветропрах, басурман,

Устроитель веселых собраний,
Устранитель попутных преград
Выйдет к берегу, сонный и ранний.
Он мне рад.
Город тысячеврат.

Алилуйю пропели монаси,
«Аве Шива» танцует пастух,
Из тумана встает Варанаси,
Тени молча стремятся на стук.

Здравствуй, я. Неказистый, корявый,
Золотой, беспощадный, нагой
Андрогин. Закипающий лавой.
Прах от праха. Веселый огонь.

Повелитель оранжевой корки.
Шлок дороги. Оборванный слог.
Накрути нам немного махорки
И плыви, безмятежный как слон.

Ты останусь. Ни жарко ни манко.
Даром ворон скрежещет «Get lost».
До рассвета над водами Ганга
Не любому дожить довелось.

Баллада Психопомпа

С неба попеременно вода и манна.
Некто лазутчиком выскользнет из тумана
Ляпнет ладони в мокрое лобовое:
– Трассу до Ялты ходят всегда по двое!
Если машина вязнет в утробе тучи,
Нужен попутчик. Левый. На всякий случай.
Выключи музыку, выруби нахрен фары -
До Алустона просто, потом татары,
Готы готовы к бою, легионеры...
Даймон дороги действует мне на нервы.
Переключаю скорость, врубаю сотню -
Сонную одурь смою морскою солью,
Рву побережье на ленточки серпантина -
Непроходимо, значит? Не сном единым.
Ночью все трассы серы.
Е-2 - М-10.
Можно вдавить по встречке, покуролесить,
Мимо Эски-Сарая к Эски-Кермену.
Карта моментум.
Море простит измену
Всякому Некту – стоит убить циклопа,
Выпустить Минотавра - прости, Европа -
И возвратиться нищим, к садам и яркам.
Дромосы дремы – между Степным и Ярким.
Двину от перевала. Проеду мимо
Чаши Мангупа и чащи Эски-Кърыма.
Тронет миндальным снегом, потянет теплым,
Ласковым луннным светом мазнет по стеклам.
Город примерит утро и станет разным
Ветхим, нарядным, суетным, безобразным
Я поспешу по Ленина, до вокзала
Буду ждать поезда.
Лишь бы не опоздала
Та проводница, Рая –
Она с Джанкоя
Возит живые души, лишних не беспокоя.
Мало ли с кем на свете стряслась беда?
Я подвезу, приятель!
Скажи – куда?

Джей Мата Дурге

Кали рисует вьюгу. На Кали-югу
Ей наплевать. Птицы летят на юг.
Мост через пропасть. Дорога через Калугу.
В сером как сердце небе открылся люк.

Снег залепляет стекла и окуляры,
Сколько ни смотришь – белая полоса.
Хлопнешь покрепче дверью, плеснешь соляры...
В полночь сегодня меняются полюса.

Юг превратится в север, подлец в святошу,
Питер в Сент-Питсбург, Венди в мадам Тюссо,
Камень на шее бога – в чужую ношу.
Только Ассоль как ни крути – Ассоль.

Осень кровила долго – размокли лужи.
Прочь от Калуги дорога уходит в даль.
Белые кролики машут ушами – ну же
Сбился с маршрута – время крутить педаль,

Время лететь и падать. Июль в бокале,
Август на карте. Хором молчит родня.
В розовом храме звонко смеется Кали -
Ей до Калуги стопом четыре дня.

Циферблат

Ходят стрелки будте-нате –
Словно ходики сломали.
Просыпаются в Канаде,
Стелют койку в Гватемале

Пахнет кофе в Сен-ле Беме
Пахнет рыбой в Юкатане.
День за днем проводит время,
Без обид и оправданий.

В СПБ спешат по школам,
В Петропавловске – по барам
И красавицам веселым
Отвечают «с легким паром!»

Самолет летает в лето,
Ледокол плывет за айсом,
Без обратного билета,
Левым курсом, правым вальсом.

Не останется надежды,
Но останется минута –
Неумехи и невежды
Мы порой нужны кому-то.

Место встречи под часами,
Время выбрано до донца.
Я иду за полюсами,
Над тобой восходит солнце!

Бес смертности

Время стирает контур, рисует круг
Каждое утро уже – на шаг, на два.
Был, мол, когда-то звонок, высок, упруг,
Кроной тянулся в небо – а стал дрова.

Хаживал в горы, тащишься по двору.
Нашивал гири, женщин и рюкзаки,
Вволю Шекспира цитировал поутру,
Днесь не поднять и не понять строки.

Время сминает платья и сапоги.
Мягкие тапочки, серый уют пижам –
Все что осталось. Ни огонька, ни зги,
Ни переклички зэков и каторжан.

В реку не прыгнешь голой стрелой с моста,
В небо не глянешь – стекла и потолок.
К Оле приходит Оле
– Урок настал,
Прыгай на лошадь, чтобы не уволок!

Если весны не видно в календаре –
Значит раскрасим листья на склоне дня.
Стали, старик, дровами – пора гореть.
Стали трухой, старуха – пора линять.

Падают стекла. Брызги летят дождем.
Круг разорвало в клочья. Квадрат окна.
То, что лежит в постели – доска с гвоздем.
Я улетаю.
Мы улетаем.
На!

Бес звука

Музыка начинается с тишины.
Минуты перед рассветом, когда выключают звезды.
Высшей точки падения камня над зеленым стеклом пруда.
Бездыханно и неподвижно стоит орда,
Ожидая Батыя, хриплого вопля "хурр!"
Безголовая птица мечется, кровью пятная кур.
Трубка курится, словно сама собой.
У шайена ни слова.
У логова волчий бой.
Наплевав на флажок, мать уходит собой в прыжок,
Прикрывает волчат –
И ружья тоже молчат.
У девчонки на сердце имя - не скажешь вслух.
Она чистит лук – не верите? – просто лук.
Лак сползает с ногтей – обессилевшая броня.
Батальоны просят огня.
Ботильоны, забытые на балу,
Превратились в золу.
Шкаф открыт – там беззвучно смеется лев,
Повелев – проснись.
Камень из высшей точки бросает ниц.
Небо бросает в дрожь.
Струны натянуты до отказа – трожь!
Бей наотмашь, круши стекло, чтоб звенело, везло, вело,
Колыхало волною алой,
Задыхалось пичугой малой, над обрывом раскинув перья
Где теперь я? Гром? Грохот? Гул?
...Красный камень на берегу...

Дромомания

Дэн заплетает дреды, бросает школу,
К драным ботинкам сперва прикрепляет шпоры,
Но вспоминает – лошади тоже люди
И покупает велик. Стучится к Люде
- В Крым или в Киев?
Окей, собирайся в Дели.
Мне эти зимы до чертиков надоели.
Люда напялит пестрые шаровары,
Выврется: поздно, четыре пары,
Мама прости, увидимся на неделе.
Мантру в Непале двое бродяг напели,
Трое других выбрались из Нью-Йорка,
Четверо дремлют в рейсе «Мадрид-Майорка»,
Пятый майор, а у восьмого астма,
И у девятого тоже не все прекрасно...
Только фаранги могут ползти на знаки,
Падать на землю и оседать как накипь,
Глядя в глазницы Бога, молиться «Шива»!
Вон твой учитель – нищий, седой, плешивый.
Сядь под баньяном, слюни пускай и корни
Много туристов – кто-нибудь да прокормит.
...Дэн превратился в мусорщика у Ганга,
Люда вернулась с первого полустанка.
Делим на Дели и получаем Питер.
Десять апостолов, как-нибудь потерпите –
Мальчик уже зачат, но ещё вне тела.
Истина стала птицей и улетела.
Индия аксиома, Нева не лемма...
Люда берет билеты до Вифлеема.