19 марта 2024  08:11 Добро пожаловать к нам на сайт!

Русскоязычная Вселенная

выпуск № 2 от 15 октября 2014 г

 

Русскоязычная Америка (США)

 

На рубеже XIX-XX столетия в Американских политических науках устойчиво обозначилась тенденция не только знать и понимать, но и влиять на внешнеполитическую конъюнктуру российско-американских отношений, вмешательство в которые, собственно, было бы невозможно без знания и глубокого анализа истории стран Восточной Европы и России.
Политикам требовались квалифицированные эксперты, аналитики, специалисты по восточно-европейскому региону и они не замедлили появиться. Спрос на профессионалов со столь экзотической специальностью как славист, сорабист, полонист, русист был достаточно высок. В 1901-1902 учебном году на отделении славистики Гарвардского университета числилось всего 13 студентов. Развитие славистических знаний в Америке во многом зависело от положения дел или состояния информационных ресурсов национальных архивов и библиотек. Продуктивность работы специалиста во многом определялась тем, насколько оптимальными источниками и документами пользовался исследователь. На рубеже XIX-XX века крупные библиотеки США не без помощи иммигрантов начали открывать славянские отделы. В 1895 году Бостонская библиотека, возглавляемая Гербертом Путнамом (1861-1955), опубликовала на тринадцати листах указатель русскоязычной литературы. В библиографическом указателе Чикагской публичной библиотеки от 1 января 1890 года значилось 32 наименования. Русские книги в небольшом количестве имелись в Стэнфорде и в Йеле. Определенным показателем изменения общественных настроений в сторону изучения славянского мира можно считать обращение к данным вопросам крупнейших национальных библиотек США. В начале века они инициировали крупномасштабные проекты покупок книг в России. Наиболее известные русские коллекции были сосредоточены к тому времени в Славянском отделе Библиотеки Конгресса, Вайднеровской библиотеки в Гарварде, Ньюйоркской публичной библиотеке. Систематическое комплектование самой большой славянской коллекции в США, хранящейся в библиотеке Конгресса в Вашингтоне началось с 1904 года. В 1901 году старший библиотекарь Герберт Путнам подсчитал, что в фондах библиотеки находилось 576 русских и 97 польских книг. Ситуация кардинально изменилась с момента приобретения "красноярской" библиотеки известного русского библиофила, собирателя рукописей и издателя Г.В.Юдина (1840-1912), проданная владельцем в 1907 году представителю Библиотеки конгресса за 40 тыс. долларов, что, по оценке перевозившего коллекцию из России в Вашингтон А.В.Бабина , не составляло и трети ее действительной стоимости . В библиотеке Юдина насчитывалось до 80 тысяч томов печатных изданий и до 500 тысяч различных рукописных материалов. В конце первой мировой войны библиотеку конгресса пополнилась фундаментальным собранием "Rossica", расширив основной фонд до 80 тысяч русских книг, брошюр, журналов и газет. До революции библиотека Конгресса США имела большую не каталогизированную коллекцию русских книг. Регистрацией русских изданий и созданием биобиблиографического справочника занимался служащий отдела каталогизации библиотеки конгресса в Вашингтоне - Михаил Зиновьевич Винокуров. М.З.Винокуров вел биобиблиографическую работу по следующим разделам: 1)библиографический список всех русских изданий, напечатанных в США; 2)список русских книгоиздательств; 3)список русских книжных магазинов; 4)список русских библиотек и читален; 5)биобиблиографический словарь русских писателей и ученых, живущих и посещавших Америку. Им собран большой материал о русско-американской печати. Второй по числу и многообразию коллекций русских книг являлась в тот период времени Ньюйоркская публичная библиотека (NYPL), открывшая в 1895 г. русский отдел . В 1899 г. славянская коллекция насчитывала свыше 1300 томов , из которых 570 были периодические издания. В 1900 году - 2000 томов. В 1908 г. комплектование отдела достигло 8.000 томов и к 1909 г. выписывалось 89 текущих русских газет и журналов. В 1917 году Славянский отдел Нью-йоркской публичной библиотеки имел более 25.000 томов, большинство из которых было на русском языке, в то время как в 1909 году согласно циркуляра - 2.885. В 1901 году Гертруда К.Скюйлер (1860-1924) передала в дар библиотеке 497 томов и 68 памфлетов русских авторов из коллекции библиотеки своего мужа, в прошлом известного дипломата, переводчика и автора одного из первых американских трудов по истории России Юджина Скюйлера (1840-1890). В октябре 1907 г. первый секретарь Министерства Иностранных дел граф М.М.Перовский-Петрово-Соловово передал Нью-йоркской публичной библиотеки 636 томов общественных и правительственных документов Императорской России. Перешедший в 1918 году из Колумбийского университета в качестве администратора славянского отдела Нью-йоркской публичной библиотеки А.Ермолинский (1890-1975) поднял его уровень до международных библиотечных . А.Ермолинский был выходцем из Подолье, образование получил в Санкт-Петербурге и Швейцарии, с 1913 года в США. В Нью-Йорке учился в городском колледже и Колумбийском университете. В 1921 году ему была присуждена докторская степень за диссертацию, посвященную истории русской литературы .
Ермолинский сообщал, что в 1920 году в "Славянском" отделе библиотеки насчитывается 42.000 русских книг (2.200 томов, имели исключительную ценность), в том числе 62% брошюр . Библиотека приобрела ценную коллекцию книг, принадлежавших великому князю Владимиру Александровичу Романову, более 500 томов из личных библиотек русских государей и Великих князей. Многочисленные университетские библиотеки могли поспорить с крупнейшими славянскими коллекциями страны . В 1895 году славянская коллекция Гарварда пополнилась архивными фондами одного из русских издательств. Важным фактором, способствующим превращению Гарварда в крупный славистический центр, являлось наличие в нем собранной А.Кулиджем библиотеки славянской литературы . Будучи в России, основоположник новой науки Арчибальд Кулидж пригласил для преподавательской работы в Гарвард в качестве профессора славистики в 1896 г. Лео Винера (Leo Wiener, 1862-1939). В Америке его именовали не иначе как "славянским Нестором".
Вскоре профессор Л.Винер, унаследовав традиции "великого Арчи", руководил работой Гарвардской школы. Он лучше других понимал, что продуктивность работы слависта во многом определяется источниками. Новаторство Винера ярко проявилось в деле создания отделения книг о России на иностранных языках (Russica) в библиотеке Гарварда. Ее коллекция до сих пор является ценнейшим подспорьем для ученых-гуманитариев. Он поновому подошел к проблеме комплектования библиотечных фондов. Им, было, положено начало целенаправленному собиранию рукописей и книг на русском языке (включая и труды на церковнославянском). Изначально среди американских славистов высокий процент занимали представители русской диаспоры. Наиболее известным последователем школы Кулиджа-Винера был Франк Альфред Голдер (родился 11 апреля 1877 года в Одессе). В 1885 г. семья Голдера перебралась в Америку. В 1896 году он закончил Джорджтаунский колледж и поступил в университет. После двух лет обучения работал на Аляске . В августе 1902 года Голдер переходит в Гарвардский университет и с 1903 года готовит докторскую диссертацию (Ph.D.) по современной русской истории . Долгое время после защиты он работал в Стэнфордском университете. Первую поездку Голдера в феврале 1914 года в Санкт-Петербург субсидировал Институт Карнеги (Carnegie Institution in Wash., D.C.). Всего за восемь месяцев работы профессор Голдер подготовил всеобъемлющий перечень документов царского МИД по истории отношений России и США до 1854 г., а материалы других ведомств описал и за более поздние годы . В январе 1915 года Голдер вернулся в США. Карнеги опубликовал его путеводитель по материалам из американской истории в русских архивах. Указатель Голдера подвинул на новый качественно уровень изучение русской истории в США. Позже Голдер являлся представителем открывшейся в 1919 Библиотеки Гуверского Института известной как Hoover War Library . Русские отделения имелись в большинстве библиотек крупных городов Соединенных Штатов: Чикаго, Филадельфия, Бостон, Сан-Франциско, Кливленда, Сиэтл, Детройт, Питтсбург, Нью-Хейвен, Огайо, Миннеаполис и др. Во всех из них действовали разрозненные славянские группы. Коллекцию Россики имел Корнельский университет. Она примечательна тем, что в ней хранится личный фонд одного из первых подвижников американской славистики Ю.Скуйлера. Колумбийская коллекция значительно пополнилась за счет дара русских книг собрания доктора С.Абеля (несколько тысяч томов) и профессора барона М.А.Таубэ. Большинство кандидатов, претендующих в начале века на звание высшей американской образовательной степени "Ph.D." в области славистики, были русские по происхождению, все более активнее занимавшие вакансии в американской системе образования. Многим из них потомки обязаны сохранностью уникальных исторических документов: эмигрантских библиотек, воспоминаний и мемуаров, эпистолярного наследия и, конечно, тех материалов, которые в разное время были вывезены из России. Одним из условий в контракте Йельского университета с Вернадским был пункт о сотрудничестве и помощи русского историка в подборе литературы для славянского отдела университетской библиотеки. "Я составил примерный план того как наполнить русский отдел здешней библиотеки" . "Комиссия одобрила всю мою программу пополнения отдела русской истории:они высчитывают что это на несколько тысяч долларов" . "В ближайший понедельник я представлю Cross`у (Graduate School - Dean Cross) записку о необходимых приобретениях для русского отдела библиотеки: Высказываю и мысль, что главную часть книг, вышедших до 1917 года, которые трудно найти в продаже, можно было бы купить без посредников: Один из своих ящиков книжных из Праги я так пока и не получил, т.к. в НьюЙорке его пришлось переупаковывать, видимо он чуть не развалился:" . А.Бабин, Л.Винер, Ф.Голдер, А.Ермолинский, Г.Винокуров, А.Ермолинский играли ведущую роль в деле собирания зарубежной архивной россики в США. Благодаря опыту и знаниям русской научной диаспоры, былая романтическая традиция изучения славянского мира в США уступила место серьезным академическим исследования, которые помогли развеять стереотипы восприятия России как "колосса, слепленного из снега, льда и крови, держащегося на кнуте и страхе", а самих русских как "агрессивных китайцев" . В конце 20-30-х гг. большое количество редких и рукописных книг было привезено на аукционы для продажи западными дипломатами и коллекционерами. Во время гражданской войны и хозяйственной разрухи они скупались в Советской России за бесценок. Вернадский, работая в Йеле, писал родителям: "В библиотеке здешней я нашел много книг по русской истории, в том числе целые серии; как "Сборник исторического общества", "Русская старина" и прочее и, видимо, они готовы выписать, что мне нужно, у них есть какие-то агенты, которые так дешево могут достать какие угодно русские книги, что я прямо удивляюсь, как это они ухитряются. Если бы у меня были книги, я, кажется, так не продал бы". Документы для продажи изымались из русских коллекций, в основном, из императорских коллекций Москвы и Петербурга. В 1931 году "Славянская коллекция" библиотеки конгресса США пополнялась раритетным собранием книг библиотеки Зимнего дворца в количестве свыше 2000 названий; многие фолианты этой коллекции представляют собой редкие административные и юридические документы, отражающие политическое развитие России времен правления Александра III и Николая II. Вернадский отмечал, что сведения "о русских рукописных материалах, поступающих в Library of Congress попадаются почти в каждом годовом отчете о деятельности Библиотеки Конгресса". "Замечательна Library of Congress, русский отдел для меня страшно интересный.
Был я и в Государственном архиве, где искал автографы Пушкина и Гоголя, не нашел, нашел только следы их. Именно Фокс (которому Погодин передал эти автографы в 1866 году) по возвращении в Америку представил их Сарду (Seward), который тогда был государственным секретарем (т.е. министром иностранных дел). Сард ответил Фоксу, что представленные документы будут храниться в Государственном архиве в Вашингтоне" . В 1931 г. при содействии М.М.Карповича Колумбийский университет приобрел личную библиотеку профессора Петроградского университета историка А.Е.Преснякова в 3600 томов (М.М.Карпович являлся его племянником ) с "Полным собранием русской летописи" в 26 томах, стенографическими протоколами Государственной Думы с 1906 по 1916 гг., собранием декретов Советского правительства и другими важными трудами по истории России. В славянское отделение библиотеки Колумбийского университета был также передан богатейший архив историка и коллекционера старых рукописей С.Г.Сватикова. Американские архивисты неоднократно зондировали вопрос продажи Русского заграничного исторического архива в Праге (РЗИА). В июне 1939 г. представители Колумбийского и Бостонского университетов, отдавая полный отчет реальной угрозе Пражскому архиву, вели переговоры о возможной покупки РЗИА. Американцы больше других интересовались архивом, оценив по достоинству его коллекцию и предлагали 1 млн. долларов. Данная цена, как заметил А.Ф.Изюмов, была не преувеличенной и близка к реальной . Многие деятели российской эмиграции, "стремясь преодолеть тягостное чувство безвременья в эпоху революции и войн", собирали документы, воспоминания, исторические труды, освещавшие вопросы истории 20-х годов. Показательна в данном плане деятельность Н.Н.Головина. С 1926 по 1940 гг. он являлся официальным представителем в Европе Гуверского архива (открыт на базе прежней библиотеки в 1922 г.). При посредничестве Н.Головина генерал П.Н.Врангель вступил в 1923 г. в переговоры с "Гувером". При жизни Врангеля в Стэнфорд была передана военная часть архива. После внезапной кончины Врангеля в 1928 г., оставшийся после него личный архив был систематизирован его секретарем Н.М.Котляревским и передан в начале 1929 г. в Стэнфорд. В 1926 году в архив Гувера В.А.Маклаков передал коллекцию документальных материалов парижского отделения русской тайной полиции о деятельности русской революционной эмиграции в Европе в 1907-1917 гг.. В июле 1929 года Г.В.Вернадский вел переговоры в Нью-Йорке с профессором Фишером (H.H.Fisher - заместитель Ф.Голдера) относительно издания неопубликованных трудов Лаппо-Данилевского. Систематизацией новых поступлений в Гуверский архив с 1932 г. занималась Ксения Юков-Юдина. Очередную попытку познакомить Америку с документами по истории "российской Вандеи" предпринял в 1923 году коллекционер-архивист Яков Маркович Лисовой (1882-1965) . В течение почти трех лет он путешествовал по штатам Колорадо, Калифорния, Иллинойс, Висконсин, Индиана, организуя лекции, киносеансы, выставки и пр. Позже Лисовой, преподавал русскую историю, язык и литературу в Эмерсоновском колледже в Чикаго. Доказательством интереса к деятельности Лисового в Америке был, в частности, официальный запрос Госсекретаря США о содержании собрания его музея. Усилия Н.Н.Головина, М.Д.Врангель, Я.М.Лисового в деле собирания и хранения материалов из истории гражданской войны и эмиграции не являлись единичным примером. В 1934 году при библиотеки Дармусского колледжа в Ганновере (НьюХейвен) И.И.Черников организовал русский архив. В его задачу входили: сбор и хранение рукописного материала, покрывающего эпоху гражданской войны и революции в России. Все это лишний раз подтверждает, что эмиграция в межвоенный период сыграла заметную роль в деле собирания и публикации материалов зарубежной архивной россики, препятствуя тем самым, "разбазариванию" русского исторического наследия за рубежом. Так, по инициативеРусской национальной Лиги (Секретарь Я.И.Лисицын), Нью-йоркский суд приостановил многие аукционы царских ценностей . Их усилиями велся розыск редких и распроданных русских книг в Америке (Agency Vek). На рубеже 30-40-х годов многие представители русской диаспоры вынуждены были перебраться из Европы в Америку и Великобританию. В Кембридже начали преподавать Н.Е.Андреев и В.Ф.Минорский, в Оксфорде - Н.М.Зернов, Г.М.Катков, С.В.Утехин, А.С.Коновалов . В США в 1937 г. из дальневосточного центра эмиграции перебрался В.Гурьян (1902-1954). В 1938 г. в Калифорнию переехала семья историка В.А.Рязановского (1884-1968). Профессор Рязановский был почетным членом многих академий и научных сообществ разных стран мира . В.А.Рязановский занял должность профессора истории Калифорнийского университета в Сан-Франциско . Из Европы в 1938 г. эмигрировал в Америку историк Н.П.Толль (1894-1985), А.П.Щербатов (р.1910), первый управляющий РЗИА (Прага) В.Я.Гуревич. В 1940 г. штат русских гуманитариев пополнился за счет прибывших в США Б.Николаевского (1887-1966), профессора истории и богословия Г.П.Федотова (1886-1951), Д.Ю.Далина (1889-1962) . Осенью 1941 г. В.В.Набоков по протекции М.М.Карповича и Ф.Мозли получил место в музее Гарвардского университета и лекторские часы в колледже. В 1941 г. эмигрировал в США Ю.П.Денике (1887-1965), Г.К.Гинс (1881-1971) Р.Якобсон (1896-1982) и С.О.Якобсон (1901-1979) . В 1942 г. перебрался из Франции в Америку Э.И.Бикерман (1897-1981), работая по временным контрактам до 1952 г., пока не занял должность профессора древней истории Колумбийского университета. С 1944 г. Ледницкий В.А. (1891-1967) преподавал в Гарварде, а в 1950 г. начал руководить работой славянского департамента в Беркли. С 1944 г. в библиотеке Йельского университета работал А.Долгошев (Алексис Раннит, 1914-1985). Он способствовал тому, что в славянский отдел университетской библиотеки стекались творческие рукописи и переписка видных представителей русского зарубежья. Вступление СССР во вторую мировую войну обострило интерес американцев к русскому вопросу - языку, истории, литературе, что немедленно сказалось и на книжном рынке, в издательском деле и педагогической работе . В угоду военному времени видоизменялись организационные структуры американской славистики и советики. В 1941 году Гуверская библиотека была преобразована в "Гуверский институт войны, революции и мира" (Hoover institution on war, revolution and peace). В 1946 году его сотрудники приобрели у супругов Райт коллекцию документов о революционном движении на Дальнем Востоке. В 1952 г. внучка А.И.Герцена Ж.Рист передала на хранение в архив неопубликованные письма и записки А.И.Герцена в количестве 260 эпистолярных единиц за 1838-1851 гг., адресованные Н.И. и Т.А.Астраковым. Позиции "Гувера" как центра документации истории большевизма заметно усилились после того, как в 1940 году на постоянное место работы сюда перебрался историк-архивист Борис Иванович Николаевский (1887-1966). Завещав свой архив Гуверской библиотеке, он продолжал комплектовать и расширять его фонды, оставаясь ее хранителем . Известная коллекция Б.И.Николаевского состоит из 250-ти фондов и насчитывает несколько сотен тысяч документов. Б.Николаевский сумел за короткий срок завоевать высокую научную репутацию в США. Своим подвижничеством он способствовал распространению профессионального интереса к новейшей российской истории в славистических кругах США. В противоположность многим эмигрантам Николаевского считали "деревом не пересадочным". В США он возобновил сбор материалов, утерянных в годы войны, но отказывался открыть доступ к ним, что вызвало трения с другими меньшевиками - участниками американского проекта по изучению истории меньшевизма. Продолжая традиции в Гувере Голдера, Головина, Лунца ему удалось сохранить для будущих поколений самое главное - историческую память русского зарубежья.
Важным каналом распространения знаний о русской истории в США были учреждения православной церкви. Центром православия в Соединенных Штатах являлся Свято-Троицкий монастырь Русской Православной Церкви в Джорданвилле, основанный в 1930 году.
Духовная Семинария в Джорданвилле имела по законам штата Нью-Йорк статус высшего учебного заведения. Монастырь являлся крупнейшим центром собирания и хранения российского культурного наследия. Активную подвижническую работу по собиранию и сохранению материалов вел хранитель архива С.П.Полонский. По существу в джорданвилльском монастыре есть два архива. Один находится прямо в монастыре, в семинарском корпусе и заведовал им архимандрит Петр (Лукьянов), а второй - в доме С.П.Полонского. Собственно монастырский архив (экспозиционная его часть) представляет собой, в основном, материалы, связанные с общегражданской российской историей послереволюционного времени, особенно с периодом гражданской войны. Текстовая часть не разобрана и не описана. Архив Полонского является в основном тематическим: история и современное положение масонства. Доступ к нему ограничен . Среди крупных археографических проектов русских историков-эмигрантов в 50-е можно отметить издание "книги источников" по русской истории на английском языке. Для осуществления этого плана был образован редакционный комитет в составе: Г.В.Вернадский (старший редактор), Ральф Фишер (редактор-распорядитель), Ален Фергюсон, Андрей Лосский (член комитета) и С.Г.Пушкарев (составитель). В отличие от нормального развития исторической работы, русская эмиграция была совершенно лишена возможности пополнять один естественный и существенно необходимый в исторической литературе отдел, издание источников и материалов. Можно отметить универсализм С.А.Зеньковского, как переводчика исторических текстов. Благодаря его стараниям американские слависты увидели английский перевод пятитомной Никоновской летописи (1948-1989). Историки-эмигранты помогали разбирать, переводить и анализировать материалы попавших к американцам за годы войны архивов.
Переводами, немецких и русских документов захваченных американцами в годы войны, занимался профессор Ю.П.Денике (1887-1965) . В 1945 г. князь А.П.Щербатов служил в Центре средоточения документов американкой армии в Баварии, разрабатывая Смоленский архив НКВД. Документы архива впоследствии были переданы на хранение в Гарвардский университет , где с ними работал Мэрль Фейнсод . С 1951 г. на постоянной основе в библиотеке Колумбийского университета начал работать историк Людвиг Леопольдович Домгерр (1894-1984) . В 50-е годы русская диаспора всемерно поддерживала инициативу американских библиотек в деле описания восточнославянских рукописей и книг. Историкиархивисты в эмиграции подключились к поиску и комплектованию американскими архивами и библиотеками документальных материалов по истории России. Архивные службы в этот период предприняли широкую программу розыска документов по советской и российской истории разбросанных в США по многим архивам и библиотекам, к профилю которых они иногда не относились, а зачастую даже оставались не учтенными и не описанными. В 1950 г. Владимир Варламович Мияковский (1888-1972) основал при Свободной Украинской Академии Наук в Нью-Йорке музей-архив им.Д.Антановича. Взамен уничтоженных в годы войны архивов и журналов эмигранты начали собирать и издавать новые. Под руководством Л.О.Дан и Д.Ю.Даллина в конце 50-х годов возникла группа, включающая проживающих в Нью-Йорке меньшевиков и представителей нескольких американских университетов, которая поставила перед собой цель - собрать материалы по истории российской социал-демократии, так называемый "меньшевистский проект" . В написании докладов и воспоминаний приняли участие: Б.Сапир, Ю.Денике, Б.Николаевский, Л.Ланде, Д.Даллин, Е.Ананьин, Р.Абрамович.
Отдельной вехой в истории российской научной диаспоры в США можно считать открытие Бахметевского архива. После известной потери эмигрантами Русского Зарубежного Исторического Архива в Праге русским американцам удалось создать крупнейшее по значению и объему в США хранилище архивных материалов документализирующих российское прошлое . В 1951 г. при Колумбийском университете был создан Архив русской и восточноевропейской истории , задача которого состояла в сосредоточении документальных материалов по истории России и стран Восточной Европы. В состав инициативной группы по созданию архива входили эмигранты: В.Маклаков, М.Карпович, А.Толстая, Б.Николаевский, М.Алданов, И.Бунин. Впоследствии они и возглавляли попечительский совет архива. Лев Флорианович Магеровский (1896-1986) стал его бессменным куратором в течение 26 лет . В США архив считали "вечным памятником российской культуры за рубежом". К концу 1977 года в архиве насчитывалось свыше 600 коллекций, представлявших более 2 млн. архивных единиц хранения . Коллекция постоянно пополнялась за счет новых поступлений. Деятельность русских историков в США в первой половине определяла взаимопонимание между англоязычным и славянским миром в широком историкокультурном контексте. Русские историки-эмигранты находясь в США, отстаивали своей профессиональной деятельностью интересы русской исторической школы в Америке, способствуя росту престижа в научном мире дореволюционной исторической науки. "Если бы не это поколение не выросли бы русские храмы-памятники в Лейквуде (Нью Джерси, кафедральный собор Пресвятой Богородицы в Сан-Франциско, не было бы Музея русской культуры в Сан-Франциско и исторического заповедника "Форт Росс" в Калифорнии, СвятоТроицкая и Свято-Владимирская духовные семинарии, не существовала бы Русская Академическая Группа в США, не выходили бы русские книги, газеты, журналы. Военный музей и архив Русской Императорской Армии и Российский Военно-морской музей (оба в г. Хоуэлл, Нью-Джерси), коллекции которых постоянно пополняются за счет добровольных пожертвований". Благодаря опыту и знаниям русской научной диаспоры, Америка в 40-50-е годы смогла унаследовать от Европы традицию лидерства в мировой славистике.

===================================================

 

Фаина Благодарова

 

 

Рассказ о себе

 

Прошу прощения, но моя скромность не позволяет мне описывать себя в различной прессе, хотя, казалось бы, пора начать говорить об этом. Но, как для меня трудно это делать.
Поскольку я никогда себя нигде не рекламирую, то совершенно не имею опыта писать о своей персоне. Но, как повествует сенсационная пресса, все самые интересные события, связанные со знаменитостями заключаются в том, что они пишут о себе. И в основном все описывают свои недостатки и пороки, и чем их больше, тем лучше.
И я решила не вводить новых правил, а придерживаться традиций и привлечь внима-ние читателя к себе и своему творчеству, рассказав им без утайки, о моих взлетах и падениях, связанных с рождением, в неправильном месте, в неправильное время. У меня не было никаких врожденных пороков, но остались шрамы приобретенные в душе от многочислен-ных переживаний и на теле от хирургических операций. О некоторых можно рассказать из-за их необычности.
В том, что, мы оказались в кольце Ленинградской блокады, можно было бы винить моего отца, из-за его недальновидности. Поскольку война застала нас на каникулах в Киеве у бабушки, мой отец мог бы посадить нас в товарный поезд, и вместо Ленинграда отправить в Ташкент. Однако, он был Военным и служил в Эстонии, а жили мы в Ленинграде, поэтому он, не состоянии предвидеть дальнейшее передвижение немецкой армии, решил, что родной дом лучше всего защитит от напасти, и как мы видим, оказался не прав.
О самой блокаде не будем даже вспоминать. Эта тема, слишком болезненная и достаточно описана мною в моей автобиографической книге: «Ах, эти черные глаза».

 

Помню, как-то при мне говорили,
Мол, в блокаду не учились дети.
Этим очень меня возмутили,
Я решила на это ответить!..

Все науки мы прошли успешно,
Правда, это не за партой было,
Это было за окном завешанным
И тогда, когда сирена выла.

Мы по сводкам знали географию,
По своим скелетам – анатомию,
По плакатам знали орфографию,
По пожару в небе – астрономию!

Составляли даже уравнения,
Когда пайку хлеба мы делили.
И по физкультуре упражнения
Делали, когда окопы рыли.

Создали свою литературу,
Мы по письмам, что отцы нам слали.
Знали музыкальную культуру
Мы, по песням, что бойцы певали.

Легендарные победы Рима
Позабыты были нами вскоре.
А предмет истории был зримым,
Тот, кто выжил, выучил историю.

Нам играть в войну не доводилось,
Та игра взаправду проводилась.
До того в нее мы наигрались,
Единицы лишь в живых остались.

Мы десятилетку не кончали,
Но экзамены с успехом сдали,
Аттестатов нам не выдавали,
А за храбрость выдали медали!

Рты воронок от разрывов охали,
Вырывая сердце у земли.
Не скатившись, слезы наши сохли,
И у глаз морщинами легли…

 

Не знаю, к счастью или нет, но мы выжили и отец служивший в Кронштадте, сумел эвакуировать меня с матерью после первой самой страшной зимы в истории человечества, через Ладожское озеро на Урал. В конце концов, он сам был заброшен из Кронштадта на Урал в то место, где строился первый в Советском союзе атомный реактор. Конечно, он об этом не знал, как и тысячи других смертников, которых держали за высоким забором, а на вышках стояли военные с автоматами. Это был поселок, который назывался Татыш. До прибытия на Татыш отец даже не мог представить, почему его морского офицера с корабля посылают на Урал в такую глушь, где даже тропинок в лесу нет. Но мой наивный папаша додумался (и это можно понять привезти нас из Пензенской области, где мы немножко отъелись, к себе на Татыш). Там мы прожили три года. Зимой я училась в школе в городе Кыштыме, а летом жила в бараке у родителей на Татыше и купалась в озере, куда сбрасывались все урановые отбросы из реактора. Но наших родителей никто об этом не предупредил. Строительство шло в глубокой тайне. И начальство знало, что они все равно покинут объект заранее, а те кто останется, включая местных жителей, если реактор взорвется, обречены. Так и случилось. Начиная от Челябинска, и почти до Свердловска, если не сразу, то люди постепенно вымирали, а Кыштым и Татыш, погибли все. Все это было скрыто от советских людей, ни радио, ни газеты о взрыве не упоминали.
Мой отец каким-то образом сумел узнать заранее о реакторе. Моментально он отправил меня с матерью в послеблокадный Ленинград, а его не отпустили. Какое-то время он там еще пробыл, и вернулся домой полной развалиной. Как-то его лечили, но спасти не могли. Не буду вдаваться в подробности. Всего не напишешь.
Вернувшись в Ленинград после эвакуации на Урал мы пугали публику нашим видом, поскольку вид у нас был, как будто мы были двухголовыми. Т.е. вместо шеи была одна голова, а на ней росла вторая. Кроме того глаза наши были навыкате и похожи мы были на каких-то чертей. Но надо отдать должное Советской медицине нам уделили внимание и принимали в поликлинике без очереди. Лечение: Иод с молоком. И как ни странно, это сработало. Примерно через год зоб стал уменьшаться, глаза постепенно тоже полезли со лба на место и благодаря усиленному питанию мы даже обросли мясом. Как одними из первых подопытными «кроликами», нами очень гордились, приписывая успехи в лечении, Советской медицине. Однако, не офишируя, что в будущем со щитовидной железой, лично мне все равно пришлось расстаться.
Так что будем считать это первым шрамом и спишем его на войну.
Второй на животе появился от аппендицита, который мне сделали без наркоза ночью в скорой помощи. Я не кричала, видимо от шока, только до крови грызла губы. А врач в оправдание все время повторял:
— Потерпи, детка, ты ведь блокадница… Не такое терпела. Ведь знаешь, весь наркоз ушел на раненых, на войне…
Припоминая другие «пороки», чуть не забыла про гланды в 16 летнем возрасте. Это тоже было без наркоза. Но здесь выставлялась какая-то другая причина. Однако я чуть не погибла не от боли, а от того, что захлебнулась своей кровью. У меня остановилось дыхание и я потеряла сознание. Как, и когда я очнулась, не помню. Около меня никого не было, кроме нянечки, которая вытирала мои слезы. Я «выздоравливала» сама, а зачем не знаю? Когда выписали из больницы, домой шла пешком. Институт УХА, ГОРЛА, НОСа, находился на Загородном проспекте в двух трамвайных остановках от моего дома. Я благополучно дотащилась до дома и своим ключом открыла дверь. Мать, как всегда, была на работе. Я легла и сразу уснула. Но вскоре разбудили клопы. Вот, черти! Всего за несколько дней в больнице я от них отвыкла… В своей автобиографической книге я подробно описываю борьбу и, наконец, капитуляцию перед клопами. А теперь перейдем к более значительным событиям, поэтому…
Пропустим строку, как будто бы за период с 1950 до 1963 никаких значительных шрамов не появилось, если не считать клиническую депрессию, положившую начало уже не шраму, а рубцу, через всю поверхность и внутренность моего тела, вдоль и поперек, не упустив ни одного миллиметра. И именно в этот паршиво–пакостный период было замужество за нелюбимого, рождение дочери и многое другое, что, одной злой рукой чуть не убило меня, а другой – благословенной – спасло!
В 1963 году я умирала от перитонита, после операции, которую делал самый знаменитый профессор Рюрик, и конечно тоже без наркоза. Не хочу вдаваться в детали, но операция была очень серьезная. Другие «мясники» – его помощники болтали о рыбалке и хохотали, а я, сжав зубы, про себя, выла. Через три дня начался перитонит. Месяц шла борьба за жизнь. Профессор Рюрик ни разу мою палату не посетил и после операции меня не видел.
Новый исследовательский онкологический институт был построен по последнему слову науки и техники и находился в поселке Песочная, в полутора часах езды на электричке от Ленинграда и в сорока минутах ходьбы от вокзала до здания института.
Тем не менее, глава института -- профессор Воробьев приезжал на электричке ежедневно, включая выходные и просиживал около меня, как сиделка. Весь персонал перешептывался, никто не мог понять, что происходит. А все было элементарно просто: Он не мог допустить, чтобы в его новом институте умерла 32 летняя женщина из-за халатности врачей, а тем более его друга профессора Рюрика.
Пропустим еще одну строку, чтобы не повторяться и не конкурировать со своими же книгами. Только скажем о главном, что за этот промежуток между тяжелой болезнью и моей эмиграцией в Канаду, я сделала самую большую ошибку в своей жизни. Вышла замуж во второй раз и родила ребенка недостойному, порочному, лживому предателю, который стал отцом моей второй дочери. Я поддалась на шантаж и до сих пор не могу простить себе эту ошибку. Первая половина рассказа «Клиника Отто» расскажет мою печальную историю.
Но как к этому времени была исполосована моя душа!!! Об этом повествуют мои книги, в которых я ничего не скрываю. Особенно моя первая книга «Ах, эти черные глаза…» и последняя «Из закоулков памяти».
Начиная с 1973 года – моей эмиграции, расскажут те же книги и другие, которые были написаны в разные периоды.
Но о следующем эпизоде я никогда раньше не упоминала и мне хочется рассказать о нем отдельно. Он меня не только ранил, но можно сказать физически и морально добил.
Приехав в Канаду, после «Римских каникул», начались тяжелые будни, о которых нет смысла писать, поскольку они были почти у всех эмигрантов одинаковыми, а если и отличались, то это могло быть связано с чисто индивидуальным восприятием процесса адаптации к новой жизни, и, к не предусмотренным требованиям специфических «персонажей», к правительству за свой приезд, оцененным ими, в виде большого подарка «провинциальной» Канаде. Особенно выделялись на общем фоне «работники кино». Никто из них не говорил, какую работу они выполняли на Мосфильме, но по улицам они всегда ходили с фотоаппаратами и с задумчивыми глазами.
Однако, рассказ, как вы понимаете, пойдет не о них, а обо мне. И это опять для того, чтобы подтвердить, как правы кумушки – подружки моей матери:
-- Ханочка, ну в кого у вас такая удачная дочь? И красавица, и талантливая, и не успела приехать, а ее уже пригласили петь с живым оркестром на еврейскую свадьбу в синагоге. Люди приезжают и ходят без работы и живут на мизерное пособие, а здесь?.. Скажите, может у нее блат?
Моя мать всю жизнь была отшельницей и боялась кумушек, как огня, поэтому, не успев дослушать до конца вопроса, убегала. Но если бы она ответила, то ответ был бы не таким оптимистичным, хотя мать подробностей не знала, потому что не жила со мной вместе. Она жила в доме у одной бывшей русской «принцессы», приехавшей из Москвы в Польшу, а потом в Канаду с мужем израильтянином – сапожником и сначала, приняв еврейство, и, конечно, разбогатев, она сделала нам одолжение, взяв мою мать, в прислуги.
Моя младшая дочь в первый год нашего приезда попала в дошкольную группу: и по возрасту и знанию английского она не тянула на первый класс. На ее и мое счастье буквально через несколько дней она принесла мне из школы первый сюрприз: детское заболевание СВИНКУ… Она проснулась с раздутой шеей на третий день после посещения школы, а я через три дня после нее. У нее это довольно быстро прошло, а я была на грани смерти. Оказывается, если в детстве ты не болел свинкой, то в возрасте 42 лет, это смертельно. Вызванный доктор деликатно подтвердил это. Буквально это звучало так:
-- Лекарства от этого заболевания нет! Имунная система сама должна его побороть. В Вашем возрасте крайне редко кто заболевает свинкой, а еще реже, кто выздоравливает. Принимайте аспирин… -- сказал доктор и ушел.
Не буду описывать свое моральное и физическое состояние, а тем более внешность. Недаром это называют «Свинкой». От макушки до плеч одно сплошное месиво. Ни носа, ни рта, ни ушей, ни глаз не видно. Мать ко мне не приходит: ей запрещено, чтобы не перенести заразу к хозяйкиным детям. Мы вдвоем с младшей дочкой. Она смотрит телевизор и что-то берет себе поесть из холодильника. Я не ела восемь дней, только буквально из пипетки капала воду себе в рот. Все время молилась, чтобы умереть, но и боялась испугать дочку, если она увидит меня мертвую. Несколько раз было желание спрыгнуть с балкона с 7 этажа, когда боль была уже непереносимой. (Не надо забывать, что это все было 35 лет тому назад). В то время врачи не прописывали наркотики и лечили иначе.
Теперь вернемся к главному, к свадьбе, за что я получила прозвище «удачной»!
Теперь уже всем понято, что я вычухалась и от «свинки». (Вот уж самое подходящее слово, если учесть, что свиней называют чушками). Свадьба же была заказана до болезни. Другими словами, та самая Ева, у которой служила моя мать, узнав, что я не умерла, направила ко мне мамашу жениха, которая, болея ностальгией, по своему Бердичеву, хотя покинула его в 30 году, решила сделать сюрприз сыну и, чтобы все песни были только русскими. Я убеждала ее, может быть неприятность, что я знаю песни на идиш и хибру и могу их спеть. Но она была неумолима. Она привозила оркестр к себе домой, приезжала за мной на машине и я, еще не совсем здоровая, должна была ездить каждый день на репетиции, чтобы научить музыкантов играть русские песни, которых они никогда не слышали. Музыканты, конечно, знали «Эй ухнем», «Калинка – Малинка», но она хотела современные, которые она слышала на пластинках.
Конечно, мне нужны были деньги, но мамаша так влезала мне в печенку, что я уже готова была отказаться от щедрого гонорара, только бы отвязаться от нее.
День свадьбы неумолимо приближался. Последние дни я изводила оркестр, но они не умели играть без нот, как наши русские сыграют «из под волос», даже Карменситту».
В конце концов, пару песен они приблизительно усвоили и я сказала:
-- Хватит! Все остальное играйте под одну и ту же музыку.
Оркестр начинал играть в 7 часов вечера. Я начинала петь в 8, в начале ужина.
Откровенно говоря, я очень волновалась. Никогда раньше я не выступала перед такой аудиторией. Никто, кроме Евы и матери жениха не говорит по-русски, а я не говорю по-английски.
Я уже была одета в свой незамысловатый сценический наряд и стояла в ожидании сигнала дирижера. Но я думала, что сначала кто нибудь объявит мой выход, представит меня и скажет, что по просьбе матери жениха будет русская программа.
Но ничего подобного не произошло. Дирижер повернулся в мою сторону и показал мне рукой, чтобы я выходила. Я вышла, и оркестр сразу заиграл, а я запела «А где мне взять такую песню». Не успела я пропеть пол куплета, как раздался звон ножей и вилок о хрустальные бокалы, да так громко, что я не могла себя слышать. Оркестр прекратил играть, а я убежала за сцену, где разразилась истерикой, какой не помню у себя. Мимо меня мелькали люди, все суетились. Пробежала Ева. Мамаша жениха проскочила мимо меня, задев рукой, но никто не остановился около, посочувствовать или извиниться.
Так я стояла примерно полчаса. Звонить было неоткуда и некому. Денег на такси не было. На улице зима, а я в туфлях. Наконец подошла Ева.
-- Одевайте, пальто, я отвезу вас домой – недовольным тоном отчеканила она.
В машине она прочитала мне мораль, что это, якобы, моя вина, я не должна была соглашаться петь по-русски, что эта тетка ненормальная и почему я ее послушала.
Я ответила ей сквозь слезы:
-- Вы же ее ко мне привели. Почему вы не предупредили меня, что она ненормальная.
Она зашамкала что-то в ответ, разбрызгивая слюну, при этом заявив, что я неблагодарная, что этот народ привез меня в Канаду, а она взяла мою мать на работу, хотя не заикнулась, что платит ей ровно четверть того, что положено платить, пользуясь тем, что старуха не знает законов. Однако поочередно, расточая свои «благодеяния» молодым эмигрантам, и, становясь «подружкой» молодых жен, она благополучно переспала с мужем каждой из них, видимо подбирая замену своему дряхлому мужу.
Описать мое состояние не хватит слов. Депрессия вернулась в полном расцвете. Крона ядовитого дерева обвалакивала меня своими змеевидными ветвями, шурша погребальными мелодиями. Еще не оправившись окончательно, не в состоянии безболезненно проглотить слезы я лежала целыми днями, и, глядя в потолок, видела перед собой черную дыру. Зачем я сюда приехала? Чтобы меня постигло худшее из разочарований? Тот народ, который меня звал сюда, который материально обеспечил мне мою жизнь на первых порах, тут же опустил меня в преисподнюю?!. Как такое могло случиться?
В таком ужасе прошло несколько дней. От «заказчицы» свадьбы не было слышно ни звука. По крайней мере, она обязана была извиниться за «недоразумение»?.
Недели через три ко мне в дверь постучались. Вошел очень интересный хорошо одетый незнакомый мне молодой мужчина. Не отходя от двери, он на ломаном русском представился:
-- Простите, что побеспокоил. Я адвокат. Добровольно помогаю русским эмигрантам, не знающим английского языка. Можете называть меня просто Альберт. Мне рассказали Вашу проблему, и я хочу Вам помочь.
Я вскочила с дивана и пригласила его войти.
-- Можете не пересказывать Вашу историю, я знаю детали. Я знаю, что Вы были очень больны и сейчас по Вашему виду не в лучшем состоянии. Я договорюсь с русскоговорящим врачом, который будет посещать Вас на дому, а потом он будет наблюдать Вас всегда, т, е, станет Вашим фамильным врачом.
Эту женщину, которая с Вами так поступила, мы можем привлечь к суду, и она заплатит Вам большую сумму денег. Но это процесс длительный и Вы должны быть психологически подготовлены к этой борьбе. Вам придется проходить разные психологические экспертизы и многие не знакомые Вам процедуры. Если Вы готовы, то я могу начать этот процесс. Другая возможность: написать ей письмо с предупреждением, что если она не извинится в письменной форме за унижение, которому она подвергла Вас и кроме того не уплатит Вам обещанный гонорар в двойном размере за ваше выступление, которое было сорвано по ее вине, то мы передаем дело в суд. Если в течение 10 дней мы не получим ответа, то она получит сразу повестку из суда.
Выслушав, что сказал Альберт, какое-то время, я молчала, глядя в пол. Он слегка дотронулся до моей руки. Я посмотрела на него глазами полными слез.
-- У меня нет денег, чтобы оплатить Ваши услуги.
-- Я же Вам сказал, что не беру денег. Я помогаю. Так какой вариант Вы предпочитаете? Привлекаем к суду, или пишем письмо?
-- Пишем письмо! – не задумываясь, ответила я.
-- Очень хорошо! Я сделал бы так же. Я приготовлю письмо и через пару дней явлюсь к Вам, чтобы Вам прочесть.
У дверей он ненадолго задержался, одевая плащ. Взяв мою руку, он сказал:
-- Почему у Вас такая холодная рука? Вам холодно в сердце? Поверьте, мне -- это пройдет. Наш народ очень доброжелательный и хороший. Он помогает не только евреям, но и другим, кто хочет остаться жить в Канаде. То что случилось с Вами в этом виновата невоспитанная канадская молодежь. Это пропаганда внушает им что все русское плохое и они не отделяют политику от искусства. С канадской молодежью надо работать. Я приехал сюда из России с родителями еще ребенком и я воспитан в другом духе. Мои родители прививают мне другие ценности, и я буду воспитывать своих детей совсем иначе.
Дальнейшие подробности не стоят описаний. А в нескольких словах:
От мамаши «жениха» был получен конверт с чеком на двойную оплату, как потребовал Альберт. Кроме этого было письмо, где виновница писала, что приносит большие извинения за задержку, но у нее есть оправдание:
В тот вечер, когда они с мужем возвращались после свадьбы, в машине у мужа случился сердечный приступ, но он, успев затормозить машину, тут же скончался.
В связи с этим она, убитая горем, не могла мне написать и заплатить, поэтому просит у меня прощение за все, что случилось, и она надеется, что мы останемся друзьями.
Я ей не ответила на письмо, но с Альбертом мы действительно остались друзьями. Слава Богу мне не приходилось обращаться к нему по официальным вопросам, но иногда мы встречались в доме у его родителей - абсолютно очаровательных людей, прекрасно говорящих по-русски и, любящих все русское.


===============================================

 

Михаил Садовский

 

 

Михаил Садовский — член Союза писателей г. Москвы и Союза театральных деятелей России, союзов и клубов писателей других стран. Его произведения не раз становились лауреатами всесоюзных, российских и международных премий и конкурсов по литературе и драматургии.
Широко известно его творчество для детей: книги стихов и прозы — «Лесные бусы», «Когда начинается утро», «Митяй», «Настоящий гром», «Дюртюли», «Зима на колесах» и др.; пьесы для театра — «Волшебная свирель», «Старый фонарщик», «Терёшечка», «Звездный мальчик», «Раз сказка, два сказка», «Вот теперь заживём» и др.
В 2006 году повесть «Бяша» стала лауреатом «Конкурса на лучшую книгу о животных для детей», объявленного издательством «ОЛМА-ПРЕСС», Союзом писателей и Международным советом по детской литературе.
Начиная с перестроечного времени в России стали издаваться «взрослые» произведения Михаила Садовского, до того находившиеся под запретом цензуры. Выпущены книги стихов «Завтрашнее солнце» (1992), «Бобе Лее» (1993), «Доверие» (1998), «Унисоны» (2001), роман «Под часами» (2003).
Публицистическим и художественным произведениям М. Садовского охотно предоставляют свои страницы периодические издания разных стран мира. В США в переводе на английский язык вышли книги прозы: сборник рассказов «Stepping into the blue» («Голубые ступени», 2004), повесть и рассказы «Those were the years» («Такие годы», 2006), роман «Before it`s too late» («Пока не поздно», 2008).
Любимые многими поколениями детей и активно исполняемые различными хоровыми коллективами песни и хоры на стихи поэта вошли в авторские сборники: «Солнечный рисунок», «Счастливая песня», «Мой зоопарк», «Где отдыхает день», «Музыкальные картины», «Солнечный прибой» и др.
Изданы в форматах LP и CD и занимают достойное место в репертуарах столичных и провинциальных театров музыкальные сказки, мюзиклы и оперы — «Умная песня», «Ежиные пироги», «Каменный цветок», «Золушка», «Пираты и призраки», «Сказки дядюшки Римуса», «Последний час до полночи» и др., написанные на стихи и либретто Садовского выдающимися композиторами: В. Мурадели, А. Спадавеккиа, К. Молчановым, О. Хромушиным, А. Флярковским, В. Соколовым, Р. Бойко, Ю. Чичковым, Г. Гладковым, С. Баневичем, В. Баркаускасом, А. Кулыгиным и многими другими.
В обработке для хора на стихи Михаила Садовского хорошо известны в музыкальных кругах сборники произведений композиторов-классиков — Грига, Шумана, Мак-Доуэлла, Гайдна, Словенского, Чайковского, Бетховена, Энеску и др.
В 2008 году Челябинское Издательство MPI (Music Production International) начало выпуск новой серии «Музыкальная коллекция на стихи поэта М. Садовского», в неё войдут, кроме вышеперечисленного, и новые, ещё не публиковавшиеся ранее произведения поэта, связанные с музыкой.
В декабре 2009 в Москве вышла из печати книга «размышлизмов» «Шкаф, полный времени», в которую вошли эссе-размышлизмы, основанные на беседах писателя с соавторами, друзьями — выдающимися людьми России второй половины ХХ — начала ХХI века.
В январе 2010 в Москве вышла из печати книга «размышлизмов» «Шкаф, полный времени», в которую вошли эссе-размышлизмы, основанные на беседах писателя с соавторами, друзьями — выдающимися людьми России второй половины ХХ — начала XXI века.
В летнем номере журнала AVE за 2010 год опубликован новый роман М.Садовского "Ощущение времени"
В 2011 году в Ярославле вышла книга стихов "Порванное полотно".
C 2000 года Михаил Садовский живёт в Америке (г. Нью Джерси), много и плодотворно работает, печатается в периодике разных стран мира.

Rado Laukar OÜ Solutions